Светлана Манакова: «Зачем авторитарному правителю человек, который знает историю без пропаганды?»

Светлана Манакова — историк, юрист.  Она учит искать предков в архивах, создает подкасты по истории большевизма. Уверена, что историю семьи знать необходимо, несмотря на трагичность событий 20 века. Эта история дает возможность лучше понять не только себя, но и причины сегодняшних потрясений.

Расскажите о себе.

— Меня зовут Светлана Манакова, я по первому образованию юрист. Долгое время практиковала юридическую деятельность в государственных учреждениях, на госслужбе. Потом поняла, что это не мой формат жизни. Параллельно всю жизнь из интереса занималась историей в архивах, разыскивая ответы на свои вопросы. Школьная картинка истории часто не бьётся с реальностью, и это порождает желание свести концы с концами.

Накопив опыт архивной работы как частный исследователь, я увидела, что у людей есть большой запрос на это. Оставила госслужбу и начала помогать разыскивать предков, отвечать на исторические вопросы. Была ошеломлена количеством вопросов у россиян, да и у белорусов с украинцами тоже. В Украине с доступом к архивам проще, а в России и Беларуси сложнее. С 2018 года сначала на добровольных, благотворительных началах делилась знаниями — людей интересовало, как в архивах найти семейные истории, составить родословное древо. Термин «родословное древо» я не люблю, можем это обсудить позже, если будет интересно.

Аудитория росла как снежный ком, и я поняла, что не могу делиться знаниями безвозмездно. Начала набирать небольшие платные группы, где разбирали тупики поиска. Группы выросли до почти 100 тысяч подписчиков. Теперь моя основная деятельность — удалённая работа с архивами России, Украины, Беларуси, помощь в поиске предков. Это главный запрос. Есть и те, кого интересует не микроистория, вроде генеалогии, а макроистория — отечественная история за какой-то период. Поэтому помимо предков делаю базовые подкасты про историю. Не лекции, а именно подкасты.

В своих постах вы повторяете, что история — это не даты, а люди. Помогаете разобраться с историей предков. В какой момент и почему вы занялись историей своей семьи? Что к этому подтолкнуло?

— Мне повезло. Многие не знают даже бабушек и дедушек — это норма для выходцев из Советского Союза, даже родившихся после его распада. У меня отец воспитывался не столько родителями — из-за их профессии они ездили по стране по стройкам века и с ребёнком почти не бывали, — сколько бабушкой и дедушкой. Они были «старой царской закалки», и Советский Союз не смог перебить их привычку обращаться к народному быту. Они были поморы с севера. В 60-е отец ходил в школу и замечал, что сверстники говорят другие слова, едят другую еду, и чувствовал себя иностранцем. Хотя это были просто бытовые отличия.

Он много расспрашивал бабушку с дедушкой, но их рассказы не всегда соответствовали правде — наследие советской власти: молчи, не высовывайся, сочини легенду, чтобы не попасть под репрессии. Это защитный механизм. Когда их не стало, отец, уже взрослый, с историческим образованием, побежал в архивы. В 1992-м, когда они открылись для всех, он сам раскопал 80% семейной истории без платных генеалогов. Я была маленькой, поэтому своих предков особо не искала — добила лишь детали, которых он не знал, уже в процессе работы. По маминой линии тоже всё знали, хоть там не было таких бытовых и культурных контрастов, как у поморов. У меня all-inclusive пакет: история предков всегда была подробно описана. Но это не мешает понимать, как искать другим. Механизмы, которыми пользовался отец в 92-м, актуальны и сегодня — ни война, ни события 2014-го их не изменили.

А могли бы вы поделиться самым важным из истории своей семьи?

— Моя история смешанная. По папиной линии — поморы Монаковы с Северной Двины. Шутили, что это идеальное место для жизни — туда никто не доходил, жили в своём анклаве. Там же поволжские немцы. По маминой линии — репрессии: бабушка жила под чужой фамилией как дочь врага народа, без партбилета и перспектив. Ещё русские крестьяне, еврейские корни, мещане, немного купечества. Поморов сложно отнести к сословию: брат прабабушки владел фабриками, а семья занималась скотом, рыболовством и сплавом леса. Предпринимательство в условиях географии и экономики империи.

