Даша Павлова: «Мне снится Россия»

Даша — волонтерка в Emigration for action, она собирает деньги на медикаменты для украинцев на квартирниках, на больших концертах. В «полдень против Путина» в Ереване она обошла с боксом всю очередь и собрала полторы тысячи долларов. Даже деньги, подаренные ей на свадьбу, пошли на благотворительность.

Даша считает, что борьба с режимом — это кропотливая ежедневная работа многих людей. И здесь можно много сделать: перечислять деньги нуждающимся, писать письма политзаключенным, волонтерить.  В общем — не ждать, а действовать.

Расскажите о себе.

— Я Даша Павлова из Петербурга. Сначала вторжения подалась в IT. Код пишу, рисую картинки. Хобби занимают большую часть моей жизни, их много. Я разбрасываюсь, но некоторые я довольно верно на протяжении долгого времени. Это скалолазание, музыка. Я пою, играю на зарплатах, пинаю гитару. Что ещё? Ну, сейчас это актерство, активизм тоже. Важно участие в идентичности.

Почему вы уехали из России?

— Точно не хочу удивлять, да, когда я говорю, что, типа, это была только моя политическая позиция. Я испугалась, если честно. Очень сильно боялась, что закроют границы.

Но одновременно невозможно было терпеть то, что происходит. И если до этого можно было иметь разную политическую позицию, я даже общалась с людьми, которые говорили, что Путин ок, то в 2022 году, в феврале, я просто уже не могла это терпеть.

И захотелось активно действовать. Я поняла, что в Питере, если я буду продолжать как-то протестовать, даже, блин, с зелёной ленточкой ходить или с рюкзаком с пацификом жёлто-голубым, уже будет плохо. Хотелось сделать ещё более какие-то важные, значительные вещи.

Вы часто ходили на митинги?

— Наверное, как и все, типа, несколько раз в год. Я даже помню свой первый митинг.

Помню самый классный, у меня есть в голове какая-то подборка. Первый раз я пошла поздно довольно, году в 18, мне кажется. Ну вот как раз, когда выборы прошли и был анонсирован митинг. Не помню лозунг точно, что-то про «Нет выборам».

Ну вот я первый раз сходила и поняла, что, о, типа, так можно делать? Это не страшно, это интересно. Это какие-то чувства необычные вызывает.

Вот и есть, и в пору я ходила… Ну, короче, на все громкие точно.

При переезде в Грузию вы оказались на Верхнем Ларсе. Расскажите об этом опыте.

— Мы, какими-то, были очень везучими. Получается, мой тогдашний молодой человек прошёл первым Ларс, и на следующий день он нам всё уже порешал: явки, все машины.

То есть у нас было прям несколько машин, которые нас там подхватывали тут, подхватывали там. Вот. И я ехала со своей сестрой и её парнем. Просто мы типа собрались. Я там… я же в туризме работала. Поэтому как бы я им дала там рюкзак её парню. Мы там еду хорошенько закупили и разгрузили мою сестрёнку хорошенько-хорошенько с её парнем.

В общем, я бы не сказала, что это было суперсложно, потому что как раз в тот вечер, когда мы пришли, разрешили пешком его проходить. Даже велик не пришлось покупать. Поэтому мы прошли пешком. Утром она закончилась — еда.

Я уже устала всё решать. В руки взяли всё моя сестра и её парень, и они просто прошли на машину, которая уже довезла нас до конца вот этой зоны, после того как мы перешли границу.

То есть это было, наверное, сутки с момента, как мы вылетели из Питера в Нальчик, и до момента, как мы уже были в Тбилиси. Так что всё прошло очень лайтово, без особых приключений.

Было интересно ночью, потому что, во-первых, было холодно. Там у каждого были какие-то свои функции: кто-то играл на гитаре, кто-то там болтал, развлекал людей. Я была «снаряга-гёл». У меня куча всякой снаряги: я давала спальники, давала свою пуховку горную, ещё какие-то одежды, чтобы погреться.

И мы по очереди вот так всей тусовкой их переодевали. Там какое-то маленькое гражданское общество организовалось, потому что было куча людей, которые пытались пройти просто.

Мы стояли там всю ночь, часов 9, получается. Было очень холодно. И пытались люди пройти просто мимо. Там стояли люди, которые такие: «Нет, вы не пройдёте».

