Трофимчук Виктория: «Я смотрела на взрывы и не верила своим глазам»
С очевидцем беседовала Маргарита Некратова.
Виктория Трофимчук — многодетная мать из Харькова и волонтер благотворительного фонда «Добрые сердца». Ее дом был почти разрушен во время российских обстрелов еще в феврале. Виктория вместе с мужем и детьми уехала в Европу.
Но на границе с Болгарией ее мужа — системного администратора Дмитрия Трофимчука, задержали по требованию Беларуси, которая обвиняет его якобы в крупных хищениях. Единственное, что связывает Дмитрия с Беларусью — это удаленная работа в фирме, ликвидированной еще в 2011 году. Теперь он в болгарской тюрьме, решается вопрос об экстрадиции. О первых месяцах войны, взаимопомощи среди украинцев и о том, как выживать одной с тремя детьми в чужой стране, — Виктория рассказала «Очевидцам».
Расскажите о себе
– Я Трофимчук Виктория Владимировна. Я по образованию медсестра. Последние 11 лет я дома, занимаюсь детьми, хозяйством. Занималась, точнее.
Как вы относились к слухам о том, что Россия нападет на Украину?
– Я лично не верила, честно. Или просто не хотела верить, отгоняла эти мысли. Все говорили о тревожных сумках, обо всех этих моментах, соберите вещи, батарейки. Мне просто еще здоровье не особо позволяло в это верить, меня забрали в больницу и прооперировали в начале февраля, удалили желчный пузырь. Меня привезли из больницы уже после операции, через два дня началась война.
Как война началась для вас?
— Мы жили в Харькове на Окружной. 24-го числа мы проснулись от взрывов, взрывы мы видели в окно.
У нас шестнадцатиэтажка, она просто начала [ходуном] ходить. Я смотрела на эти взрывы, в окно было видно. Я просто не верила своим глазам, честно. Я думала, сейчас повзрывается, может еще дети в школу пойдут.
И мы решили в то же утро уехать, хотя бы в пригород, потому что позвонила тетя, она живет практически на границе с Россией. Она сказала, что огромная колонна танков идет на Харьков. Там прямая дорога, мы понимали, что от нее ехать примерно два часа на машине. Ну, есть у нас в запасе четыре часа. Мы вещи быстренько упаковали, детей закинули в машину и уехали в пригород. Но, мы не думали, что мы уедем надолго.
У нас остался там паук, у нас большой паук был в террариуме. На третий день при обстреле выбило окна, все окна вылетели во всей шестнадцатиэтажке. И в крышу попало, и рядом, у нас под домом сгорело много машин, погиб человек из нашего подъезда. Было минус двадцать, и все коммуникации, все животные, все цветы, все погибло.
Что происходило в Харькове в первые месяцы войны?
— Это тяжело. Хотелось быстрее об этом забыть, но придется теперь вспомнить.
В первые недели не было еды, ну как не было, магазины не работали, все боялись, все прятались, кто-то выехал, все застопорилось. Мы вступили в благотворительный фонд «Добрые сердца» и оттуда координировали, кому нужна помощь, кто остался у нас на районе, кто остался у нас в подъезде.
У нас был полностью забит наш подвал, все, у кого в подвале были комнаты для личных потребностей, все их открыли, потому что рядом в дом попала ракета, и три этажа сверху разрушилось. Там погибли люди, их вытащили аж летом.
Мы занимались поставками горячей еды и лекарств, искали инсулин по всему городу, где можно было доставали и привозили пожилым людям памперсы, потому что не все могли выйти, некоторые оставались в квартирах. Когда летали самолеты и объявляли тревогу, естественно, мы спускались в подвал, в погреб в доме. В погреб был только из дома выход, и очень глубокий, и честно говоря, было страшно даже там оставаться. Потому что, если сверху накроет, то мы или не выберемся, или просто там погибнем.
