Как российская пропаганда работает в испанских школах

Анна — преподавательница русского языка в Барселоне. Еще ученицей она замечала, как похожа иерархическая структура школы на российский режим в целом. Именно поэтому она выходила на протесты, которые организовывал Навальный. Теперь Анна преподает сама и рассказывает, как пропаганда проникает в школы русского языка в Испании.

Расскажите о себе.

— Меня зовут Анна, я из Москвы, мне 25 лет. В Испании я живу с 22 года. Я уехала в 22 году, буквально за неделю перед мобилизацией, по студенческой визе. Я по первому образованию филолог, романист, преподаватель испанского языка. Поэтому я выбрала Испанию для переезда. И уже в эмиграции я открыла для себя новое направление — изучение наследованного языка, так называемого по-английски Heritage Language learning, чаще всего в среде, в которой есть определенный доминирующий язык. В моем контексте это дети, владеющие русским языком как наследованным языком в Испании и в испанской системе образования.

Вы участвовали в митингах Навального. Почему вы начали на них ходить?

— Навальный для меня и для моего поколения — это была какая-то альтернатива, какой-то действительно, я бы сказала, цивилизованного диалога. То есть и не просто цивилизованного диалога, а именно диалога человека, который понимает тебя. То есть он говорил… Даже тема коррупции и прочее… Про это говоря, в России на официальном дискурсе тоже говорят очень много про коррупцию, но это такой вот официозный дискурс, что вот «как плохо, да, коррупция, это это, это плохо, это преступление». А то, что говорил Навальный — пока что воровать это просто нечестно, это нечестно по отношению к окружающим, по отношению к себе. Чувство живого в его речи, что он действительно был человеком, который жил в Москве, работал в Москве, у него была семья, они там… показывал очень активно, вел социальные сети. Я смотрела, например, его социальные сети, где он там отправляет какие-то видео с его семьей, где они там проводят время как вот обычная семья. То есть видно, что он, опять же, создавал образ человека, близкого к народу, в том смысле, что мы такие же были, как и Навальный: тоже закончили университеты, тоже учились в университете, тоже смотрим в интернете мемы, читаем, обсуждаем что-то, сидим в «Живом журнале».

Ну, опять же, не мое поколение, но поколение чуть раньше меня. И поэтому мне это было очень близко. То есть мне было очень интересно читать, наблюдать за этим человеком. Я смотрела мемы, то есть это было тоже на уровне каких-то мемов, что вот мои одноклассники, по сути, мы были в 10 классе, 10–11 класс, да, там мемы про Навального, да, там «Навальный топчик», там «за него Тверскую топчем», какие-то были очень там посты, какие-то мемы были именно постиронии, какие-то там, возможно, были какие-то завуалированные, да, там призывы на улицу. Но это была вот такая, вот такой пласт культуры моего поколения.

Подростковый возраст — это сам по себе возраст будто против взрослых. И этот вот период бунта очень удачно наложился именно на это время протестов. Потому что протесты, начиная с 2017 года и 2019 год, насколько я помню, — это были одни из самых массовых протестов, начиная со времен Болотной. Да, для меня это был такой период, что мне действительно было очень много чего сказать против.

Потому что я, опять же, я училась в обычной школе, в обычной школе-поселке. Потом я училась в обычной общеобразовательной школе в моем районе, в Москве, в Бирюлёво. И там, опять же, ты видишь эту систему. Мне кажется, что школа она в какой-то степени похожа на иерархичную систему России как таковой. То есть, опять же, учителя очень хорошо создали эту вот авторитарную атмосферу в школе, что если ты говоришь что-то против, если ты там… не знаю, как-то пытаешься высказывать свое мнение. И, к сожалению, да, ты сам подвергаешься буллингу со стороны учителей и подвергаешься какому-то прессингу в школе.