Я тоже иногда к ним подходила и помогала не пропускать людей. Был этический вопрос: пропускать, не пропускать грузин? В итоге мы их пропускали, потому что, ну, типа, мы тут пришли стоять, не в свою страну.

Интересный опыт. Сочувствую тем, у кого он был сложнее. Я слышала, да, про многие сутки, сломанные рёбра, нехватку воды и еды. Конечно, да.

Я уже потом, когда перешла, приехала в Грузию и начала тут волонтёрить в Migration for Action, узнала, что ребята ездили сюда и встречать там людей, которые, типа, прошли. Они там еду, воду тоже давали.

Вам пришлось сменить профессию после переезда. Как это было?

— Я работала горным гидом. В целом, можно было тут продолжить как-то водить походы, но всё равно это не были бы какие-то суперстабильные деньги. Это нужно было бы долго на это выходить. А у меня денег было нифига.

То есть я уехала, первый раз у меня было 500 долларов, второй раз, может быть, 1000 долларов. И второй — потому что первый раз за три месяца я вообще не поняла, что, куда, как. И я тогда только дополнительно писала какие-то статьи про outdoor. Ну, то есть очень мало денег.

Второй раз я приехала. Сначала я нашла себе там работу со статьями, где чуть-чуть побольше денег, и потом села думать: ну, нужно что-то уже серьёзное, какую-то взрослую работу.

Я даже не думала на самом деле пройти, потому что где я и где кот, там вот это вот всё. Я слушала, по-моему, подкаст Каца, и там была реклама курсов и профессии UX/UI-дизайнер.

И я такая: блин, звучит интересно. А я до этого не была связана ни с творчеством визуальным никак, ни с компами. То есть мне информатику делали в универе другие люди, а я им делала черчение. Ну, то есть настолько всё было плохо, и мне всегда было сложно во всём разбираться.

Но я прошла какие-то бесплатные сначала курсы, неделю, короче, подумала. За эту же неделю выбрала себе, какие именно это будут курсы, и решила просто с кредитки купить их за 80 кэсов.

В общем, это был какой-то тык в небо. Я тыкнула — и, на удивление, попала. Я до сих пор удивлена, что это получилось.

Год, получается, я училась на курсе. Можно было бы быстрее, можно было медленнее. Я даже до конца их не прошла. Просто я форсировала ситуацию, начала раскидывать резюме.

Отправила в 35 мест, по-моему. Уже офигела, но потом узнала, что это мало. И что обычно в IT, когда ищут работу, они кидают в 100, в 200, в 300, и это как бы нормально.

Но меня взял, получается, человек, который меня знал лично, с которым мы лазали просто на скалы. И у него была своя дизайн-студия. Он меня просто жировал, и до сих пор я там работаю уже год, получается.

И что-то получается. Я очень рада, в общем. Но это получилось случайно. Мне повезло.

Что самое сложное в эмиграции?

— То, что я не могу в Россию вернуться.

То есть… если бы я могла хотя бы приехать туда на недельку, на месяц. Мне очень часто снится Россия. Мне часто снится, что я туда приехала и только: стоп, меня же тут должны посадить или что-то такое.

Мне часто снятся там родные улочки.

И вот мы с мужем, получается, уже вместе полтора года. Мы не были вместе в России, мы познакомились в эмиграции. Это очень странное ощущение.

Мы друг другу иногда показываем, типа, на гугл-картах свои родные места. Он мне показывает вот Москву, я ему показываю Питер, Всеволожск.

И как будто бы это… Когда ты уезжаешь, типа, за хорошей жизнью, ты можешь, если там в твоей стране не совсем жизнь, ты можешь вернуться и такой: ну, у меня не получилось, или мне было сложно, я хочу отдохнуть.

А как бы из-за того, что я не могу вернуться, мне с этим сложно.

Вы учите грузинский?

— Ну вот это мой минус-балл в эмиграции. Я вроде такая молодец, что-то делаю, но грузинский я не учу.

И это было моё осознанное решение и с турецким, и с грузинским, что я там учу какие-то базовые 20-30 слов, какие-то бытовые фразы. И это всё. Потому что я планирую переезжать в Европу, и я буду учить язык страны, куда перееду.

У меня даже уже была попытка изучения испанского, потому что как бы уже был реальный вариант переехать в Испанию. Но он обломался, и я учила там испанский пару месяцев. Я до этого ещё учила его в универе и знала уже, ну, типа, слабенький А1.

