Таисия Бекбулатова: «Путин по сути убил нынешнюю Россию»

«Это такая штука, распределяющая шляпа — непонятно кому и что выпадет. Кто-то нежелательный, кто-то иноагент, у кого-то уголовка или заблокированные счета». Таисию Бекбулатову, главного редактора «Холода», признали иноагентом еще в 2021 году. Она отказалась выполнять «унизительный закон» и помечать свои публикации «идиотской» плашкой. Все, кто сейчас занимается независимой журналистикой, в глазах нынешних властей, уже преступники, и нет никакого смысла играть по правилам начальства, — считает Таисия. За примером ходить далеко не надо — 22 года колонии журналисту Ивану Сафронову, бывшему коллеге Таисии по «Коммерсанту». Его осудили за информацию, которую можно найти в открытых источниках. Почему запикивать слово «война» нечестно по отношению к аудитории, как связана жестокость в Буче с бытовым насилием в России, и почему хочется вернуться на Родину, об этом — в новой серии проекта «Очевидцы».

Расскажите о себе

— Меня зовут Таисия Бекбулатова, я главный редактор «Холод-медиа». Медиа, запущенного три года назад. Буквально в августе 22-го нам исполнилось три года. Это издание, которое было изначально сконцентрировано больше всего на лонгридах из разных далеких уголков России. Мы много писали про криминал, про насилие, про различные штуки, когда государство злоупотребляло своими полномочиями, про полицейское насилие, давление со стороны государства на оппозиционеров и просто на независимых людей. Но, когда в феврале началась полномасштабная война, мы немного изменили свое издание, мы сразу запустили новости, которых у нас не было, и с тех пор, мы начали работать на более массовую аудиторию.

Почему вы уехали из России?
— У меня был обыск по делу Вани Сафронова, моего друга, бывшего коллеги. Я не уехала из-за этого, я оставалась после этого еще несколько месяцев. Но, в какой-то момент адвокаты мне сказали, что лучше уехать.

Я уехала с мыслью, что я уезжаю на пару недель, но ситуация так и не нормализовалась, и так получилось что, я единственная из всей редакции жила на момент начала войны не в России. И это немного облегчило ситуацию, потому что, у меня была возможность не заниматься своей эвакуацией, а подумать про то, как вывозить людей, как покупать билеты и все остальное.

Почему Ивана Сафронова осудили на 22 года?

— Я, к сожалению, была уверена, что это будет обвинительный приговор, и что срок будет достаточно большой. Поэтому я не могу сказать, что это стало шоком для меня, хотя, конечно, этот срок, он абсолютно безумный. В России, в принципе, есть такая логика, мне кажется, что чем менее у тебя обоснованное дело, тем больше шансов, что тебе дадут какой-то огромный срок. Видимо, есть такое ощущение, что все подумают, — ну раз ему дали 22 года, значит было за что, просто так не дают 22 года, может быть, дали бы поменьше. Но, это, конечно, совершенно не так. Расследование «Проекта» очень хорошо показало, что в этом деле нет никаких доказательств. По сути Ваню посадили ни за что, но понятно, что его посадили за журналистику, за его источники, за его отказ сотрудничать. Я думаю, что это было тем моментом, который взбесил больше всего, потому что несколько раз ему предлагали сотрудничество и обещали снижение срока. Чабан, следователь, обещал звонок маме в обмен на сотрудничество, что конечно, совершенно изуверское поведение. Но, видимо, моральных норм у этих людей уже давно не осталось.

В последнее время популярен стал этот мем про срок ППЖ — пока Путин жив, и я боюсь, что дело Вани из этого разряда. 22 года — это по сути некий абстрактный срок, который, я надеюсь, не будет выполнен в итоге, потому что просто невозможно жить с верой в то, что невинного человека могут посадить на 22 года. Конечно, я рассчитываю на то, что когда этот режим рухнет, как бы наивно это ни звучало, что все такие дела будут пересмотрены, и все политзаключенные выйдут на свободу, в том числе Ваня.

За что вас лично признали иноагентом?

— Я связывают это исключительно с «Холодом». Они вносили в этот список в основном независимых журналистов, и понятное дело, если ты основатель независимого издания, которое пишет про Россию разные неприятные для власти вещи, то рано, или поздно, ты там окажешься. Но, это такая штука, она как будто распределяющая шляпа, непонятно, кому чего выпадет, кто-то нежелательный, кто-то иноагент, а у кого-то уголовка, у кого-то заблокированы счета. Короче, всем сестрам по серьгам. Никто не останется в обиде. Но мне вообще не важен этот статус. Я не выполняю эти требования, и не собираюсь их выполнять, потому что это унизительный закон, он создан для того, чтобы унижать людей, и я не люблю когда меня пытаются унижать, и не собираюсь с этим мириться. Если они хотят выписать мне штраф, пусть выписывают.

