«Все вышли против – и все сидим в одном автозаке»

Илье Зернову 19 лет. Зимой 2022-го он сдал первую сессию в качестве студента Казанского федерального университета. Первые дни после начала войны он протестовал – вывешивал плакаты, расклеивал листовки, выходил на антивоенные митинги. После задежания, штрафа, угроз и обыска с полицейским насилием он покинул Россию. Сейчас Илья в Сербии, нашел там работу и новых друзей, а еще активно участвует в антивоенном движении.

– 24 февраля меня разбудил сосед словами: «Просыпайся, началась война». Я даже задал нелепый вопрос: «С жертвами?», настолько не верилось, что власти решатся на это. Надеялся, что, может, это не прям война, а войска ввели… Очень сложно описать свои эмоции – это смесь ужаса, злости и шока. Сразу промелькнула мысль: нужно что-то делать, как-то показать свое несогласие. Пошел в магазин, купил краски и ватманы.

Меня трясло. Я судорожно сделал три плаката: «Нет войне», «Нет аннексии. Нет войне. Нет Путину» и «За нашу и вашу свободу». Эти плакаты я вывесил на балкон общежития, чтобы они были видны идущим с улицы студентам.

 Я не смог спокойно оставаться в комнате. Переслал фотографии своей акции в студенческие паблики, снял плакаты, и пошел с ватманом, на котором красным были выведены слова: «Нет войне». На автобусе я доехал до центра Казани и встал в пикет напротив торгового центра. Почти сразу ко мне подошли полицейские, но они только переписали паспортные данные.

Мне позвонил сосед: в общежитии меня по камерам администрация с непонятными людьми вычислила, и теперь распрашивают соседа. Этот проклятый холодный четверг я помню поминутно.

Вечером я был на митинге.  Задержали друга.

Ночью разговаривал с заведующей общежития.

Я не замечал, что происходит вокруг – был поглощен собственными переживаниями и смотрел кадры первых дней войны, не отрываясь. 27 февраля я возложил гвоздики на акции памяти Бориса Немцова. В этот же день проходил митинг. На площади Тукая оставались одни полицейские. Я зашел в Starbucks, развернул антивоенный плакат, нацепил на себя российский триколор и вышел на улицу. Простоял меньше минуты.

Меня почти сразу заметили полицейские. Остановились, прочитали плакат и один другого спросил: «Задерживаем?» На что моментально получил ответ: «Конечно, задерживаем, б***ь!» Подошли, подхватили за руки и затолкали в автозак.

В автозаке пришло такое ощущение, что нахожусь среди  своих. Все чувствуют одно и то же по поводу происходящего, и все вышли против – и все сидим в одном автозаке. Это чувство общности только подкрепилось совместным пребывании в камере для задержанных по административным статьям. Не забуду эту ночь в отделении полиции, мигалки автозака, наручники.

На следующий день повезли в в Вахитовский районный суд. 8 часов просидел в суде. Выписали штраф. Меня многие поддержали после того, как я пришел в университет после задержания. Друзья мне помогали, и некоторые ходили встречать меня из суда.

В следующие дни я расклеивал листовки против войны. 6 марта ко мне утром в комнату общежития пришли с обыском. «Обыск» – слишком нейтральное слово для акта попирания твоей свободы и твоего достоинства, когда насильно вторгаются в твою жизнь, переворачивают все и угрожают тюрьмой. Стук в дверь комнаты общежития. Сосед открывает и врываются полицейские в штатском. Я лежу в кровати, и передо мной проносят мельком раскрытую красную корочку.

Натягиваю одежду и возмущаюсь. Ко мне подходит мент, хватает за волосы и говорит: «Мы тебе сейчас **альник разобьем». Все переворачивают, на перевернутый матрас скидывают учебники и тетради, сопровождая это вопросами и оскорблениями.

 Несколько часов спустя это заканчивается. И мне дают протокол, но полицейские говорят, чтобы я не вписывал нарушения [при проведении обыска], мне же хуже будет. А я понимал, что после обыска я иду с ними. Мне сказали собирать вещи в СИЗО. И обрисовывали перспективы моего тюремного заключения. Моих соседей тоже запугивали, они же были и понятыми. После этого запечатали мой ноутбук, телефон, листовки, плакаты, и я под конвоем полиции пошел с ними в участок.

Там опять угрожали, сказали, чтобы я никуда не сообщал, а иначе мной «серьезно займутся». После этого меня отпустили. Я несколько раз просил, чтобы мне дали копию протокола о проведении обыска, и полицейские делали все возможное, чтобы не дать. Смог настоять на своем, но мне дали только первую и последнюю страницы протокола. Я, довольный хотя бы этим, поспешил уйти. Хотя позднее понял, что стоило добиваться полной копии.

После обыска я два дня просыпался в поту и в страхе, что придут снова. Не было никаких препятствий тому, чтобы пришли и арестовали. Я не мог так жить: сделать вид, что ничего не было, и войны нет. Решил уехать из России. Взял академический отпуск, билеты на самолет в Сербию через Турцию. На ближайшие числа билетов не было. Я не появлялся ни в общежитии, ни по месту прописки.

Улетал я из Санкт-Петербурга в Стамбул, на следующий день уже летел в Белград. По прилету я несколько дней жил в хостеле. Потом стал искать [постоянное] жилье. С большим трудом нашел комнату и поселился там. Устроился нелегально работать на завод. Через несколько месяцев уволился – мало платили, и очень далеко от места проживания находилась работа.

На антивоенных встречах познакомился и сдружился с переехавшими сюда людьми. И сейчас живу у друзей, работаю в кафе – мою посуду. Продолжаю ходить на антивоенные встречи, там, в основном, и общаюсь.

Тут в Сербии образовалось Российское Демократическое Общество, которое и организовало последний митинг. Государственный террор – это страшно, а «пророссийских» сербов совсем не боюсь. В Сербии с правами человека на порядок лучше, чем в России. Поэтому у меня есть понимание, что здесь излишне переживать за свою безопасность не стоит. Здесь есть полиция, здесь есть закон. Видно, как полиция на митингах не допускает провокаций. У меня есть чувство собственной правоты, и поддаваться бессмысленному и во многом безосновательного страху я не собираюсь.

Страшно, что война идет. А выступление против войны, когда тебе не грозят тюрьмой и издевательствами, возвращает меня в нормальность.

На небольшой выставке в Белграде я читал лекцию «Поддерживают ли граждане России войну?» Количество поддерживающих войну россиян переоценено. Впечатление тотальной поддержки складывается из-за пропаганды, на которую тратятся колоссальные средства, массовых преследований несогласных, всеобщего страха и чувства, что твои действия ни к чему позитивному не приведут. Так «много» граждан поддерживает войну, потому что это возвращение к привычным для многих советским практикам. Таким, как ввод войск в другие страны (Венгрию, Чехословакию), когда те ведут себя «неправильно» с точки зрения московских властей, использование пропагандистских штампов про противостояние с Западом, желающего развала России, волна репрессий, перед которой чувствуешь себя беззащитным.

Наоборот,  несмотря на огромные усилия государства по нормализации войны и наследственные проблемы российского общества, удивляюсь тому, как много людей в России выступает против войны.