Врача, маму троих детей хотели отправить на войну
Рената – мать троих детей и врач-хирург, работала в омской больнице. После выхода на антивоенный протест ее вызывали в полицию на дачу показаний. А осенью она узнала, что попала под мобилизацию, несмотря на наличие малолетних детей и учебу в ординатуре. Попытки добиться отсрочки с помощью адвокатов и многочисленных обращений к властям ни к чему не привели. Рената была вынуждена уехать в Казахстан. Сейчас она с детьми проживает в коливинге «Ковчега» в Алматы. О том, как против нее объединились образовательные учреждения детей, служба опеки и полиция и как чувствуют себя противники войны внутри России, – Рената рассказала «Очевидцам 24 февраля».
Расскажите о себе
— Меня зовут Рената, я врач-хирург. Работала в хирургическом отделении одной из больниц Омска, училась в ординатуре по нейрохирургии, ординатор второго года. Мама троих детей.
Ваши первые мысли и чувства 24 февраля?
— Я не поверила, на самом деле, что в 21 веке, в цивилизованном обществе такое вообще может быть, что кто-то так может решать вопросы. Удивительно было это пережить, и привыкнуть к этому, и понять, что все это реальность, и что нужно как-то жить дальше.
Что изменилось в вашей жизни в первые месяцы войны?
— По большому счету, моя жизнь никак не поменялась. Я продолжала ходить на работу, училась, занималась жизнью своих детей, но вот та высочайшая, жутчайшая тревога, она просто не давала жить. Это чувство, с которым реально невозможно жить. У меня и так депрессия, депрессию я лечу достаточно давно, и препараты, которые я принимала перестали мне помогать. И, к сожалению, я перестала справляться сама, я была вынуждена обратиться к специалистам, лечилась в дневном стационаре. И в целом, морально жизнь с ног на голову перевернулась, все поменялось.
Участвовали ли вы в протестах в России?
— Да, я ходила на митинги всегда в своем сознательном возрасте. И в 2014 году, когда аннексировали Крым, и когда началась война, конечно. Были волны, несколько волн протестов, в которых я тоже принимала участие. Я и еще несколько человек были вызваны в полицию для дачи показаний. Я не знаю, как можно еще выражать несогласие, каким образом еще говорить людям или государству о том, что ты не поддерживаешь то, что они делают. Эта кровопролитная война, наверное, ни для кого не может быть нормой. Да, я ходила на митинги пока я еще верила в мирное решение вопроса. Сейчас уже я не верю.
Почему вы уехали из России?
— Меня мобилизовали. Мне не предоставили бронь на работе, хотя у нас хирургическая неотложная служба. Мне не дали отсрочку на кафедре, в моей ординатуре, и даже то, что у меня трое маленьких детей никого не смутило. В военкомате я спросила, они меня в госпиталь вообще распределяют, или куда? Они мне тогда сказали, что госпитали все укомплектованы. И нет, с автоматом в поле. И я тогда так удивилась и посмеялась, говорю: «Вы что, гоните, ребята?»
Я поняла, что мои дети останутся сиротами в прямом смысле этого слова. Мы пытались эти беззаконные действия против меня каким-то образом оспорить. Я, мои родственники обращались в правозащитные организации, в администрацию города Омска, и писали президенту даже, и Володин даже что-то ответил. Это было, конечно, странно, они затягивали с ответами, они присылали пустые файлы, тянули время. В общем, у меня не было возможности остаться. Я уехала.
С какими препятствиями вы столкнулись, увозя из России детей?
— Произошли неприятности, очень неожиданные, непредвиденные. Мне пришла информация, что школа, в которую ходил мой старший ребенок, в первый класс, подала на меня в суд за то, что я лишаю своего ребенка его конституционного права на образование. У них там такая коллаборация: школа, сад, полиция и отдел по делам несовершеннолетних. Как это теперь скажется на мне и на детях, не очень понятно, но проблема есть. Человек, который остался с моей доверенностью, он представляет мои интересы. В учебных учреждениях сказали, что интересы матери им до одного места, а интересы детей могут представлять только официальные представители — родители, опекуны. Поэтому, мне нужно лично приехать в Россию, забрать личные дела детей и, наверное, устроить детей здесь. У нас есть правозащитник, который есть в «Ковчеге». В этой организации они предоставляют не только гуманитарную помощь. Они предоставляют помощь психологическую, юридическую поддержку, и какое-то руководство, водительство такое, которое необходимо людям в ситуации, в которой они не знают, что им делать, куда им обратиться в чужой стране. Да, нам помогают, но пока тоже не очень понятно, как это будет в России. Ощущение такое, что не дети нужны, а нужна я. То есть, до меня добираются через мою работу, через мою учебу. Пришло письмо на кафедру. Ну и вот теперь через детский сад и школу.