Потом, опять же, уже в мое время, уже мое поколение. Несмотря на то, что не было тех самых «Разговоров о важном», не было еще пока настолько сильной пропаганды, которая есть сейчас в школе, уже начинались какие-то определенные элементы пропаганды. То есть уже была определенная ностальгия по Советскому Союзу от многих учителей. То есть у нас были учителя, которые в середине урока могли рассказывать про то, как хорошо было в Советском Союзе, какую страну развалили, рассказывать там про то, как вот они в Советском Союзе там бесплатно учились, как было вкусное мороженое. Ну, то есть максимально видно, что поколение вот этих учителей советских, которые в определенной степени чувствуют пустоту после развала СССР, они пытались как-то на нас воздействовать.

Как вы выражали свой протест после 24 февраля 22 года?

— Я помню, когда началась война, мне все начали писать, что «Аня, пожалуйста, не выходи на митинги». У меня даже сообщение это осталось от моего друга, с которым мы почти не общались два года. То есть мы с ним не общались два года, и именно в 22-м году, 24 февраля, он мне написал сообщение: «Аня, я знаю твою позицию, но, пожалуйста, не выходи на протесты, потому что они ничего не решат, а проблемы у тебя будут огромные». И опять же, я понимала, что многие люди точно так же руководствовались. И да, я очень с опаской… То есть я уже, когда я приняла решение о том, что я уеду, я не останусь в России, я минимизировала свое участие в политической жизни. Но при этом я продолжала участвовать все равно.

Я помню, в 22-м году, в начале марта, я начала писать антивоенные надписи на купюрах. Я хотела как-то протестовать. То есть я пока была в России, мне хотелось каким-то образом показывать, что это ужасно, что показывать людям, что сейчас идет война. Потому что некоторые люди, мне кажется, не осознавали, что происходит. То есть окей, там война в Донецке, да, окей, там она шла там столько лет. И некоторые, мне кажется, думали, что эта полномасштабная война — это продолжение того, что было в Донецке. Потому что Путин тот же самый говорит, что мы не начинаем войны, мы их заканчиваем. И многие из-за пропагандистского нарратива думали, мне кажется, в такой же мере.

И я помню, что я писала эти антивоенные надписи на купюрах. И в какой-то момент мне отправили новость про то, что активиста задержали за антивоенные купюры. И я, которая делала студенческую визу, чтобы уехать в Испанию на каких-то легальных правах, я просто тогда начала очень параноиться по этому поводу. Несмотря на то, что я, опять же, я жила в своем поселке, и я не думаю, что кто-то бы на меня донес, но все равно… У меня началась паранойя, у меня началось вот это подозрение ко всем окружающим. То же самое, если я начинала какие-то разговоры про войну с моей бабушкой, первое, что там она говорила: «Не говори так громко, тут все слышно». То есть тут хорошая слышимость в комнате, на всякий случай давай эту тему не будем. То есть вот настолько атмосфера страха после начала полномасштабной войны зародилась, что мне просто было физически некомфортно в этой атмосфере. И это одна из причин, почему я уехала.

Как война изменила вашу жизнь?

— Поменяла отношение к некоторым людям. То есть, если раньше политические взгляды для меня не были настолько важным пунктом, например, для общения, дружбы с какими-то людьми, позиция провоенная или даже просто очень нейтральная позиция, где есть фраза «все не так однозначно», для меня уже означало, что наши пути с этим человеком, к сожалению, расходятся.

Я помню, как я, когда, опять же, когда началась война и начались вот эти уголовные дела за фейки, я чистила мои подписки, потому что я видела, например, люди, с которыми я вместе участвовала в волонтерских группах, я училась в университете, мои одногруппники, друзья со школы, с университета выкладывали, например, видео с концерта на Красной площади или выкладывали какие-то посты про русофобию, или что-то. То есть я сразу же удаляла их, потому что я думала, что потенциально они могут, например, на меня донести, если я… не знаю, что-то допишу, да, даже просто могу что-то, да, сказать. То есть у меня, наверное, война повлияла на то, тем образом, что я перестала общаться из-за политических взглядов конкретно с многими людьми, с которыми я была знакома в течение периодов жизни.