А полтора вот на это в итоге оказалось пустой тратой времени. И для меня моё время очень важно, его мало, его не хватает, и постоянно на гараже его не хватает.

Поэтому я сделала такой не очень честный по отношению к людям, которые живут в этой стране, выбор — не учить грузинский.

Когда перееду в страну, где мне могут дать легализацию и куда меня точно пустят, тогда, когда я выеду, я буду учить язык этой страны.

Почему вы решили заниматься благотворительностью?

— Я уехала и такая: ну всё, теперь можно. Вот. И я подала заявку в Helping to Live. Я начала у них волонтёрить в редакции.

Они ещё очень долго обрабатывают заявки, долго интервьюируют. До этого я делала какие-то сборы, типа: «Ребят, у меня день рождения, давайте соберём бабла». Мы там собирали сколько-то, не знаю, 30 тысяч, 20 тысяч. Кидали их тоже пару раз в фонды.

Вот. Ну вот в Helping to Live я уже столкнулась с какой-то структурой волонтёрства, с какими-то созвонами, с какими-то конфликтами с украинцами. Не лично у меня, а просто, что это было в общем, ещё в 2022 году, в первой половине.

Когда россияне писали про свои проблемы, украинцы их обесценивали. Реально норм, потому что наши проблемы во многом полная херня по сравнению с тем, что происходит у них. Просто почему-то мне это помнится.

Я ещё запомнила, что я же писала там тексты. Все страны мы писали с большой буквы, Россию мы писали с маленькой буквы. Это была такая политика, редполитика, это так называется.

Какое-то время я, получается, там волонтёрила. Но это было не супер активно. Хотелось чего-то ещё, какой-то ещё движухи. Ещё мы делали всякие там благотворительные квартирники, концерты.

Из этого вырос мой проект с мужем, который называется «Музыка против войны». Мы его запрокрастинировали и бросили. Мы делали просто концерты в пользу какой-то организации.

Сначала Russians Against War Antalya, потом Immigration for Action уже тут, в Тбилиси. Сделали штук шесть, наверное. Причём мы даже в целом неплохие деньги иногда собирали.

На самом классном концерте… Это мы скорее помогали в организации. Для чувства help помогали ребятам из Dva Dnya. Полторы тысячи долларов, мне кажется. Там огромная команда музыкантов, там даже довольно громкие. Такие крутые музыканты были.

Понятно, почему такие деньги были собраны. Но всё равно это классно. Мы делали антивоенные квартирники уже тут, в Грузии. Но я понимала, что я хочу как-то систематизировать своё волонтёрство, потому что я как-то очень разбрасывалась, а в итоге потом не доделывала.

Хотела что-то сделать, но не могла. Мне нужно было что-то, где не нужно супергореть постоянно. Потому что если постоянно гореть, ты перегоришь.

Вот. И поэтому я пришла такая: хочу волонтёрить в отделе медикаментов. У меня тут уже была знакомая, с которой мы волонтёрили в «вписочный» проект. Очень прикольный проект, который был как раз, когда была мобилизация.

Тут 10 дней мы сидели и распределяли людей, знакомили их с теми, кто уже переехал, и мог их вписать. Люди, которые приехали, такие: «Я где? Я просто не хочу на войну».

И мы с ней тогда тут волонтёрили, чуть-чуть друг друга знали и уже как бы подружились. И через неё я, обходя вот эти все сложные системы, когда ты отправляешь заявку, тебе какое-то время не отвечают (как, мне кажется, во всех волонтёрских организациях такая проблема есть), вот, и уже попала в Immigration for Action.

Почему Immigration for Action закрывается?

— Закон об иноагентах очень усложняет деятельность. В принципе, и Reform, и Just to Help, и Belisi Volunteers, как бы не все закрываются и уезжают, но всем пришлось претерпеть какие-то изменения. Всем пришлось сидеть и думать: о чём мы делаем? А как мы с этим будем? А, типа, что дальше? Как это делать безопасно для людей, которым мы помогаем, для людей, которые нам донатят, и для нас в том числе?

Потому что этот закон, он как бы не как российский, который изначально был, по-моему, более лайтовый, если не ошибаюсь. Он сразу такой: вы обязаны зарегистрироваться. Если вы не регистрируетесь, то вы как бы попадаете под штрафы.

Поэтому нужно было искать пути, как с этим работать.

