Кирилл Алексеев: «Пусть сразу расстреляют»
Кириллу Алексееву — 33. До войны жил во Владимире. Был помощником депутата местного ЗакСобрания Максима Шевченко. Работал юристом во владимирской команде Навального. После обыска по делу о вандализме — надписи «Нет войне» в центре Владимира — Кирилл, отношения к ней не имевший, решил уехать из страны. О том, как поменялась и ещё поменяется жизнь после 24 февраля, Кирилл рассуждает в новой серии «Очевидцев».
Расскажите о себе
— Кирилл Алексеев, 33 года, город Владимир, оппозиционный политик. До последнего времени работал помощником Максима Шевченко — депутата заксобрания области.
Как ты узнал о войне в Украине?
— Я узнал из телеграма 24 февраля утром. Я против войны с соседним государством. Потому что это не разумный подход, и это создает любой стране, в том числе России, лишние проблемы, лишних врагов. Если концепция этой войны была в том, что мы якобы отражаем наступление НАТО, расширяющееся на восток, то произошедшее лишь способствует тому, чтобы это случилось.
Как изменилась жизнь после 24 февраля?
— Наверное, самое главное изменение касается работы. Так как я постоянно взаимодействую с людьми, то уже с первых дней происходит парадоксальная история: люди, которые жалуются на несправедливость, которую чинят российские власти, обращаются по квартирному вопросу или не могут добиться правды в суде, ровно эти же люди в большинстве своем становятся сторонниками нападения на наших братьев. Заявителям такого рода просто не хочется помогать, потому что человек в ситуации ада, который начался, просит решить какую-то свою мелочевку, и он считает, что она гораздо важнее того, что происходит в соседней стране. Те инициативные группы, которые боролись за экологическое благополучие, все те люди, которые говорили, что нашей родной земле что-то угрожает, что они хотят жить здесь и процветать и так далее, эти же самые люди считают, что нести смерть близлежащим соседям — это нормально.
Почему ты уехал из России?
— 5 марта прошли обыски у меня и у моих коллег. Силовики решили сделать нас свидетелями по уголовному делу — в центре города Владимира появилось граффити «Нет войне». Художники сами скинули фотографии в одно из местных СМИ, потом это пошло по пабликам. Когда я находился на допросе, то полицейские проводили такую мысль, что вы, мол, все одна компашка, вы все вместе, вы это организовали, вы этим художникам заплатили, вдохновили на это, а они это сделали и отчитались перед вами. Полицейские не знают слова несистемная оппозиция. Никто из тех, у кого проходили обыски, не были знакомы с этими художниками. Когда я понял, что нас хотят изобразить организаторами надписи «Нет войне», которую посчитали вандализмом, я подумал, что не хочу нести ответственность за то, к чему не имею отношения.
Как близкие отнеслись к отъезду?
— В основном с пониманием. Хоть многие считают, что ничего не будет, что максимум статья вандализма будет, условный срок или штраф, но меня никто не отговаривал. В прошлом году я уезжал в Грузию — я работал в штабе Навального во Владимире, и когда организацию признали экстремистской, я решил перестраховаться, но сейчас степень угрозы возрастает, я это вижу, потому что до прошлого года несмотря на то, что я организовывал многие акции Навального во Владимире, я никогда не попадал в спецприемник.
Почему многие в России поддерживают войну?
— Я думаю, что людям это просто нравится. Нравится идея реванша, нравится быть сильными. Если нет других способов проявить силу — развитой экономикой, высоким уровнем жизни, то это делают таким образом. Я понимаю, что у многих людей из 90-х годов остался шлейф: жизни многих людей были разрушены, был разрушен их привычный уклад жизни. А сейчас Путин мастерски манипулирует различными идеологиями, подсовывает картинку, что сейчас мы сильно кого-нибудь ударим, нападем, покажем, что мы великие, и, к сожалению, это проглатывается. Я не думаю, что это следствие изощрённой пропаганды. Просто людям нравится слушать эти вещи. А вот видеть не очень, но российское телевидение и не показывает, чем занимаются вооруженные силы нашей страны на территории Украины.
Чувствуешь вину за происходящее?
— От россиян сейчас ждут какого-то покаяния, стыда. Я не сторонник этой идеи, потому что я никогда не голосовал за Путина. Я достаточно рано пришел в политику, лет в 12, и никогда не поддерживал Путина. Я всегда работал в проектах, партия которых боролась с ним, и поэтому я не вижу своей вины в происходящем. Большую часть вины несёт Запад, который не предпринимал серьезных попыток показать Путину, что война это «не айс». Что с началом войны будет такой массированный ответ, что проще и не начинать. Путин всегда демонстрировал, что он понимает только силу и людей, которые с ним говорят с этой же позиций.
Какая история из Украины тебя потрясла?
— Это насилие над мирным населением. Наверное, Буча. Конечно, никому не отдают приказы насиловать женщин. И то, что в этом участвуют младшие офицеры вместе с солдатами — это показывает полнейшее моральное падение российской армии, её превращение в средневековую орду, как у Чингисхана. У него же воин не должен был получать зарплату. Он должен был сам себя обеспечивать. Что сворует — то и его. Убивать, насиловать, грабить и так далее — это считалось воинской доблестью. Вот мы скатываемся к такому уровню.
Что не так с Россией?
— Нельзя постоянно себя жалеть, что с нами раньше произошло что-то плохое и все нам обязаны. Нельзя постоянно смотреть в прошлое, нельзя постоянно думать о том, как мы кому отомстим. Важно двигаться вперед. Пока большая часть населения нашей страны пытается свести счеты с прошлым, она остаётся в замкнутом кругу. Если встать на путь мести, то очень сложно его закончить, практически невозможно.
У России есть будущее?
— Да, это очень тяжелое будущее. Как минимум потому, что у нас вообще не будет никаких экономических резервов, чтобы заниматься собой. То, что на Западе заблокировано и арестовано, пойдет на восстановление Украины в качестве репараций. Жизнь у нас будет ухудшаться. А главное, эта война показала, что существующие у нас институты, которые, казалось бы, отличаются хотя бы каким-то приличием, придется перестраивать заново, но прежде всего армию.
Вернёшься, когда война закончится или режим падёт?
— Я никогда не видел для себя жизнь за рубежом. И более того, я всегда очень плохо относился ко всем активистам, политикам, которые живя в России, призывая людей идти чуть ли не на баррикады, в конце концов говорили: «Все, вы можете забыть о том, что я вам говорил. Я уезжаю». Я считаю, это не честно по отношению к другим людям, особенно если тебе ничего не грозит. Поэтому, как только угрозы не будет, я, конечно, хочу возвратиться. У меня семья осталась в России. Это нормально, если человек хочет обустраивать свою страну, а не ищет себе вечно место, куда бы просто так свалить.
Чего ты боишься?
— Сейчас все говорят о ядерной войне. Я не боюсь смерти, я человек верующий. Но, наверное, больше всего боюсь насилия в отношении своих близких, в отношении себя. Потому что если выбор между смертью и насилием, то лучше сразу расстреляйте.
