Журналист Максим Курников: «Российская Федерация – фейковое образование»
Максим Курников @kournikov — журналист, медиаменеджер. Один из авторов фильма «Голод» и ведущий программы «Статус» с Екатериной Шульман. Был заместителем главреда радиостанции «Эхо Москвы». 4 марта 2022-го покинул страну. Сейчас – шеф-редактор русскоязычной службы Bild, руководитель Интернет-издания «Эхо». Максим Курников рассказал о реальной поддержке войны в России и работе независимых СМИ:
Расскажите о себе.
— Меня зовут Максим Курников, я руковожу проектом «Эхо» и являюсь ведущим редактором проекта «BILD на русском». Последние три года до войны работал заместителем главного редактора на радиостанции «Эхо Москвы».
Вы предполагали, что будет полномасштабное вторжение России в Украину?
— Откровенно говоря, на станции мы ждали чего-то подобного. Последние недели до войны мы работали в усиленном режиме: дополнительные люди выходили в ночные смены, потому что ждали, что что-то может начаться. Что именно, не знали. Я думаю, что наш главный редактор подразумевал скорее то, что будет широкомасштабный ввод войск на территории только Донецкой и Луганской области. Когда утром началось то, что началось, несмотря на то, что все ждали чего-то подобного — это стало шоком. Трудно сдержать эмоции, но наша профессия предполагает, что нужно постараться засунуть голову в холодильник и с холодной головой продолжать работать. Работа весь ближайший год вплоть до сегодняшнего дня, и думаю, что так будет и дальше, стала спасением лично для меня. Потому что это возможность что-то делать, чувствовать меньше вины, если хотите, за происходящее. Потому что пока ты что-то делаешь, ты как будто пытаешься влиять на ситуацию, изменить ее. Хотя бы в небольшой степени.
Шок продолжается и сейчас, но он, конечно, притупился, так как нужно было бежать на работу и рассказывать обо всем этом. «Рассказывать об этом честно» как раз и не понравилось путинскому режиму, за что нас и закрыли через неделю после начала. Работа позволяла все это проговаривать. Я представляю, как тяжело людям, живущим в окружении тех, кто не понимает, что произошло на самом деле. Я представляю, как тяжело людям, которым не с кем это обсудить и проговорить. В этом смысле мне повезло с работой — мы обо всем рассказывали и проговаривали. В первые же дни мы в прямом эфире говорили и с администрацией президента Зеленского, и с министрами его правительства, и с украинскими журналистами. Для нас самих и для слушателей это во многом был способ проговорить ситуацию и принять ее, а не уходить в отрицание. Это с одной стороны. С другой, это позволило чувствовать, что ты не сложил руки, что ты не сдался.
По вашим оценкам, много ли в России людей, которые поддерживают войну?
Начиная с декабря, когда пошли публикации о том, что у разных международных разведок есть данные о том, что Россия собирается нападать, слушатели довольно четко реагировали. Я помню, как однажды мы просто включили телефон и стали принимать звонки-ответы на тему: «Как у вас в семье обсуждают возможную надвигающуюся войну? Есть ли у вас дети призывного возраста или военнослужащие? Как вы это оцениваете?» И уже тогда очень многие люди звонили и говорили, что боятся, что что-то подобное может произойти, боятся, что начнется настоящая война. И потому я могу свидетельствовать, что большая часть населения России не хотела этой войны, они её боялись, не принимали и не принимают. Мне кажется, что сравнивать количество голосов в поддержку этой войны и против этой войны странно, потому что внутри страны просто запрещают высказываться против войны.
