Человек, который отдал этот приказ, нездоров. И он управляет страной

Евгения Шведова оценивает ситуацию профессионально. Она психотерапевт. Впрочем, главная тема ее рассуждений — не психическое здоровье Путина, а душевное состояние российского общества. И здесь нет хороших новостей. Люди перепуганы, многие от страха идентифицируют себя с агрессором. Надо ожидать увеличения насилия в семьях и роста суицидов. Война калечит. А вы как думали? “Очевидцы 24/02/2022”. Новая серия.

Расскажите о себе.

— Меня зовут Евгения Шведова. Я частнопрактикующий психолог и работаю в качестве клинического психолога в одной из больниц.

Как вы узнали о войне, и какие были первые чувства?

— Я ехала на работу, зашла в Telegram. Я подписана на «Медузу» и смотрю, что слишком большое количество новостей для раннего утра, что не характерно. Я открываю и понимаю, что началась война. Сначала это был шок, я не могла в это поверить. Это был какой-то сюр, как будто произошло что-то неправильное, и сейчас пройдет полдня, и все скажут, что все закончилось. Но это не заканчивалось. Я приехала на работу и продолжала читать новости. Написала мужу о том, что идет война. Он тоже сначала не поверил. В общем первая реакция — это шок и оцепенение.

Правда ли, что большинство в России поддерживает войну?

— Нет. Я верю, и более того, я знаю, что часть населения правда поддерживает, как бы страшно это ни звучало. У всех в психике есть механизм, называемый «идентификацией с агрессором». Про это сейчас много говорят, и это правда так. Если не вдаваться сейчас в подробности, то так проще, слиться с чем-то большим, чем я. И тогда самому не так страшно. Этот механизм позволяет не чувствовать свой собственный страх и ужас, и часть людей правда верит, поддерживает войну. Но не большая часть.

Повлияла ли война на психическое здоровье людей?

— Первый месяц после 24-го я работала скорее как кризисный психолог. Люди были настолько напуганы, они были настолько близки к панике, что приходилось просто говорить, как в кризисной психологии, очень простые вещи: дыши, как ты спишь, как ты ешь, выходишь ли ты из дома, заботишься ли ты о своих близких, если есть дети, родственники, которые требуют ухода и так далее. То есть что-то очень простое, очень банальное. Начиная плюс-минус со второго месяца у людей начали всплывать их собственные травмы: насилие, какие-либо детские травмы, люди внезапно начали вспоминать о том, что их били в детстве, что их отвергали, это травмы отвержения, или другие травматические события. И вторая история — все, что связано с тревогой, паническими атаками, депрессией. Всё сюда же. Оно и раньше было, но его стало в разы больше. Очень многие сейчас жалуются на то, что: «А я не знаю, как планировать дальше. Я неделю не могу спланировать, я не знаю, мобилизацию сейчас объявят или что?» Так как пропало ощущение будущего, пропал и смысл жизни. «Если я не могу строить свою жизнь, зачем тогда жить?»

Испытываете ли вы чувство вины за происходящее?

— Первое время я чувствовала, когда только началось. Это выражалось в том, что я как будто сделал чего-то недостаточно, что должна была сделать больше, но не сделала. Я думала: почему я раньше не интересовалась политикой? Потом я поняла, что если буду сидеть и посыпать голову пеплом, то от этого никому лучше не будет, и в первую очередь мне. Я приняла для себя решение, что я могу делать то, что я могу, а могу я помогать людям справляться с их переживаниями, с их проблемами, с их сложностями в жизни, потому что как ни крути, жизнь продолжается.

Сталкивались с плохим отношением из-за своей антивоенной позиции?

— Да. Мой папа, к сожалению, поддерживает то, что происходит. Мы с ним живем в разных городах, лично не видимся, но какое-то время назад, может быть, месяц, случился конфликт по переписке. Меня обозвали дурой, сказали, что я ничего не понимаю и что нацисты что-то там делают, уже не помню, что он писал. В общем, что-то очень-очень пропагандистское, что по телевизору говорят. Вот все это он мне и транслировал. Я сказала, что не хочу общаться, и практически весь последний месяц мы не общались. Мне жаль, мне грустно, но пока что я не могу отделить человека от его взглядов. Это не отменяет моей любви к нему. Пока что мне очень сложно. Если бы это был какой-то знакомый, коллега на работе, то да, ну окей, можно сильно не переживать, махнуть рукой и все. А тут не получается — это родной человек. Я думаю, что несмотря на то, что человек поддерживает войну, на него все равно это давит: это напряжение, страх, ужас. Другое дело, что он этого не осознает, и тут, наверное, ему даже сложнее, чем мне. Человек, когда не осознает своих переживаний, может творить какую-то дичь. Уж простите, что не психологическим языком. Я думаю, что тот его выпад в мою сторону был в том числе как некий способ справиться с чем-то своим.

Как сохранить отношения с родственниками, которые поддерживают войну?

— Отделить человека от его убеждений. Второе — хоть я сейчас не общаюсь с папой, но это, в общем, помогает мне — это сохранять отношения хотя бы у себя в голове. Сейчас, когда рушатся ценности, когда рушатся смыслы и жизнь тоже рушится, ниточкой, что может нас удержать, остаются отношения, и это сейчас самое важное. Это сложно, это правда сложно, и я не говорю: «Держитесь за отношения любой ценой, закрываете глаза на то, что вам льют в уши ваши близкие и так далее». Нет. Но если есть возможность стать над ситуацией, то лучше попробовать это сделать, потому что рано или поздно война закончится, это факт. Все в этой жизни заканчивается. А люди останутся, и нам дальше с ними жить. И опять же, разрушить что-то очень легко, очень сложно потом построить и восстановить отношения, симпатии.

Следите за новостями из России и Укаины?

— Это непрекращающийся ужас. Иногда боль даже на физическом уровне, когда были события в Буче, когда были и продолжаются взрывы в Одессе, в Мариуполе. Это скорее не чувство, а физическая реакция — оцепенение от ужаса, когда я понимаю, что я не дышу, что мое тело не двигается, что я замерла. Важно выходить из этого состояния, потому что в нем оставаться невозможно. Не знаю, правильно ли будет так сказать или нет… На самом деле это ненависть к тому, что из-за одного человека погибают сотни тысяч мирных людей, которые ничего не сделали. Они не виноваты в этом. И в этом месте, конечно, рождается ненависть. Правда, я по-другому не могу сказать. Она настолько жгучая, ты ненавидишь до слез. Еще это просто тонны бессилия от того, что с этим лично я не могу ничего сделать.

Чего вы боитесь?

— Первое — что начнется мобилизация, а мой муж военнообязанный, и его призовут. Второе — страшно, что война будет длиться годы. Третье. Человек, который отдал этот приказ, нездоров и управляет страной. Знаете, когда в семье есть психически больной человек, есть разные варианты, что делать. Можно, если у него обострение, сдать его в психиатрическую больницу, где его подлечат, на реабилитацию отправить — можно что-то сделать. А здесь нельзя ничего сделать. То есть глобально нельзя. И это очень страшно. А какие будут последствия? Вот что еще страшно — последствия. Очень сложно и страшно предугадать, что точно будет. Будут травмы, будет ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство), будет огромное количество суицидов, будет огромное количество насилия в семье, потому что все те, кто воюет, вернутся к женам и детям, и количество физического насилия возрастет в разы.