Один дед расстрелян чекистами, другой был чекистом. Российская империя и Советский Союз — мясорубки, смешивавшие традиции. Империя сбивала этносы и группы в кучи, создавая общности внутри диаспор: купцы с купцами, крестьяне с крестьянами, немцы с немцами. Советский Союз перемалывал всех, убирая различия. В империи индивидуальность допускалась — еврей с медицинским образованием мог ехать в Петербург. В Союзе — будь как все, иначе разберёмся. Разный подход к индивидуальности групп, слоёв, страт.

Семейная история достаточно драматична, особенно в России. Может сильно травмировать. Надо ли рисковать?

— Подруга как-то обсуждала со мной психологическую помощь: «Сходить или нет?» Я предложила знакомого доктора, который мне помог. Она изучила его подход и сказала: «Есть два вида терапии. Когда сломал ногу, она криво срослась, и тебя учат ходить на кривой. Или когда ломают заново, сращивают правильно, и ты ходишь на прямой». Изучение семейной истории — это сломать ногу. Но на прямой дальше убежишь и больше сделаешь, чем на кривой, хотя сначала будет больно.

Жители постсоветских стран несут печать образования, где история — про государство, не про человека. Чтобы понять правду без пропаганды — советской, из 90-х или иной, — надо копать семейную историю. Генсек соврёт, дед — нет, дело деда — тем более. Даже если он «японский шпион», включаем голову. Но тут замкнутый круг: чтобы найти предков, надо знать историю, а чтобы знать историю, ищешь предков. Выход — подкачивать знания: историю, право того периода. Сегодня узнал, куда деда искать, завтра понял больше про историю — как фрактал.

Многие боятся: «Вдруг дед убивал, насиловал?» Да, плохо, но какое это имеет к нам отношение? Сын за отца не отвечает, мы в ответе за свои поступки. Если узнал, что дед убивал, это может укрепить твои ценности: я не убиваю. Спасибо деду за опыт — тоже терапия. Генеалогия — как красная дорожка в «Умниках и умницах»: ошибок нельзя, но сразу в дамках. Ошибка — бросить искать. До Ледового побоища не дойти, но 300 лет имперского и советского периода достаточно, чтобы как Ванга предсказывать события, понимать социум, власть, их страхи и поведение.

Когда и почему вы уехали из России?

— Мы с мужем — апрельские мигранты, не февральские «голубая кровь», не сентябрьские. Это сарказм, надеюсь, понятно. Смотрели «Дождь», он тогда ещё был доступен, и он классно троллил ситуацию: прямой эфир бомбёжек и курса рубля. Муж сказал: «С учётом твоей работы, пакуй чемоданы, уезжаем. Если они не выиграют войну, придут за внутренним врагом. А они её не выиграют, даже если скажут обратное». Такие войны текут десятилетиями, пока другой конфликт не рассосёт их. Это исторический опыт — с 2014-го, из советского и имперского периодов.

Империи распадаются долго, как онкология с незаметными метастазами и размытыми стадиями. Мы видим развал Союза в новой итерации, ребрендинг. Столицы за три дня быть не могло, а если не вышло, жди вес. Как историк я знаю: у авторитарной власти, провалившей внешнюю политику, враги появляются внутри. Массовых репрессий не было, пока текли нефтедоллары, мы ездили в Европу при долларе по 27 и думали, что поживём. Были эпизоды в культуре и журналистике, но массовость приходит, когда кресло качается. Это не хула на Россию, а история: недемократическая власть укрепляется репрессиями.

Я ничего крамольного не говорю, факты не перевираю, не зову умирать от стыда за историю. В российской истории были прекрасные моменты. Я учу людей думать своей головой, начинать с семьи, переходить к общей и международной истории в контексте. Думающий гражданин автократу не нужен — нужен сытый и отвлечённый или голодный и зацикленный на куске хлеба. Зачем мне, автократу, человек, знающий историю без пропаганды? Часть уехавших в 2022-м до мобилизации понимали это. Кто уехал в мобилизацию — многие вернулись, их не призывают. Я могу работать удалённо, но не могу обеспечить безопасность в России. У меня неизлечимые болезни, в тюрьме их не поддержать. Зачем?

Я оставила государство, но не родину — это разные понятия. Могу заниматься любимым делом, помогать людям. Это дороже родной поляны детства. Я сепарировалась от неё, но родину люблю. Главная цель отъезда — продолжать работу, а для этого нужно здоровье и безопасность.

