Когда вокруг зомби

Андрею – 43. Юрист из Подмосковья. Занимался защитой прав потребителей. В частности, в начале 2010-х вместе с ОЗПП изучал, не ущемляются ли права потребителей владельцами мелкого бизнеса на территории московского Храма Христа Спасителя. После 24 февраля 2022 решение покинуть страну принял быстро. Почему высказываться против войны важно, даже если ничего сразу не изменится, и в чем было неправо мировое сообщество, Андрей говорит в новой серии «Очевидцев».

Расскажите о себе.

 — Меня зовут Андрей, мне сорок три года, я из небольшого города под Москвой. Я юрист, занимался защитой прав потребителей. Именно в этой сфере участвовал в громких процессах. Если слышали — были процессы с Макдональдсом, с Храмом Христа Спасителя, с парком Горького. Одновременно занимался активистской деятельностью, задерживался, арестовывался, штрафовался.

Как ты узнал о войне в Украине?

 — На протяжении долгого времени каждое утро начиналось с мобильного телефона и просмотра новостей, и утром 24 я узнал, что таки оно началось. Неделю мы с женой прожили в истерическом состоянии, потому что ко мне и так полиция ходила более-менее регулярно, пытаясь провести профилактические беседы, фейковые повестки таскали. Поэтому каждый шаг на лестнице напрягал, и в какой-то момент мы поняли, что так больше не может продолжаться и надо валить.

Почему ты уехал из России?

 — Страшно. Понятно, что если будет указание сверху провести зачистку, то раз-два — и ко мне пришли. Во-вторых, понимание того, что изнутри уже нельзя ничего сделать.

Почему в России многие поддерживают войну?

 — Хотелось бы верить, что это всего-навсего из-за недостатка информации, но, с другой стороны, понимаешь, что сейчас получить информацию — это не проблема. Даже в условиях военной цензуры в России совершенно не представляет труда узнать все то, что хочешь узнать. Наверное, это какой-то страх, когда пытаешься донести до людей информацию: «Нет-нет-нет, я даже смотреть не буду то, что ты показываешь».

Общаешься с друзьями в Украине?

 — Хоть они и знают кто я такой, что я давно занимаю нормальную позицию, всё равно самим на связь выходить было достаточно страшно. Тем не менее, поддерживаем связь, они нам писали, мы им писали. С помощью одного нашего друга, который сейчас в Словакии, уговорили нашу подругу из Днепропетровска уехать с ребенком, и сейчас она в Польше.

Кто виноват в том, что жизнь миллионов разрушена?

 — Главный, кто виноват — это понятно, что товарищ Путин, но ещё виновато огромное количество людей. Напрямую — те, кто в России его поддерживают. И косвенно — не побоюсь сказать, мировое сообщество, которое повторило ошибку конца 30-х годов умиротворяя агрессора. Если бы с той стороны заняли ясную позицию, хотя бы в 2008 году, после грузинских событий, то это удержало бы от многих последующих шагов.

Чувствуешь вину за происходящее?

 — В отличие от большинства, конечно. Несмотря на то, что я всю свою сознательную жизнь пытался этому противостоять, и нельзя меня упрекнуть хоть в чем-то, что я хоть раз поддержал действие этих властей.

Что не так с Россией?

 — Ведь это не только с Россией происходило. Это происходило в свое время и с немцами, и с половиной корейцев. Но кто-то от этого сумел вылечиться, а кто-то нет. С другой стороны, немцы сумели от этого вылечиться только после полного разрушения страны, оккупации, расчленения и прочего. К сожалению, России без этого не обойтись, если предполагать, что у нее есть хоть какое-то будущее.

Есть ли смысл в протесте?

 — Протесты за пределами страны имеют определенный смысл. Хотя бы в качестве воздействия на общественное мнение западных стран, для активизации помощи Украине. А внутри страны они сейчас, конечно, практического значения не имеют, максимум какое-то очень символическое. Для того, чтобы людям, оставшимся там, окончательно не свихнуться, думая, что они остались одни. Потому что, когда собираешься вместе, хоть видишь, что ты не совсем сумасшедший, несмотря на то что окружают тебя совершенные зомби.

Чего ты боишься?

 — Страхи полного непонимания, куда мне деваться. У меня паспорт заканчивается через считанные месяцы. И поэтому есть варианты либо как-то пытаться напроситься в Европу по гуманитарным соображениям, либо здесь переходить на нелегальное положение. Эта неопределенность напрягает. А глобальные страхи — это, конечно, за судьбу людей, которые остались в России, и за тех, кто не заслужил того, что может случиться.

Вернёшься, если режим Путина падёт?

 — Мне страшно окончательно ставить точку, что я никогда больше не вернусь. Меня совершенно не устраивает тот режим и страх этого режима, и когда это режим сменится хотя бы на более мягкий, я тут же буду рассматривать возможность вернуться. Я все-таки надеюсь, что не все в окружении Путина согласны с тем, до чего он довел страну. Потому что одно дело — маленькая победоносная война, а другое дело, затяжная война, закрытие границ и полная изоляция. Многие люди за Путина были не потому, что они так любят Путина, а потому что с его помощью они имели возможность обогатиться и нормально жить на Западе, который они якобы ненавидят. Поэтому надежда всегда есть.