Попутно муж работал на основной работе. Он работает в крупной компании, у него проект. И да, те сбережения, что были, мы отдали на тот момент. Он же не мог бросить работу, он работал, часть заработанных денег оставлял нам, остальное отправлял в фонд. Первое время помогал каждый, кто мог, чем мог, много людей откликалось, потому что ситуация неординарная. Никогда никто не был в такой ситуации, не ожидал. Первое время было немного легче, сейчас, когда требуется какая-то помощь, сейчас хуже, мало пожертвований.
Почему в украинские благотворительные фонды стало поступать меньше средств от самих украинцев?
— Люди устали, люди измождены. Например, в Харьковской области многие остались без работы. Далеко ходить не надо, тетя, которая жила в Стрелечье, она была в оккупации и работала в больнице. Их вчера вызвали и сказали, больница в Стрелечье больше работать не будет, и вы должны уйти, вы должны уволиться. Это самый банальный пример.
А сколько мужчин осталось без работы? А сколько кормильцев сейчас на войне? Откуда будут деньги у людей? Все, что могли, они тогда еще отдали.
Что происходило в Харьковской области во время оккупации?
— Наша тетя, которая позвонила тогда в 5 утра, она была в оккупации в Стрелечье 7 месяцев.
Стрелечье — это село, его освободили буквально два месяца назад, даже чуть меньше. Так получилось, что ее муж погиб, закрывая ее собой.
Упала ракета, или мина. Полдома снесло, он накрыл ее собой, он погиб, а она осталась жива. С контузиями, пораненная, но живая. Простых людей держали в подвалах, женщин, мужчин, просто так, ты не так посмотрел, ты не улыбнулся. Одну женщину держали из-за того, что у нее сын полицейский. Кормили так — помои дали, ешьте. Жуткие вещи, и многие, я думаю, не хотят вообще об этом вспоминать и разговаривать.
Что происходило с вашей семьей в первые полгода войны?
— Мы полтора месяца пробыли под Харьковом. Дмитрия, моего мужа, просили выехать оттуда, чтобы он мог работать в более адекватных условиях, переживали за него. И мы решили ехать не на Западную Украину, или в другие города, мы решили ехать в Черногорию. После операции я не могла, во-первых, еще нормально кушать, и еще у меня эпилепсия. Нужно было сопоставить прием лекарств, прием таблеток, после этого, мне нужно отдохнуть, потому что наступает головокружение. И ситуация меня очень сильно выбила из колеи.
Мы пробыли в Черногории три месяца, и в конце июля мы поехали обратно в Украину. Мы ехали через Сербию и Румынию, мы заехали спокойно в Украину, мы прожили в Карпатах один месяц. А потом переехали в село в Тернопольскую область, и дети пошли там в школу. Сельская школа, дети учились спокойно, пока по энергетике не ударили ракеты.
Когда ракеты ударили по энергетике, по всей Украине, естественно, началось отключение света. Отключение интернета сильно влияет на работу мужа, да и на всю нашу, нам нужна связь. На сайте мы не можем опубликовать, например, что мы делали, что фонд делает. То есть, информацию о деятельности не опубликуешь, нету связи. А сейчас стало еще хуже. Все время объявляются воздушные тревоги, нету света, в школе занятий нет, они сидят в подвалах, когда тревоги. Тревоги долгие, в подвале холодно.
Как вы оказались в Болгарии?
— Предложили мужу, что можно работать в Болгарии. Проехали Румынию, переночевали и заехали 19-го числа в Болгарию. И тут нас задержали, мужа моего задержали.
Они ничего не объяснили, только спросили, у вас проблемы с Интерполом? Нет, мы ездили везде, все нормально было. Я сажусь за руль, еду потихоньку, полисмен проводил меня до ближайшего отеля, — а ваш муж останется здесь. Мы едем с прицепом, с вещами, нажитыми за полгода, со всем нажитым имуществом: книжки, учебники, тетрадки, альбомы, еда. Был такой шок, дети плачут в машине, я не могу успокоиться.
Муж мне позвонил, сказал, что его арестовывают. По какой причине, он не знает, что якобы его разыскивает Интерпол Беларуси. Беларусь требует его экстрадиции.
