Михаил Кумок: «Российский диктатор живет в параллельной реальности»

Михаил Кумок, мелитопольский еврей, шестидесятники по году рождения и по мировоззрению. До 30 лет был историком, преподавал, защитился, кстати, в Москве. После девяностого сложилось так, что занимался медиа, создал медиахолдинг, один из ведущих на Юге Украины. В 60 лет отошел от практической работы. Те люди, которых я привел в холдинг, и в значительной мере способствовал их формированию, вполне справлялись, и что мне очень приятно, что ни один из них не пошел на сотрудничество с оккупантами.

Расскажите о себе

Михаил Кумок, мелитопольский еврей, шестидесятник и по году рождения и по мировоззрению. До 30 лет был историком, преподавал, защитился, кстати, в Москве. После девяностого сложилось так, что занимался медиа, создал медиахолдинг, один из ведущих на Юге Украины. В 60 лет отошел от практической работы. Те люди, которых я привел в холдинг, и в значительной мере способствовал их формированию, вполне справлялись, и что мне очень приятно, что ни один из них не пошел на сотрудничество с оккупантами.

Ваши первые мысли и чувства 24 февраля

Во-первых, нужно сказать, что наш город обстреливали. Ракетный удар был нанесен по военному аэродрому и по радиолокационной станции. Не хотелось верить в то, что это возможно, но здравый смысл подсказывал, что к сожалению да, потому что российский диктатор живет в параллельной реальности, и возможно всякое. Было, ну, наверное, страшно, наверное, горько от понимания, что для нашей семьи больше не будет России. Для Украины больше не будет России. Это война. 

Как происходила оккупация Украины?

Военные отступили из города 24-го. 25-го зашли оккупационные войска, без выстрелов. Стреляли из танка всего один раз по зданию службы безопасности Украины. Я думаю, скорее потому, что там не открыли, потому что некому было открывать. В первые дни, это скажем так с марта, в городе происходили проукраинские митинги и шествия. Наша семья, конечно, принимала в них участие. После нескольких силовых разгонов митинги остановились.

Что сейчас происходит с вашими медиа?

Их контролируют оккупанты. Сначала заняли офис, а потом и типографию. В офисе располагается то, что в при Советской власти называлось отдел агитации и пропаганды. Ну, так во всяком случае, на нем написано. Мимо я проходил, заходить – не заходил, конечно. Типографию не запустили.

Предлагали ли вам российские власти сотрудничество?

Да, конечно, предлагали. Ну, это принято называть похищением. И по сути дела, это и было похищение. В один из дней, это было 21 марта, у нас существовал внутриредакционный чат, уже утром я знал, что забрали трех наших журналисток, понимал, что придут и за мной. Забрали не только меня, но и мою жену, и дочь, которая жила по соседству, и которая активный проукраинский блогер. Время детей уже пришло. Да, предлагали, но поскольку у нас кроме украинских паспортов есть и израильские, в отношении нас насильственных действий не было. Ну, предложения такого рода, это как у Высоцкого, про деревянный костюм, но нам деревянные костюмы не предлагали, но предлагали какие-то блага, естественно, какие-то заказы, но мне достаточно просто было объяснять, что 30 лет я создавал независимые медиа не для того, чтобы сейчас обслуживать тех, кого считаю оккупантами.

Расскажите подробнее о похищении

 Мы живем в трехэтажном доме, подъезд закрывается на замок, поэтому нас забрали позднее, чем журналисток. Журналисток  где-то часов в семь утра, а нас в девять.  Пятеро вооруженных людей. Естественно, я открыл дверь, потому что глупо было бы дожидаться, пока её высадят. Я имею ввиду дверь квартиры. А подъезд открыли люди, которые выходили. Пятеро вооруженных людей вошли в квартиру. Разговор был с ними скорее ни о чем. Забрали телефон, ноутбук и системный блок компьютера, которым мы давно уже не пользуемся, предложили пройти с ними. Шутки ради я спросил, – не идти можно? Конечно, нет. И нас отвезли, меня в одной машине, жену в другой, в здание районной администрации, где в то время располагался один из штабов оккупантов. Причем, все это делали люди в балаклавах, я спросил у них, – смотрите, перед вами два человека 60 плюс, без масок, без ничего. Вы пятеро крепких и вооруженных молодых людей. Зачем это?  

– У нас так положено!

– Ну, понятно.

 Те, кто говорили с нами, тоже представлялись только именами, их нет смысла запоминать, потому что они могут быть настоящими, могут нет, не имеет никакого смысла. Но, разговор шел о том, что спецоперация, вас освободили от нацистов, вот теперь русский язык. Я говорю, – ребята,  ну вот, смотрите, перед вами еврей, который издает медиа на русском языке,  причем 30 лет. Как-то, до вашего прихода, про нацистов не знал, и русский язык мне никто не запрещал. А надо сказать, что один из факторов, когда мы стартовали, когда мы поднимались, именно тот и был, что при советской власти, как и в других регионах, была одна газета, и на украинском языке. А тут вдруг появилась, с одной стороны на русском, который родной для большинства населения, с другой стороны, естественно, которая писала не то, что надо, а то, что есть. 

Спрашивали, – участвовали в митингах? 