В целом, Грузия идёт по такому пути, как будто бы в любой момент, ну, не в любой момент, это не произойдёт прям быстро-быстро, но как будто бы в перспективе нескольких месяцев могут сказать: теперь мы выдаём активистов России.

И поэтому люди… Ну, как бы это не какая-то инстаграмская информация, это просто как бы то, что мне кажется.

И поэтому люди как бы устраивают свою жизнь в других местах.

Тем более что Грузия иногда может не пускать обратно. Короче, случаи периодически случаются среди наших друзей, среди наших активистов. Выехать, потому что ты поехал в очередной ежегодный визаран, и не вернуться. Это, короче, неприкольно.

Хочется уже быть в какой-то стране, где это не так работает, где это для ВНЖ или ПМЖ. Короче, как будто бы тут среда очень сложная стала для организации такой деятельности.

Вы сыграли свадьбу, деньги с которой пошли в Immigration for Action. Как вам в голову пришла такая идея?

— Я придумала это ещё до предложения.

Мы что-то шли в какой-то рейстик праздновать, что-то праздновать вдвоём, короче, какое-то такое свидание. И я такая: «Слушай, я придумала сейчас классный концепт. Конечно, ты мне ещё не сделал предложение, а я хочу, чтобы мне делали предложение. Но если мы это будем делать в ближайшее время, да и в целом, было бы классно взять все подарки и отдать их в фонд».

И в тот момент я волонтёрила, как сейчас, в Immigration for Action, я его привела в пример: вот, можно было бы отдать. Серёжа посмотрел на меня и такой: «Это очень крутая идея. Ты же понимаешь, что ты девушка, которой я в том числе из-за твоих идей тоже очень хочу сделать предложение».

И дальше уже был вопрос времени.

Короче, эта идея не нашла никакого сопротивления ни у моих друзей, ни у моего мужа. Поэтому всё получилось. Мы собрали деньги и отдали их.

Только родители сказали: «Мы хотим, чтобы ваши… чтобы наши деньги пошли на что-то другое. Поэтому, пожалуйста, их не отдавайте».

Я сначала такая: «Блин, как это делать? Я же хочу отдать все деньги». Но пришлось сделать так.

Где и как вы собирали пожертвования на медикаменты для украинцев?

— Было очень много антивоенных квартирников, концертов, где каждый раз ты такой: «А сколько получилось в этот раз?» Это всегда интересно.

Были личные сборы на дни рождения — я постоянно делала. На свадьбу, кстати, я продолбала этот момент, можно было сделать и так: «Кто хочет поздравить меня со свадьбы, лучше тоже скиньте, пожалуйста».

Был классный момент, когда я в очереди собирала на выборах президента в Ереване, потому что в Тбилиси, как вы знаете, нельзя было проголосовать — не было участка. Все поехали в Ереван, это была огромная очередь. И я просто там ходила несколько часов с нашим боксом, тоже собрала полторы тысячи разными валютами.

Это было очень круто, потому что я несколько раз бегала этот бокс менять, полностью его «вычищать» в отеле. Там было куча монет, куча разных валют. Мы потом меняли все эти монеты, миллион тысяч драмов просто.

Мне кажется, у нас тут тоже висят какие-то эти валюты, просто как память об этом приколе.

Даже докопался мент. У меня был момент, когда я такая: ну, продолжить собирать или не продолжить? Ребята в чате написали: «Ты лучше не надо, потому что, ну, типа, хрен знает, мы как бы в Армении, тоже никто ничего не понимает».

Но я решила всё-таки попробовать довериться ему. Я ему показала свой паспорт, показала документы, что мы официальная НКОшка в Грузии. И он, типа, взял у меня номер и сказал: «Если что-то не так, я тебе позвоню и скажу, чтобы ты перестала это делать, или там вызову куда-то».

Я такая: «Окей». И просто продолжила собирать. Это было прикольно. Я просто подходила к каждой компании и выпрашивала даже самую мелочь.

На концертах мы всяких собирали деньги. На концертах Порнофильмов. Наши ребята тоже ходят постоянно. И на Монеточку, и на Земфиру, кажется, мы тоже собирали. Часто люди, всякие крутые музыканты, ну или лекторы какие-нибудь, разрешают это делать, говорят со сцены. Со сцены это всегда очень приятно.

Мы делаем очень классные фандрайзинговые акции. Вот последние полгода я в них тоже участвую. Просто разными способами: коллабимся со всякими кафешками, музыкантами, мероприятиями, спортивными залами, йогой, чаями.

