Сергей Пархоменко: «Россия рухнет. Она этого не выдержит и живой из этого не выйдет»
Сергей Пархоменко — журналист, инициатор проектов «Диссернет», «Последний адрес» и «Редколлегия». Он считает, что война будет длиться, пока жив Путин. Как россияне сопротивляются режиму, почему народ готов довериться маньякам, что будет с Россией после войны, и почему Путин — фанатик? На эти вопросы Сергей Пархоменко ответил в интервью «Очевидцам».
Расскажите о себе
— Меня зовут Сергей Пархоменко. Я журналист. Начинал, как театральный журналист еще в середине восьмидесятых годов. С начала девяностых стал журналистом политическим, и писал про российскую власть для разных ежедневных газет. Потом я руководил несколькими еженедельным журналами. Какой-то период я был книгоиздателем — руководил несколькими хорошими книжными издательствами. С 2012-го года я стал все больше и больше заниматься гражданскими проектами, интересными общественными инициативами. Среди того, чем я занимаюсь есть проект «Диссернет» довольно известный, он объединяет множество российских ученых, которые пытаются бороться с мошенничеством и злоупотреблениями в области науки и образования. Есть проект, который называется «Последний адрес». Это мемориальная инициатива. Третья история, важная для меня, это проект «Редколлегия». Это профессиональная премия. Независимая премия для лучших российских журналистов, которая вручается каждый месяц. Не каждый год, а каждый месяц! И кроме того, у меня есть мои собственные, так сказать, медиа. У меня есть Фейсбук, в котором я пишу. Довольно много там подписчиков. У меня есть Youtube-канал, в котором я, по меньшей мере два раза в неделю, обсуждаю текущие события.
Ваши первые мысли и чувства 24 февраля?
— Я три дня не мог заставить себя заснуть. В круглосуточном режиме все это бесконечно смотрел и перелистывал источники. Пытался это комментировать. Бесконечно выходил в YouTube в эфир и пытался осмыслить происходящее. Понять, надолго ли это? И что это для нас для всех означает. И, конечно, с каждым часом крепло осознание того, что произошло что-то совершенно чудовищное, непоправимое, разрушительное, что разделило нашу жизнь на до и после. И уничтожило страну, в которой мы жили. Я считаю что Россия погибла, и что она не переживет этого. И вот, собственно, первые несколько дней — это было постепенное такое осознание, вживание в эту мысль, что все, Россия рухнула. Она этого не выдержит и она живой из этого не выйдет.
Зачем Путин развязал войну?
— Он борется за власть. За продолжение своей власти навсегда. Собственно, для этого. Это его способ пребывать у власти. Его властная история, его биография как властителя, она пришла к такому. К такой точке, чтобы это продолжать. Это такая форма безумия, конечно. Форма объяснения самому себе, зачем он это делает.
Для того, чтобы это продолжать нужны, так сказать, сильные решения, решительные поступки. В свое время он придумал Крым для этого. Потому что это такой способ выскочить вверх над всей российской политикой. Потому что за то время пока он отсутствовал в кресле президента, вот этот период, когда он оставил Медведеву свой стул хранить, он оказался частью политической ситуации в России. Там происходят всякие события, там разворачиваются разные процессы. Там есть разные политические силы. Появляются разные конкуренты. Это совершенно невыносимая для него ситуация. Ему надо было выскочить над этим. Опять сделаться так — вот есть все, есть всё и есть он. Он придумал Крым для этого, как способ превратиться в человека, который подарил России такой невероятно дорогой подарок, теперь вся Россия будет к нему относиться совершенно по-другому. Прошло время. Бензин закончился у этого трактора, на котором он ехал из Крыма. Надо придумывать что-то еще круче. Вот он придумал — оторвать еще кусок от Украины. Подчинить себе всю остальную Украину за пределами этого куска. Пропахать борозду до Крыма. Решить некоторое количество таких практических проблем. А заодно продемонстрировать свое абсолютное всевластие. Способность решить любую проблему, любую задачу. Подчинить что угодно своей воле и опять доказать таким образом свое право на, так сказать, вечное правление.