Также повлияла на меня в плане того, что все… Все мои друзья, почти все мои друзья из университета, которых я считала моими близкими друзьями, уехали из России. И это для меня было одной из причин, почему я сама приняла такое решение уехать. Потому что я чувствовала это одиночество. И я понимаю, что человек, который находится в России, не может по каким-то причинам уехать, он как будто находится во внутренней миграции. То есть он вроде как живет в России, да, и взаимодействует с российским обществом, но как бы определенным образом закрыт и отторжен от мира.

Вы занимаетесь с детьми в Испании изучением наследованного русского языка, при этом работаете частно. Почему вам не подходят некоторые школы для изучения русского языка?

— Мой диплом был посвящен теме усвоения родного языка, и в рамках этой темы я работала с разными школами, потому что есть разные типы изучения родного языка. Есть способ изучения языка в семье и в формальных учебных заведениях. И в рамках исследования я изучала, работала с разными школами, которые преподают русский язык как язык, наследуемый в Испании.

И первое, что тебе выдает поисковик, когда ты ищешь русский язык для детей-билингвов, — это школы, которые уже существуют больше 20 лет. Есть определенные тоже списки школ, которые рекомендованы для обучения русскому языку, потому что они работают уже не одно десятилетие. И я стала смотреть сайты этих школ, я стала читать, как они были созданы, когда и так далее. И что я заметила? Заходишь сразу на эти сайты школ, там сразу будет про русскую культуру, потом опять же ГОСТы, стандарты, архетипичные такие фотографии советских учителей, что уже немножко начинает у человека, который прошел школу в России, вызывать немного какое-то неприятие.

И далее я стала читать про финансирование этих школ, про то, сколько они работают. Я заметила, что да, многие школы были созданы в 90-е, 2000-е годы. Они были созданы иммигрантами 90-х, 2000-х годов, которые уезжали по, опять же, экономическим причинам. Эти школы они… Большая часть школ, например, вот есть школа в Памплоне «Надежда», которая финансируется фондом «Русский мир». Что вот есть школы, что, несмотря на то, что школы частные, они частично или полностью, почти полностью финансируются фондом «Русский мир». Что такое фонд «Русский мир»? Фонд «Русский мир» — это фонд, который создан Путиным в 2007 году для распространения русского языка за рубежом.

Есть не только финансирование фонда «Русский мир», есть еще, например, школы, есть Всероссийская ассоциация преподавателей русского языка, и все они в той или иной степени связаны с Россией. И если посмотреть, например, на сайты или социальные сети этих ассоциаций или школ, можно заметить очень много постов, посвященных конференции под лозунгом «Вместе с Россией». То есть, если посмотреть фотографии, то там люди на фоне икон рассказывают про то, что мы несем не только русский язык, мы несем традиционные ценности, мы несем какие-то ценности, которые необходимы европейскому обществу, и так далее, что вот это наша миссия.

И, естественно, люди, которые переехали из-за войны, то есть новое поколение иммигрантов, не хотят связываться снова с такими организациями, и я тоже сама лично не хотела связываться с такого рода организациями, потому что это то, от чего ты, по сути, бежал из России. Пропаганда, «уроки о важном». Есть очень интересный кейс про то, как в школе в Марбелье, это была русскоязычная школа, тоже для изучения наследуемого языка, как в русской школе в Марбелье, одно из заданий для детей было писать письма солдатам. Было много свидетельств о том, как проводили уроки патриотизма в этих школах под предлогом уроков культуры, русской культуры, русского языка.

Почему люди, организовавшие школы в 90-х и 2000-х годах, уехавшие из России, поддерживают Путина?

— Волна иммигрантов 90-х годов — это люди, уехавшие по экономическим причинам. Когда развалился Советский Союз, когда началась разруха в 90-е в России и в других постсоветских странах, люди уехали за другой жизнью. Опять же, многие, например, возвращались в Россию посещать родственников, посещать своих друзей, просто там, уже живя, уже как-то обустроив свою жизнь за границей. И они видели… Какой контраст между 90-ми и 2000-ми под властью Путина. И они каким-то образом, мне кажется, связали вот этот комфорт, благоустройство с личностью Путина, то есть с правлением Путина.