Они там какой-то процент нам… Ну, то есть это такой непрямой сбор денег, но такой уже более серьёзный фандрайзинг.

Кто виноват в войне?

— Путин и все, кто поддерживает этого… ну, даже не поддерживает, а кто актором является.

То есть я всё-таки считаю, что люди, которые пошли воевать, мобилизованные, даже если это простые рядовые ребята, они тоже в этом виноваты.

Те, кто… ну, то есть в разной степени. Тут нет такого, что все виноваты одинаково, там, на 100%. Там разный процент может быть.

Те, кто поддерживает, те, кто открыто поддерживает или пропагандирует это, тоже виноваты на какой-то значительный процент.

Не хочу инфантилизировать взрослых людей, даже из каких-то сёл. Но больше всего виноват Путин и те, кто как бы стоят рядом с ним и принимают все эти ужасные решения.

Война надолго?

— Мне кажется, что да, на самом деле. Потому что есть ощущение, что война закончится, когда у Путина закончатся деньги.

Раньше казалось, что если все европейские правители соберутся вместе, дадут много денег Украине, то всё получится, и получится его отодвинуть.

Но как будто бы нет. Не все хотят так делать, к сожалению.

И как будто бы война закончится только когда у Путина закончатся ресурсы. Потом он ещё будет их откуда-то выдавливать, и потом они окончательно закончатся.

И придётся ему загрязать в какой-то договор, надеюсь, для него… в херовых условиях.

Как будто бы это ещё может быть несколько лет, к сожалению.

Что может сделать обычный человек сегодня, чтобы война прекратилась?

— Чтобы прекратить войну, мы можем сделать какой-то маленький процент, пусть даже 0,00001.

Мы точно можем выбрать из очень большого количества вариантов, как минимум, разгребать последствия этой войны. Даже пока она ещё идёт. Можно помогать беженцам, можно помогать финансово — это тоже очень важная помощь, даже если это просто не очень большие деньги. Важно, чтобы помощь была регулярной.

Можно донатить, можно пойти волонтёрить в какую-то организацию, можно говорить с родственниками. Это же не должна быть какая-то глобальная борьба.

Если я что-то поняла за это время в волонтёрстве, в антивоенной деятельности, то то, что это просто труд. Ежедневный, еженедельный.

Поэтому это могут быть какие-то маленькие действия. Самое простое — это реально пойти в организацию, где вам всё покажут и скажут: «Делать надо это, чтобы помогать вот этим людям».

Организаций много, они занимаются разными вещами. Кто-то занимается агитационной работой внутри России, например, «Гид Машина» (теперь называется «Добрая Машина»). Кто-то пишет письма политзаключённым.

Это тоже важная работа, которая помогает бороться с режимом. Она помогает поддерживать этих людей в большей безопасности, в чуть более приподнятом духе.

Можно помогать украинским беженцам, можно помогать людям уходить от российского режима, например, участвовать в «вывозах» и помогать выезжать оттуда.

Можно пойти в волонтёрство и помогать телом — мобилизованным уезжать.

Короче, всё зависит от того, где сфера интересов находится у человека.

В борьбе с режимом надо просто не забывать, что есть люди, которые от этого страдают.

Можно заниматься точечной деятельностью, благотворительностью, помогать конкретным семьям, конкретным людям. Это же всегда важно.

Чего вы боитесь?

— Наверное, я боюсь сделать какую-то ошибку, которую потом будет невозможно откатить. Ну, что-то, не знаю, большое.

Ещё я боюсь, что мир как бы погрязнет в том, во что постоянно пытаются его погрузить. И всем будет всё равно, и никто не обратит на это внимание.

О чём мечтаете?

— Мечтаю о том, чтобы… Очень банально. Люди, у которых есть больше ресурсов, взяли всё вместе, собрались и начали помогать людям, у которых этих ресурсов нет, или которые находятся в боли или в беде.

Потому что то, что происходит сейчас, это какой-то трэшак. Ну, в целом, как бы в мире, на протяжении всего существования человечества.

Я не говорю, что нужно заняться коммунизмом, перераспределить ресурсы. Просто тем, кому повезло больше, помогать тем, кому повезло меньше. Потому что нас много, и мы можем это делать.

Вот. Если вдруг все бы это поняли и захотели бы делать, это было бы очень круто.

Я думаю, тогда, да, моя мечта бы тогда исполнилась.