Нынешнее закручивание гаек в России нередко сравнивают со сталинскими временами. Есть ли реальная преемственность между тем, что тогда, и тем, что теперь?

— Связь есть, но общего нет. История — не даты и имена, а процесс, её надо видеть в контексте, без резких выводов. Сталинские репрессии были массовыми — если кого-то не схватили, это исключение. Сейчас я не вижу массовости, только индивидуальные хаотичные эпизоды. Не знаешь, куда выстрелят завтра, как в «Игре в кальмара» — двинулся или нет, а прилететь может. Это сеет хаос, но нужна историческая дистанция, чтобы понять, специально ли.

Масштабы несопоставимы. Сегодня позволено больше, чем в 20-е–70-е годы. «Мемориал» фиксирует последние репрессии Союза в 1991-м, с траншами на соцреволюции. Союз ослабевал, мимикрировал, но не исчез. В нулевые репрессий почти не было — копили силы. Искушение сравнить с 1937-м велико, но это не он. В 37-м осуждённый за свержение строя не шутил бы с судьёй на видео в интернете. Жена ждала бы 10–15 лет, узнавала бы после амнистии 53-го, что его расстреляли в 37-м. Сегодня такого нет, кроме, пожалуй, Беларуси, где от оппозиции нет вестей годами — как «10 лет без права переписки».

В России до сталинских репрессий далеко и, думаю, не дойдёт. Человек — животное, его можно приучить страхом: не высовывайся, молчи. Это последствия 70 лет Союза — не привычка, а образ мышления. До мобилизации обсуждали с друзьями: «Куда идёт, почему не уезжают? Не знаете, как в 20-е бегали за пропусками?» Железный занавес не нужен — итог уже есть. Часть общества готова к происходящему. Это не плохо и не хорошо, а естественно. Процессы идут с 1918-го, ужасающи по последствиям, но нормальны для социума.

Может ли история быть объективной или она всегда инструмент власти?

— Надо отделять историческую науку от идеологии и пропаганды. Закрепили главенство Союза в победе над Германией, стерев антигитлеровскую коалицию? Да, Союз победил, жертвы колоссальны, но что было на Курской дуге в Европе или на Тихом океане? Откуда брались антибиотики и бинты? Всё в контексте — наука. Без контекста, под выгодный угол — не наука.

В поиске предков есть нюанс. Часто слышу «сила рода» — маргинальное словосочетание, от которого потряхивает, как перед раскладом таро. Раздражает, потому что это жажда разобраться в истории, завёрнутая в красивую обёртку. «Учи историю» — скучно, а «сила рода» — орлы по Толкину. Но цель одна: узнать, что было, чтобы почувствовать себя сильнее. Историческая наука дискредитирована в советский период, вот и выдумываем кармы и силы. История — не проститутка власти, а наука. Нас приучили, что сегодня пишут одно, завтра другое. Не верь телевизору — иди в архив. После 92-го можно рассекретить дело в ФСБ, даже с дивана, через доверенность.

Чего вы боитесь?

— Ничего. Если бы выбрала страх, не уехала бы. Ставки сделаны, all in.

Что даёт надежду?

— Работа. Чем больше работаешь, тем больше помогаешь людям. Видишь, как у них слёзы — сначала от боли и ужаса, зачем начали, потом от счастья и принятия. После принятия человек становится сильнее, не вешает любую лапшу на уши. Это не про излечение от пропаганды — личный выбор. Хочет слушать — пусть слушает, хочет историю — пусть узнаёт. Даже в оппозиции есть манипуляции.

Хочу, чтобы в любом обществе гражданин фильтровал сказки — от власти и оппозиции — и строил своё мнение. Из мнений рождаются общности, партии, плюрализм, диалог с властью, безопасность. Много партий, которым ничего не угрожает в оппозиции, — наша страховка. В таком обществе интереснее общаться. Ночевала в средневековом замке во Франции с бельгийскими хозяевами. Они задавали вопросы про имперскую историю, музыку — от классики до постпанка. Почему? Парламентаризм, возможность выражать мнение, ругать и хвалить власть с оппозицией. Цель — умное общество, где у каждого своё мнение, а не вилы на Кремль.