Но, это все детали. В целом, если описывать это одной фразой, то я это описываю так: потому, что он хотел сидеть на этом стуле вечно. И это был способ обеспечить себе это вечное сидение на этом стуле. Он на этом свихнулся. Реально сошел с ума на идее этого стула.
Что за человек Путин?
— Фанатик. Ключевое слово — фанатик. Захваченный некоторой идеей своего собственного величия, своей избранности, своей собственной исключительности, своей богоданности. Того, что это все не случайно. Все, что со мной произошло, вот это вот мое всплытие, как бы из ничего — это не случайно. В этом есть великий знак. И в нем давно это все зрело. И видны были его всякие религиозные, совершенно, надо сказать, дикие мотивы. Это всё очень далеко от православия, в обертку от которого, это все наряжается и заворачивается. На самом деле это, конечно, никакое не православие. Такое грубое язычество. Грубое такое обрядобесие. Всё носит форму сделок с каким-то там боссом, с которым он там перетирает, о чем-то договаривается. И вот, надо ехать в Афон, надо там сидеть в каких-то монастырях, общаться с какими-то старцами, приносить какие-то жертвы, проходить какие-то обряды, всякое такое прочее.
Постепенно это приняло совсем безумные формы. Я думаю, что эпидемия, конечно, изоляция сыграли здесь свою роль. Он просто в одиночестве окончательно свихнулся от отсутствия контактов с окружающим миром. От того, что к нему прорывались какие-то люди, которые ему чем-то там канифолили мозги. В итоге, у него сложилась абсолютно неадекватная картина окружающего его мира. Совершенно не соответствующая реальности.
Он во всём ошибся. И это видно в этой войне, что он совсем не представлял себе, как устроен мир. Начиная от совершенно конкретных практических вещей: как устроена армия российская, каков ее реальный потенциал, сколько в ней людей, что они умеют, чем они вооружены, как и кто их кормит, и так далее. Он плохо себе представлял это все. Совершенно не представлял себе, что происходит в Украине, и как Украина развивается, и что там в действительности случилось за эти годы. Он совершенно не представлял себе, как устроено отношение окружающего мира к России, включая экономические дела. Все эти топливо и энергетические зависимости и так далее. Это было совершенно неадекватно. Вообще не соответствовало ни чему. Он на этом построил свои расчеты. Они все провалились, как мы видим. Это поведение маньяка. Он — маньяк, фанатик.
Почему российское общество верит «маньяку»?
— Общество очень увлеклось ростом потребления. Я считаю, что это сыграло колоссальную роль в российской истории последних 30-ти лет. То, что сложились некоторые экономические обстоятельства, которые привели к очень заметному росту потребления. Люди стали лучше есть, лучше одеваться, лучше обставляться, лучше передвигаться. Многие из них. Понятно, что есть большая часть населения, которая находится в таком, я бы сказал, жалком состоянии. И в том числе в смысле потребления тоже. В их жизни более-менее ничего не изменилось. Разве, что чуть-чуть. Когда-то там они могли только мечтать о пиве, а теперь всегда есть в пределах доступности три сорта пива. Можно в любое время суток выйти на угол и купить пиво. На этом уровне выросло их потребление. Для значительного количества людей. И эти люди оказывают влияние на российскую жизнь, потому что это люди чем-то, более или менее на разных уровнях руководящие, управляющие. То, что называется квалифицированные кадры, получившие какое-то образование администраторы, технологи, инженеры, врачи и так далее. Их жизнь в потребительском смысле изменилась довольно неплохо. Почему она изменилась, абсолютно понятно. Потому что при Гайдаре нефть стоила 10 долларов, а при Путине — 100. Ну вот и все. Конечно, было много украдено. Много прилипло, так сказать, к стенкам трубы этой, но что-то просочилось вниз и быт людей, действительно, стал устроен немного лучше. Это произвело на людей сильное впечатление. Это позволило людям обменять на это всё остальное. Когда речь зашла про свободу слова, справедливый суд, равенство возможностей и всё прочее, люди легко это отдали за потребление и стали это беречь. И дальше огромную работу люди проделали сами над собой, убеждая себя, что я не виноват. Все не так просто. У меня есть причины. Я не нападаю, а на меня нападают. Людям же надо это объяснять как-то себе, своим соседям, друг другу. И надо сохранять какое-то душевное спокойствие. А тут появляется еще и пропаганда, которая это облекает в какую-то форму. Она дает слова, предлагает готовые модули, так сказать, готовые фразы, решения. И в них очень легко укладывается то, что люди сами хотят себе объяснить. Иначе, это бы, конечно, так не работало. Это ни в коем случае не то, что пропаганда против воли людей заставила их, выкрутила их, загнала их в эти жизненные устои. Нет, совершенно нет. Люди сами.