Очень у многих аргумент. Ну, опять же, я разговаривала тоже с поколением 90-х, которые очень активно поддерживают Путина, и их основной аргумент, что вот… вы не жили в 90-е, вы не помните, как было в 90-е. Сейчас Путин вывел Россию из этой нищеты и делает ее великой. И эта нарратива, опять же, из-за контраста, который они видели, и они очень оторваны от контекста страны. Когда ты в эмиграции, ты все-таки отрываешься от реального контекста страны. Ты очень многое помнишь по своим воспоминаниям, по рассказам друзей и так далее. И я вижу, что многие пребывают в этом идеализировании России, но при этом по определенным причинам они не могут, например, вернуться, потому что, опять же, уже обустроили свою жизнь за рубежом.

Я тоже видела это поколение поддерживающих Путина иммигрантов во время голосования в Барселоне, «Полдень против Путина». И вот эти люди, они активно скандировали за Путина, я помню. И когда им там какие-то… они сами тебя спрашивают аргументы: «А что вот? Что тебе конкретно не нравилось, что ты был одет-обут, у тебя не было каких-то проблем, что ты вырос? А мы прошли вот эти голодные годы, и мы прошли вот этот период падения Советского Союза. И мы-то понимаем, что дал россиянам Путин». Вот у них, мне кажется, в голове вот такая нарратива. И поэтому очень много есть «Союз соотечественников Испании-Андорры», которые проводят какие-то митинги даже в поддержку Путина, какие-то организовывают экспозиции и прочее.

И видно, что они пребывают в определенной своей созданной пропаганде, потому что они читают новости пропаганды. То есть они читают Russia Today, они читают какие-то газету «Правда». Читают новости, созданные российской пропагандой, и при этом ругаются, что Европа запрещает читать альтернативные источники информации за антироссийской пропагандой. И вот они в этом пузыре живут, и как раз-таки они видят немного другую картину мира.

Вы следите и за прокремлевской пропагандой в испанских СМИ. Зачем прокремлевские боты пишут новости, например, на галисийском и баскском языках?

— К сожалению, пропаганда, да, она воздействует, опять же, на все возможные слои населения. Russia Today использует пропаганду для воздействия на жителей Латинской Америки, для воздействия на каталонское население Барселоны, где я сейчас живу, и, опять же, на наших соотечественников старшего возраста за рубежом.

Помимо этого, она еще использует определенные инструменты для того, чтобы, например, дезинформировать не только людей, но и языковые модели. Сейчас исследователи искусственного интеллекта говорят про термин, который называется «груминг» языковых моделей. Когда языковые модели кормят промптами, пытаясь манипулировать ими, чтобы они выдавали… То есть они учатся на какой-то информации из интернета, и они обучают этим. Они выбрасывают очень много информации, опять же, информации ложной пропаганды, для того чтобы на основе этой пропаганды обучать языковые модели, потому что они используют определенную уязвимость миноритарных языков Испании, потому что мало источников, опять же, по сравнению с испанским, с другими языками, мажоритарными, в миноритарных языках, как галисийский, баскский, каталанский.

Мало материалов, на которых можно тренировать языковые модели. Что делает кремлевская пропаганда, а именно газета «Правда»? Было выпущено несколько статей, в которых было описано, как они генерируют статьи довольно посредственного качества, генерируют статьи на разных миноритарных языках. Опять же, это переводится автоматически искусственным интеллектом. И они выкладывают эти статьи в интернет.

И когда, опять же, языковые модели тренируют языковые модели на миноритарные языки, очень большое количество вот этих статей пропаганды они тоже используют, потому что действительно очень мало источников на миноритарных языках. И было исследование, что газета «Правда» публикует больше 20 тысяч пропагандистских статей в течение 48 часов. То есть вы представьте, сколько это будет за месяц, за несколько месяцев. И как это повлияет на обучение искусственных моделей.