В какой-то момент я просто поняла, что мы все, кто занимается независимой журналистикой, мы все столько преступлений совершили, по мнению российской власти, что уже нет смысла пытаться играть в какую-то безопасную игру. Понятное дело, что за любую статью на «Холоде», где мы, естественно, называем войну войной, может последовать, что угодно. Зачем придумывать для себя еще какие-то проблемы, писать везде, что ты иноагент, и все остальное?

Возможна ли сейчас независимая журналистика в России?

— Когда началась война, были споры, где логичнее оставаться, нужно ли оставаться там, соблюдая цензуру, или нужно уезжать, и не соблюдать цензуру. У меня этого вопроса в голове не было, и мне кажется реальность доказала, что это правильно. Все медиа, которые остались и пытаются соблюдать цензуру, чтобы их не заблокировали, называют войну специальной операцией — не работают на результат, на который должно быть нацелено медиа. Что нужно медиа? Медиа нужно доверие читателей. Если ты запикиваешь слово «война», или меняешь его на «специальную операцию», ты изначально задаешь лицемерные правила игры с читателями. То есть, ты прямо не говоришь, они прямо у тебя не читают. И мне кажется, что это ломает доверие между читателями и медиа. Это, по сути, подрывает основную функцию медиа — говорить обо всем прямо.

Связана ли легитимизация насилия в России с жестокостью российских солдат в Украине?

— В принципе, все что мы освещали — это ведь очень близко к тому, что сейчас происходит. Это немножко другая сторона, но это во многом объясняет происходящее. Почему я, к сожалению, не была удивлена, когда я увидела эти ужасные фотографии из Бучи? Потому что, мы все время писали про этих мужчин, которые засовывают своих жен расчлененных в сундуки, топят их в озерах, и так далее. И вот этот вот уровень абсолютно привычного насилия, который существует в России, он не мог ни привести к чему-то подобному, к сожалению. Потому что, если ты привык к тому, что тут женщин расчленяют каждый месяц, убивают и насилуют, и у тебя к детям отношение такое, что их бьют с самого раннего возраста и так воспитывают, то вот эта нормализация насилия в повседневной жизни, она не может не сказаться в том числе и на таких вещах. Военные преступления, к сожалению, не берутся ниоткуда, они берутся из психологии, в том числе повседневной.

Каким видите будущее России?

— Будущее России туманно и холодно.

Когда началась война, мне казалось, что это такое безумное преступление, что оно не может длиться долго. Мне казалось, что вот два месяца, и все закончится, и мы сможем начать возвращение к более нормальной жизни, к искуплению этих преступлений. Сейчас мы видим, что это затянулось на страшное время, и количество жертв, к сожалению, уже просто поражает воображение.

Когда это все началось, моя первая реакция была, что Путин по сути убил нынешнюю Россию, и она больше никогда не будет прежней. В том числе, мне казалось, что это вопрос границ, потому что, когда ты совершаешь что-то настолько страшное, ты просто не можешь остаться в таком же состоянии. Даже, если ты не человек, а страна. Мне казалось, что обязательно будут движения по выходу из России, по разделению России, и я даже не могу сказать, что это плохо. Очевидно, что это будет насильственный путь, но возможно, это будет историческая справедливость. Сейчас у меня нет конкретного ощущения, что Россия развалится, но очевидно, что как минимум, это приведет, уже привело, к очень громкому разговору про федерализм. Потому что, это единственный способ сохранить Россию, как страну так, чтобы она стала более нормальным государством.

Вы готовы вернуться в Россию, если режим падет?

— Я, честно говоря, не считаю, что я прям уехала из России. Я до сих пор живу в ощущении, что я уехала временно, и жду ближайшего подходящего повода вернуться. Просто мне кажется, что журналист в СИЗО — это довольно бесполезная штука, в отличие от политиков, например. Я безмерно уважаю Навального, Яшина, Кара-Мурзу за их позицию: зная, что они сядут, они все-таки сели и отсиживают свой срок. Но, это их репутация, как политика, это то, на что они смогут опираться в дальнейшей своей политической жизни. В этом плане, не могу сказать, что журналисту, как бы цинично это не звучало, вообще имеет смысл сидеть в СИЗО, и в колонии. Это просто бессмысленная растрата ресурсов, которые могли быть потрачены на то, чтобы попытаться что-то изменить.