Мы видим, что происходит за рубежом — в Европе есть люди, поддерживающие Путина, или те, кто говорят, что не поддерживают Путина, но пускай Украина пойдет на его условия. Такие люди есть везде. Просто в России созданы все условия, чтобы было слышно только их. Я не думаю, что большая часть населения России действительно радуется этой войне. Проблема в том, что Российская Федерация абсолютно фейковое образование, построенное на лжи. Путинская Россия насквозь пропитана ложью. И поэтому нам очень трудно узнать сколько этих людей на самом деле. Людей, которые хотят назад в СССР, людей, которые, возможно, хотят назад в Российскую империю, которые хотят воевать с Украиной. Нам очень трудно это понять еще и потому, что следствие путинского режима — абсолютное обособление власти от людей. Да, они ориентируются на какие-то внутренние опросы. Они понимают, что будет принято, а что нет. Но даже когда какие-то вещи не принимаются обществом (например, было понятно, что народ не поддерживает мобилизацию) — их это остановило? Нет, не остановило. Я бы не ориентировался на мифическую поддержку всего народа России, который хочет назад в Советский Союз. Нет никакой поддержки.
Когда и почему вы уехали из России?
— Я уехал из России 4 марта. 1 марта отключили радиостанцию, и мы решили продолжить работать в YouTube. 1 марта был вторник, значит среду, четверг и пятницу мы еще отработали. В пятницу я провел утренний эфир с 7 до 11 утра, пришел домой, чтобы поспать час, а когда проснулся — нашего YouTube-канала уже не было. И в этот момент я понял, что надо уезжать. Немаловажную роль для меня играло два фактора: первый — я офицер запаса, и я понимал, что вероятность быть отправленным если не на войну, то по крайней мере в вооруженные силы, велик. И второй — когда я работал над темой голода, мне было интересно понять, как люди принимали решение остаться. Почему они, зная, что их знакомые и друзья уезжают после октябрьской революции, оставались? Какая у них была мотивация? И я видел, как эти люди говорили: «Ну а мы-то что? Мы всего лишь какие-нибудь купцы в Оренбургской губернии. Кому мы нужны? Кто нас тронет? Мы как-нибудь найдем способ жить», или «Это ненадолго, а скоро все наладится». А потом эти люди умирали от голода, повергались репрессиям. И вот эти их рассуждения: «А кем я там буду? А здесь я хоть как-то, здесь у меня такая квартира или такой дом», этих людей удерживали. И я пообещал себе, что несмотря на то, что рационально я буду думать, что уезжать страшно, плохо и все такое, в моменты, когда жизнь или свобода в опасности — надо уезжать.
И в ночь с третьего на четвертое я улетел в Бишкек. Я улетал в никуда. Из Бишкека я полетел в другой город, потом в другой город и вот так много летал. Мне в этом смысле повезло с работой, потому что работа публичная. И было несколько человек, совершенно мне не знакомых, которые написали: «Максим, если что, есть комната, квартира, приезжайте, живите». В этом смысле я оказался в очень комфортном положении для отъезда. Да, у меня не было работы, я не знал, куда поеду и где буду жить хотя бы через месяц. Но место, куда можно было приехать и оставить вещи, было. Мы продолжали выпускать программу «Статус» с Екатериной Шульман на ее YouTube-канале. Она тогда еще оставалась в России, а я подключался из-за рубежа. Потом она уехала, и мы оба остались в Берлине, потому что у нее был вариант с Берлином, и я понимал, что тут можно работать. Честно говоря, я вообще не думал о том, что моя жизнь в этот момент рушится, потому что гораздо страшнее было то, что происходило в Украине. Это настолько затмевало все, что мне было даже как-то неловко в этот момент думать о себе. Более того, как только появилась возможность что-то выпускать, делать интервью, доносить информацию до людей, а у меня не было никакой рабочей визы, я делал это все абсолютно бесплатно. Не было даже мысли о том, как жить самому. Было желание всю ту энергию, в том числе агрессивную, глядя на кадры из Украины, как-то канализировать.
Взамен заблокированного «Эха Москвы» появился проект «Эхо». Расскажите, как это происходило?