Изменились ли отношения с близкими после вашего отъезда?
— Мне еще предстоит разговор с родителями, поскольку мы в России жили в разных городах, они еще не в курсе, что я уехала со своими детьми, со своей младшей сестрой. Мы общаемся с ними по телефону, словно ничего не произошло. К сожалению, несмотря на то, что у них высшее образование, они очень понимающие люди, они молодые родители у нас, не старые, но почему-то пропутинские очень, очень такие ватные головы. Я знаю, что это разговор предстоит нам, но пока наши отношения не изменились. Когда только началась война с родителями мы, конечно, поругались на эту тему, и приняли решение, что мы не касаемся этой темы в нашей семье вообще, и общаемся на другие темы — природа, погода и прочее.
Почему многие россияне поддерживают войну?
– Сложно сказать. Я думаю, что процентов 30 людей — те, кто уверенно поддерживают, кто действительно горд тем, что сейчас идет война и что Путин выбрал такую политику. В основном, их немного. Все остальные — это люди, которые поддерживают ситуативно на волне эмоций. Когда происходят такие вещи, критическое мышление, оно отходит на задний план. Люди все-таки руководствуются эмоциями прежде всего. Я думаю, что если бы поменялась военная риторика, возможно, они бы передумали. Но, поскольку у нас люди привыкли верить Путину, привыкли верить тому, как он проводит внешнюю политику, а с детской скамьи, со школьной, привыкли к тому, что вокруг нас враги, и с ними нужно как-то бороться, и если сказали по телевизору, что украинцы это враги, значит враги. Люди верят. Я не знаю, почему, но пропаганда работает. Это правда.
Кто виноват в том, что жизни миллионов людей разрушены?
— У этого зла есть вполне определенное лицо, и ответственность несет, конечно, Путин Владимир Владимирович, и его верхушка, власть.
Испытываете ли вы чувство вины перед украинцами?
— К сожалению, я испытываю чувство вины. Я ассоциирую себя с нашим обществом. Ну, вот как-то представляю, что мы неразрывны. Как-то это консолидировано в моем понимании, в моем сознании, я и социум, народ, с которым мы всегда жили вместе. Думаю что с нашего молчаливого согласия происходит множество вещей, если не сказать большинство. Я очень переживаю по этому поводу, я чувствую ответственность.
Вы вернетесь в Россию, если режим Путина падет?
— Я не верю в то, что в России что-то поменяется ближайшие 10−15 лет. Для меня важно будущее моих детей. Военная риторика вторглась в их воспитание. Мои дети рисовали танки в пять лет в садике, не на 9 мая, не на 23 февраля. Дети рисовали не солнышко, человечков, а рисовали российские флаги, рисовали технику боевую. Я не понимаю, честно говоря, зачем маленьким детям вообще это, зачем им знать, для чего нужен танк, для чего нужна война. Мой ребенок пошел в первый класс, для нас это было особенное событие, и как раз в этом году они должны стоять в холле, петь гимн и поднимать флаг, в общем это обязаловка, и есть часы «разговоры о важном», детям там втирают пропагандистскую чушь о том, что Россия — это герой, и вот притча во языцех — противостоит всем вот этим врагам вокруг, и что война — это нормально, и что когда они вырастут, они тоже будут воевать за свою Родину, это благородно и почетно.
Что можно сделать тем, кто остался в России, чтобы противостоять режиму Путина?
— В первую очередь — не идти на войну. Не идти на войну несмотря ни на что. Рассказывать людям, которые верят пропаганде, людям которые все еще спят, каким-то образом способствовать их пробуждению, потому что люди заперты в клетке, грубо говоря, люди испытывают отчаяние, люди опускают руки, люди не знают что им делать.