Почему мобилизация мало повлияла на «душевное спокойствие» российского общества?
— Те, для кого жизнь изменилась сильно, те на это и отреагировали резко и в общем адекватно. Прежде всего, они вскочили и унеслись вон оттуда. Квалифицированные кадры, люди, связанные с высокими технологиями, с IT технологиями, и так далее, рванули, понимая, что все рушится. Понятно, что это относительно небольшая доля населения. Это очень важная доля населения. Качественная, но количественно не очень большая. Что касается всех остальных, то они держатся за имеющееся. И они как-то постепенно отдают, уступают, но вот, как говорят экономисты по поводу такого рода процесса, что эластичность очень велика. Эту резину можно долго растягивать. Этого нету, и того не стало. То стало похуже, это стало похуже. Дальше начинается угроза жизни. Ну во-первых, опять количественно у нас большая страна. Угроза жизни все-таки коснулась не безумно большого количества людей. Угроза жизни коснулась людей непропорционально неравномерно относительно территории. У нас есть части территории, мы это прекрасно знаем, прежде всего это большие города, которые почти не затронуты мобилизацией. А есть регионы национальные. Например, республики и удаленные сибирские регионы, что называется самый глухие. Там это выглядит совершенно по-другому. И там, действительно, потери огромные. И люди видят своими глазами. Там просто страх.
Это же не 23-го или 22-го февраля началось, людей воспитывали в этом на протяжении 20 лет из 30. Если взять всю эту постсоветскую историю, которая длилась 30 лет. Из них 20 — это было время постепенного забивания этого гвоздя. Постепенно людей обучали, что вас никто не защитит, у вас нет никаких прав, вы остаетесь один на один с системой. Если вы дернетесь, совершите какой-то неоправданный резкий поступок, останетесь в одиночестве против вот этого всего. И никто к вам не придет. Никто вам не поможет. Нет никакой справедливости, нет никакого закона. Все против вас. Людям 20 лет это объясняли. Долго продолжалось. Длинное большое усилие было предпринято для этого, но дало свой результат. И вообще удивительно, что еще есть какие-то тысячи людей по всей стране, которые продолжают куда-то ходить, которые продолжают что-то рисовать на стенках, что-то писать в Твиттере по истечении этих 10 лет прямо вот настоящего давилова, а 20 лет — постепенного.
Что происходит сейчас с российской журналистикой?
— 20 лет российское государство уничтожало российские медиа. Экономическим путем, например, лишая их возможности стоять на ногах в экономическом смысле. Уничтожая рекламный рынок, уничтожая рынок дистрибуции, изгоняя иностранные инвестиции, создавая ситуацию, в которой любая инвестиция в сферу медиа смертельно опасна для любого бизнеса. Потому что, тут же придут и тут же дадут по голове, за то, что не ту газету поддерживаешь в региональном масштабе и так далее.