То есть, его должны задержать и экстрадировать в Беларусь. Мне так сказали. Он в розыске в Интерполе с 16-го года, якобы за хищение в особо крупных размерах. Ни Украина, ни правоохранительные органы не знали об этой ситуации, не знали, что он в розыске Интерпола, что вообще его кто-то в чем-то обвиняет.
Когда мы услышали, что по требованию Беларуси, это смерть просто. Это просто смерть, там люди боятся даже фотографию лишнюю выложить в Интернет, там нет правового государства. Это неправовое государство.
Никто ни от чего не застрахован, и каждый человек может попасть в такую ситуацию, даже не подозревая об этом.
Как ваши дети переживают выпавшие на их долю испытания?
— Детей мы от этого трэша, скажем так, оберегали, старались не рассказывать и не показывать им, что вообще происходит, потому что это очень травмировало бы их. Детей отвлекали тем, что они играли в телефонах. Естественно, пытались заниматься онлайн в школе. Это также на мои плечи упало.
Им очень тяжело. Младший вообще очень светлый, ясный ребенок. И он начал закрываться, потому что мы за полгода, получается, столько сменили мест жительства, мы столько сменили условий. Это все стресс. А сейчас это уже открытая информация для них, что идет война, учителя рассказывают про все ситуации, вот у нас ракета упала, света не было. Уже не может никто молчать. И эта вся информация, которая падает на их головы, очень их травмирует.
А эта ситуация с Болгарией просто их добила. У старшего, 11 лет ему сейчас, у него переходный возраст. Эта ситуация сильно его ломает. А я первую неделю вообще была в таком стрессе, я не могла есть, я не могла спать, и соответственно, я не могла ухаживать за детьми нормально. Это было ужасное что-то.
Чего вы боитесь?
— Я боюсь потерять семью, если она развалится. Мне уже все равно, где жить, лишь бы вместе, и все были здоровы. В силу своего здоровья, я переживаю, что мои дети могут остаться без меня. А если не будет мужа, его посадят, или экстрадируют в Беларусь, или убьют, я останусь без него, или дети останутся без него, и без меня.
Кто виноват что жизни миллионов людей разрушены?
— Это все, я думаю, политика и только. Но, жалко, что кто-то сверху управляет людьми, кого-то отправляет на смерть. Я не говорю, что все люди в России поддерживают войну. Но те, которые не поддерживают, они не могут сказать слово, им не дают, просто не дают. А кто виноват, я, честно, не знаю. Это не имеет значения, кто виноват. Имеет значение жизнь вообще сама по себе. Все жили спокойно, у каждого своя судьба была, работали, стремились к чему-то, семью содержали. Никто не хочет, чтобы ломалась жизнь, чтобы у кого-то дом просто так забрали. Это же не за один день строится.
Что вы думаете о россиянах?
— Те, кто сейчас пытается выехать из России, которые против войны, они понимают, что само государство работает неправильно, построено неправильно. Законы не работают, могут арестовать просто так в данный момент.
Преступников мы отпускаем, чтобы они воевали, а нормальных людей, которые против войны, мы садим в тюрьму — это правовое государство? Много очень россиян, которые живут в других странах и выступают в поддержку Украины. Они тоже под риском, я так думаю, это мои мысли. Идет массовое зомбирование, как бы это глобально ни звучало, массовое зомбирование. Они говорят, что мы на них бы напали. Да мы жили спокойно вообще, не собирались ни на кого нападать.
Что бы вы пожелали украинцам?
— Я бы пожелала быть человечнее, сопереживать друг другу, поддерживать. К сожалению, я столкнулась с тем, что даже, например, украинцы украинцам, на той же Западной Украине, стали повышать арендную плату. Нет у человека квартиры, ему негде жить, а другой человек, который предоставляет квартиру, повышает стоимость в 3−4 раза. Хочешь жить — плати, не хочешь — уходи.
Вы верите в победу Украины?
— Я верю. Я хочу верить и стараюсь верить.