И что тогда будет в дальнейшем, если человек, опять же, сейчас искусственный интеллект очень тесно вливается в нашу жизнь? Очень многие вопросы мы консультируемся с ChatGPT, и что будет, если человек будет спрашивать определенные вопросы, например, на баскском, на каталанском языке, и вместо какой-то плюс-минус объективной картинки будет им выдавать сгенерированный ответ, основанный на вот этом огромном количестве статей, которые выбрасывает российская пропаганда. Это опасно. Это в перспективе очень опасный феномен.

Как вы считаете, насколько действенна российская пропаганда в Испании и Латинской Америке?

— Сейчас контекст, конечно, немножко поменялся из-за отношений США и России. Но до этого, например, большая часть нарратива российской пропаганды была направлена на создание образа России как противника США, как идеологического противника США, НАТО. Это было представлено коллективным Западом. И очень многим латиноамериканцам, которые пострадали от американских действий.

Опять же, определенный рессентимент латиноамериканского общества, определенный рессентимент левых движений в Европе, и в Испании, в частности, и в Каталонии, в частности. Они используют вот этот рессентимент для того, чтобы склонить на свою сторону больше людей из этих регионов. И, конечно, вкладывается очень много денег в это. Если посмотреть на всякие агрегаторы по поиску работы, очень часто ищут журналистов для испаноязычного сегмента Russia Today. Несколько моих одногруппниц из университета работают на данную организацию, потому что, опять же, для выпускника филологического факультета зарплата более 100 тысяч — это очень перспективно, это очень хорошая перспектива.

Верите ли вы в прекрасную Россию будущего?

— Для меня все нарративы про прекрасную Россию будущего напоминают тот самый нарратив, который давали советским гражданам, когда говорили, что скоро наступит коммунизм. Что вот надо немножко потерпеть, надо нам немножко, что надо нам бороться, надо нам всем идти на большое одно дело, и тогда вот скоро наступит коммунизм — если не для вас, то хотя бы для ваших детей, ваших внуков. Опять же, мои бабушка и дедушка так прожили всю жизнь. Мои родители… Тот же самый нарратив был в 90-е годы, когда пал Советский Союз. Что нам, что, опять же, обещали поколению моих родителей? Что будет новая демократическая Россия. И вот этот нарратив о новой демократической России, опять же, это их было светлое будущее коммунизма.

Теперь у нас есть прекрасная Россия будущего после Путина. Опять же, кто будет строить эту прекрасную Россию будущего против Путина? Каким образом она и когда она… Также думали, что мы думаем, что Путин не навсегда. После Путина может быть другой какой-то диктатор, еще хуже. Может быть, будет хаос, гражданская война, и придет к власти кто-то другой. Мы не знаем, опять же, так же думали, что советская власть она там не на всю жизнь. Так же думали белые иммигранты, когда уезжали из России. И сейчас мы думаем, да, вот сейчас наше поколение иммигрантов, антивоенные россияне, молодые, 20–30 лет, мы сейчас думаем: «Да, сейчас несколько лет, и все закончится, все придет в норму, и мы вернемся».

Но точно так же думали белые иммигранты, например, когда уезжали, что советская власть она через несколько лет падет. И мне кажется, что думать с такими категориями — это немножко опасно, потому что ты себя кормишь какими-то ложными надеждами. И я не хотела бы себя кормить ложными надеждами, как это делали поколения передо мной, о мечтах о демократической России после Советского Союза, о том, как наступит коммунизм. Я просто хочу жить своей настоящей жизнью в настоящий момент.

Мне кажется, что важна для нас сплоченность как нашей социальной группы и как нас, как нашей волны эмиграции, сплоченность как русскоязычного сообщества. Для меня очень важна. Мне кажется, что вот эту солидарность, спасибо, эту взаимопомощь нам хотя бы стоит попробовать развивать в эмиграции, уже в другом контексте, перед тем как, опять же, строить что-то великое в прекрасной России будущего. То есть мы сначала должны друг с другом в более маленьких группах взаимодействовать гармонично и уважительно, что самое важное.

Чего вы боитесь?

— Я боюсь, что полномасштабная война — это была не самая страшная катастрофа, которая случилась в истории современной России, что, возможно, самая страшная катастрофа ждет нас в будущем. Почему мне пришли в голову эти мысли? Мой друг общался со своим отцом, который пошел на войну как доброволец. И при всех проблемах, фрустрации, страхе и прочее, до сих пор он убежден, что наши войска делают правое дело на Украине.