-Участвовал, а что? Мелитополь – это Украина, это никто не отменял.

– Почему вы рассматриваете нас, как оккупантов?

– Как вас рассматривать? Я не просил, чтоб меня освобождали,  собственно, в Мелитополе никто не просил. 

Больше о сотрудничестве шло во время второй встречи, на которую меня, вот здесь, действительно, надо сказать, пригласили. Собеседником был выходец из Украины, он представился. Сейчас он возглавляет фейковый Мелитопольский университет. Но здесь разговор был скорее о том, что вот она новая реальность. Мелитополь будет Россией, вот попробуйте работать, как “Эхо Москвы”. Я говорю, – вы курсе, что “Эхо Москвы” уже закрыли? Ну, можно критиковать местную власть. Я говорю, – у меня даже к местной власти меньше претензий, потому что от них ничего не зависит. Я больше критиковал всегда Президентов, начиная с Горбачева. Вашего как, можно? На этом, собственно, разговор и закончился.

Почему вы решили уехать только сейчас?

Потому что, старшая дочь, которая всю жизнь занимается свадебными платьями, и в Мелитополе, и в Израиле, а обе наши дочери постоянно живут в Израиле, именно на момент оккупации была в Мелитополе, и очень горячо и эмоционально восприняла всё происходящее, была блогером, участвовала в благотворительной деятельности, и отказывалась выезжать. Поэтому, лето мы провели на даче. Не так противно, вертолеты над нами летали, но это и всё. Почему в Израиль, тоже понятно, потому что мы евреи, там дети. Надеемся вернуться в Украинский Мелитополь. Не только надеемся, а после Харьковского контрнаступления, уверены. Когда это произойдет – не загадываем, но надеюсь, не позже весны. 

Что сейчас происходит в Мелитополе?

Наверное, половина жителей Мелитополя выехали. Ну, вот скажем, в нашем подъезде жилых 4 квартиры, в них осталась сейчас одна женщина. Для сектора многоэтажной застройки, это характерно, выехало больше половины людей. Из собственных домов, из сельской местности, наверное, меньше половины. Но, я думаю, на круг, порядка половины.

 Что представляет  собой оккупационная власть, помимо, собственно, военных структур, в которых, как я полагаю, принимаются все решения. Во-первых, работают коммунальные службы. Хотя, газа нет уже месяца два. Периодически уходит электроэнергия. Ну, про события, связанные с Запорожской АЭС, я не стану рассказывать, про это и так все знают. Сейчас электроэнергия поступает из Крыма, газ оккупанты обещаю через Мариуполь, Бердянск. Я не уверен, что это состоится. Во всяком случае, люди готовятся к очень сложной зиме. 

И выехали очень многие врачи, как правило, более квалифицированы, им есть куда, они востребованы. Медицинская помощь оказывается, в школы пошли дети. Не отправить детей, у оставшихся, наверное, возможности не было. Соответственно, школы не все запущены и, конечно, не заполнены. Понятно, что и в детских садах, и школах, пошло промывание мозгов, и это омерзительно. Мелитополь достаточно динамично развивался, в городе в последние годы появились, в небольшом городе, 150 000, бассейн, ледовый дворец. Оккупантам удалось их запустить, но посетителей не слишком много. 

Почему многие в России поддерживают войну?

Имперский характер России, начиная с Петровских времен, он никуда не делся. Его воспринял сначала Советский Союз, а потом Россия, и скажем так, Горбачевская, Ельцинская оттепель, если это можно оттепелью назвать, она была скорее исключением. Я сочувствую вменяемым людям в России, но мне кажется, для всего мира, и для российского народа,  лучше будет, если Российская империя перестанет существовать. Она ведь поработила сначала своих людей. Ну, и понятно, что у Геббельса было только радио, а телевидение, оно же эффективнее. Я вам скажу, что в Мелитополе те, кто смотрят российское телевидение, а естественно, что бабушки смотрят,  подвергаются тоже воздействию.

Зачем Путину война?

 Для меня очевидно, что адекватности восприятия уже нет, но он воспринимает, вероятно, себя, как собирателя земель. Без Украины, какая же империя? 

Чего вы боитесь больше всего?

Страх может быть за семью, за детей. Я, наверное, не боюсь. Но, за детей всегда тревожишься, потому что просто, это семейное.

России, после Харьковского контрнаступления, наверное, уже никто не боится. Понятно, что это вопрос времени, но какого времени? Конечно, мне обидно, что 30 лет я создавал что-то, и это неплохо работало. А сейчас это не работает, и запустить будет нелегко. Но, это не боязнь, это скорее, ну, вот неприятно.

Каким видите будущее Украины и России?

 Украина, я надеюсь, станет Европейским государством. Я, вы знаете, я очень долго надеялся, что Украина станет мостом между Россией и западной цивилизацией. Очень долго надеялся. Но, мне кажется, что фатальные ошибки были допущены. Сейчас мы в Грузии находимся, в 2008 году, России сошла с рук агрессия против Грузии. При моей жизни нормальных отношений Украины с Россией не будет, даже в случае распада России. Кровь, она, нелегко забывается, а Россия очень далека от покаяния, я не уверен что при моей жизни оно состоится.