Сначала экономическим путем, потом административным путем, уголовным путем и всякими прочими путями. Давить, давить, давить, давить. И традиционная система российских медиа, традиционная информационная индустрия в России была превращена в руины. Да, российским государством. Но на этом пепелище выросли вдруг какие-то удивительные грибы. Выросли совершенно новые медиа. Высокотехнологичные, пользующиеся новыми каналами доступа к своей аудитории — через соцсети, через Telegram, через YouTube, через то, через се. Освоившие интересные методы работы с информацией. Когда, например, выяснилось, что прямых контактов с источниками информации нет. Невозможно ни у кого ничего спросить. Никто вам ничего не прокомментирует, не подтвердит и не опровергнет. А еще с дубиной за вами погонятся, если вопрос зададите неправильный. Выяснилось, что окей, можно без этого обойтись. Можно искать информацию в других источниках. Можно искать информацию в базах данных, в разного рода реестрах, в каких-то ЕГРЮЛах, в каких-то нотариальных списках, там, сям, СПАРК и всё прочее. Покупать можно распечатки мобильных телефонов, перелетов на самолетах. Делать из этого интереснейшие выводы. Следить за яхтами, самолетами, домами, собственностью. Складывать вместе всё это. Выстраивать какие-то конструкции. И получается, это очень много информации. Есть проблема доступа к информации на месте. Когда много народа уехало, конечно, все равно, сколько бы не было этой информации сетевой, добытой из Интернета, но все равно кто-то должен на месте быть. Кто-то должен ходить, смотреть, с кем-то все-таки пытаться разговаривать, как-то следить за развитием бытовой ситуации и так далее. С этим очень трудно. Но тоже справляются. Находятся люди, которые по-прежнему в России, которые продолжают в этом участвовать. Иногда тайно, безымянно. Иногда создавая какие-то коллаборации, кооперации по этой части. Но живая индустрия справляется с этим, борется с этим. Перед ней есть проблемы и она борется с этими проблемами.
Война надолго?
— Война, конечно, надолго. Но прежде всего потому, что для людей, которые развязали эту войну, для них нет никакого будущего после войны. Они существуют столько, сколько существует эта война. В последний день войны они все погибнут, в политическом смысле во всяком случае. У них нет никакого будущего после войны. Поэтому, они будут ее длить до бесконечности. И то, что они хотят перемирия, они хотят переговоров и так далее, они это хотят только для того, чтобы иметь возможность эту войну потом продолжить, или начать сначала, или развивать в каком-то другом направлении, и так далее. Но они будут держаться за эту войну, как за жизнь. Для них сегодня это синонимы: жизнь — это война, война — это жизнь. Поэтому они употребят на это всё. Все ресурсы, которые у них есть. А ресурсы у них не маленькие. Сколько не конфискуй золотовалютный запас России, все равно денег остается в России довольно много. Сколько не отказывайся от покупки российских энергоносителей, все равно доходы есть и будут продолжаться. Будут меняться. Вон Индия вдруг оказалась. Германия перестала, а Индия начала. Еще после Индии будет Танзания. А после Танзании будет Парагвай. Найдется, кому это впарить.
Что может остановить Путина?
— Только смерть, больше ничего. Лично Путина только смерть. Потому что ничего больше, кроме войны у него нет. Я думаю, что ему там предлагают и предложат и дальше личные гарантии, и так далее, и так далее. Я не знаю, поскольку он сумасшедший, то может быть, в какой-то момент его безумие будет простираться так далеко, что он даже поверит в какие-то из этих гарантий. Хотя, конечно, совершенно точно, никаких гарантий не бывает в этих обстоятельствах. Но в целом, конечно, только исчезновение из этой истории.
Каким видите будущее России?
— Я считаю что Россия не выживет, не сохранится как страна, похожая на нынешнюю. Она в значительной мере должна начинать с начала. Она точно должна быть демилитаризована. Ядерное оружие должно быть изъято у России. Ее статус в международных организациях должен радикально измениться. Совершенно понятно, что Россия как член Совета Безопасности ООН не может существовать дальше, как и Совет Безопасности ООН не может существовать дальше. Он не справился. Он оказался совершенно неподготовлен к такого рода событиям. Он не был предусмотрен для этого, как выяснилось. Как выяснилось теперь, никто не предполагал, что перед международными организациями крупнейшими, типа ООН, Европейского Союза, Сената и всех остальных, встанут такие проблемы. Они встали и противостоять им нечего, как выяснилось.
Изменения будут радикальные. Пустого места здесь не может быть. Что-то будет на месте России, но это что-то, будет какое-то совсем другое. Возможно, речь идет о федерализации реально серьезной. О новых взаимоотношениях между российскими территориями. Какие из них вообще откажутся в этом во всем участвовать? Можно себе предположить, что видимо какие-то части России, перестанут быть частью России. Я не думаю, что все развалится на тысячу кусочков, но реально что-то отломится, какие-то куски. Не может быть, чтобы это прошло без потерь. И может это даже и к лучшему, не знаю. Но будет что-то другое. Этой России не будет больше. Она не переживёт от этой войны.