— Проект «Эхо» запустился уже осенью 22-го года. Непосредственно какая-то работа началась где-то в апреле-мае, летом был проведен основной объем работ, и в сентябре мы были готовы к запуску. В октябре запустились. Он объединяет много разных YouTube-каналов, которые появились в марте-апреле после закрытия «Эха Москвы», где разные бывшие ведущие, не только в YouTube, но и на разных подкастовых платформах, начали делать то же, что делали на «Эхе Москвы». Мы поняли, что хоть YouTube и прекрасная площадка, позволяющая охватывать довольно большую аудиторию, это точно не вся аудитория «Эха Москвы», и нам было очень важно достучаться до той аудитории. В какой-то момент я давал интервью чешскому телевидению, и они спросили меня о чувствах в те моменты, что я думаю о тех слушателях, которые остались в России. И вдруг я понял, представив себе наших пожилых слушателей, которых у нас было очень много, что они остались один на один со своими соседями, со своими родственниками, смотрящими телевизор. Часто для людей, слушавших «Эхо Москвы» и читающих «Новую газету», мы были теми самыми собеседниками, с которыми они как-то соотносились, понимали, что не сошли с ума, а просто не поддаются пропаганде, которой поддалось их окружение. И это на самом деле очень важная психологическая функция, которую мы выполняли — поддерживать людей, говорить, что они нормальны, что они молодцы.
Конечно, я понимал, что у многих из этих людей нет компьютеров, чтобы подключаться к YouTube. Может быть, и есть телефон, но интернет не позволяет его смотреть. Я думал, как мы можем до них добраться. Или, может быть, у них все это есть, но им тяжело регистрироваться в соцсетях. Мы видели, что аудитория нашего сайта была очень возрастная. Более того, периодически мы проводили голосование — есть ли у вас соцсети или нет? И мы видели, что большая часть аудитории соцсетями не пользовалась. Мы сделали это приложение, которое объединило разные YouTube-каналы наших коллег, и сайт, на котором мы стали делать расшифровки, размещать посты, главные материалы, выходящие в этот день на русском языке, переводы зарубежных статей. И когда ты в первый же день видишь, что сотни тысяч человек приходят на сайт, то понимаешь, как сильно аудитория скучала по нам. Конечно, нас заблокировали на третий или четвертый день, но как раз с помощью приложения мы сделали систему обхода этих блокировок. И очень надеемся, что аудитория будет расти так же, как растет сейчас. Будем надеяться, что мы создали удобный способ. Даже если заблокируют YouTube, можно будет получать тот же самый контент в аудио и текстовом формате.
Сейчас много говорят о необходимости объединения российской оппозиции. Как думаете, оно в принципе возможно?
— Впереди, в конце концов, так называемое электоральное событие, которое в России власти называют выборами. Теоретически это возможность поставить режим в неловкое положение. И для этого требуется какое-то объединение, оно было бы желательно. Еще есть запрос от европейских политиков на объединение, чтобы они понимали, с кем можно взаимодействовать. Но это точно дело не первой важности — это второй и третий план. Такая цель должна быть ориентирована на происходящее в России, на борьбу с путинским режимом. Те, кто претендует на формирование власти в России, должны будут возвращаться в числе первых, когда что-то в России начнет меняться. Никто не будет менять в России все собственными руками, а потом звать кого-то: «Придите и правьте».
Возможна ли в России демократия после ухода Путина?
— Демократия — это не спринт и не марафон, а вечный бег. Не бывает так, что демократия установилась и за нее больше не надо бороться. Не бывает такого, чтобы мы свергли тиранию, и все — можем расслабиться, она больше никогда не вернется. Мы это видим по самым развитым демократиям. Всегда находятся силы, пытающиеся узурпировать и сохранить власть, несмотря на демократические правила игры. Даже смена Путина и режима не гарантия того, что в России или любой другой стране навсегда будет демократия. Демократия — это постоянная борьба за демократию. Мне кажется, это более-менее очевидно.