И очень большое количество людей в России до сих пор убеждены, что мы на самом деле делаем что-то, какую-то несем важную миссию, что мы освобождаем Украину от чего-то, что мы защищаем русскоязычное население. То есть при всех этих ужасных вещах после Бучи, после стольких страшных вещей, которые сделала Россия самым ближайшим нашим соседям, до сих пор столько россиян убеждены, что война была необходима. Они не считают Россию виноватой в том, что она развязала эту войну. И это… В том, что мы не раскаялись как общество, мне кажется, это одна из причин, почему мы вернулись к диктатуре после падения Советского Союза.

Потому что был «Мемориал», было освещение сталинских репрессий, но уже мое поколение, то есть уже мое поколение, учась в школе, слышало от учителей, что, действительно, Сталин-то не такой уж плохой был, но зато какой был экономический рост, зато мы победили в Великой Отечественной войне. Но, опять же, не все так однозначно. Есть определенные моменты, есть определенные хорошие моменты.

И мне кажется, то, что мы не раскаялись за то, что мы убивали своих же сограждан, мне кажется, это привело как раз-таки вот к тому страшному, от чего мы боялись не допустить. Потому что я помню очень четко, как нам в школе говорили, что никогда больше, что мы никогда больше не хотим войну, что война — это самое страшное, что только есть в мире. К нам приходили ветераны, и никто никогда не говорил, что там «можем повторить», что там Россия, что Советский Союз, там, великий Советский Союз там освободил Европу. Говорили про страхи войны, про то, как это тяжело, и что никогда, никогда ни за что не должно это повторяться. Но это повторилось. Но это повторилось, и многие люди это поддержали. И поэтому, да, мой самый большой страх, что если мы ничего не осознали про то, что произошло в 22-м году, в феврале, то, возможно, нас ждет что-то очень страшное, как после, опять же, поражения в Первой мировой войне. В Первой мировой войне Германия только с новыми силами вошла во Вторую мировую войну.

Что дает надежду?

— Общение. Общение с людьми, которые очень многое потеряли, но не остались озлоблены на мир. Общение с украинцами, с антивоенными россиянами. Вот эта сплоченность, солидарность, которую мы видим, когда идем на вечер писем политзаключенным, когда антивоенные россияне собирают деньги на генераторы для Украины. Когда мы видим, как, например, россияне, которые живут 10 лет в Испании, бесплатно у себя приютили украинцев. Когда началась полномасштабная война, волонтеры с разных стран мира, в том числе из России, которые помогали, несмотря на определенные отношения, определенные по определенным причинам украинцев, старались помогать беженцам из пострадавших областей — люди, которые все еще не потеряли человечность в этих бесчеловечных условиях и не обозлились на мир, потому что очень просто: зло порождает все больше эскалацию зла.

И очень просто в этом мире обозлиться, стать оскалившейся собакой, которая ненавидит всех и просто желает всего зла миру. Но при этом очень много людей я вижу и я встречаю здесь, за рубежом, очень много людей, которые сохранили эту человечность и которые на самом деле вселяют надежду на то, что у нас есть какое-то светлое действительно будущее, что у нас есть перспектива стать уважающим людей обществом. Обществом, где есть любовь к ближнему, я бы так сказала.

У меня плакат, я помню, в 2019 году, когда я ходила на митинг за допуск депутатов в Госдуму, у меня был плакат, который назывался «За любовь в Мосгордуме». И вот я бы так сказала, что за прекрасную Россию будущего, мне кажется, она будет построена, если она действительно будет построена, либо она будет построена в наших сердцах. Но она уже должна постепенно строиться по кирпичикам в наших сердцах, она будет построена фундаментом на любви. И Навальный тоже про это очень много говорил, что действительно, любовь как концепт, вот этот концепт нам все еще стоит прожить, на себе примерить. И вот я видела очень много людей, которые… которые действительно это в себе несут, и это мне вселяет надежду.