Александр Литке: «Маму устроил бы я в черном пакете»

Александр Литке — дизайнер из Новомосковска. Бывший активист движения «Наши». Работал в команде кремлевских пропагандистов, участвовал в информационных атаках на Навального, Ходорковского, Greenpeace. Пересмотрев свои взгляды, участвовал в движении «Декоммунизация» с Дмитрием Энтео и Марией Алёхиной.

Расскажите о себе.

— Меня зовут Александр Литке. Сейчас я нахожусь в Литве. Родился в 1987 году в Новомосковске, Тульская область, там я вырос, там началась моя общественная жизнь. По профессии изначально я был программистом, потом постепенно переместился в дизайн, графический дизайн, веб-дизайн.

Расскажите о Новомосковске. Какое влияние на вас оказал ваш родной город?

— Это очень важный для России город, там находится крупный сектор химической промышленности, работают такие предприятия, как Procter & Gamble, «ЕвроХим» и многие другие. У нас город был достаточно благополучным. Помню, как в тот период, когда я только начал заниматься общественной деятельностью, шли процессы ужесточения, затягивания гаек. Я помню, как началось давление на оппозицию, массовые вбросы, как убрали выборы мэра. В то время это сильно повлияло на меня. В целом, это провинциальный город, как и любой другой в России, населённый невежественными людьми, как я. Вся государственная пропаганда воспринималась жителями этого города так же, как и всей страной — все хавают Соловьёва, Киселёва, включая моих родителей, к сожалению.

Как вы начали заниматься политикой?

— В далеком 2006 году я чисто случайно получил заказ на изготовление веб-сайта от местного депутата, и таким образом влился в общественную и политическую жизнь своего города.С 2006 по 2008-2009 год я активно участвовал в оппозиционной тусовке города. Мы боролись за честные выборы, выступали против монополии «Единой России», которая тогда только начала складываться. Тогда начинались первые массовые фальсификации. В 2008 году весной я избирался депутатом, правда не в Новомосковске, а в соседнем городе. Наш партийный список сняли, сказали, что мы забыли нолики после запятой написать в отчете. Нам оставили одномандатные округа, потому что на там всегда побеждают единороссы. Я считаю, что победил бы в своем округе, если бы не вбросы. Меня поддерживал весь мой округ, так как я его весь обошел. Когда я проиграл выборы, я не то чтобы был сильно опечален, потому что я прекрасно понимал, что такой исход возможен, но находился в прострации.

Что привело вас в движение «Наши»?

— Движение «Наши» — это правительственная организация, у них был форум «Селигер». Форум «Селигер» — это главное кремлевское политическое событие того времени. Я увидел рекламу по телевизору, в которой говорили: «Если ты хочешь добиться успеха в политике, если ты хочешь, чтобы с тобой поделились опытом крутые дяди, которых ты можешь увидеть только по телевизору, и писатели — приезжай, будет круто». В требованиях к заявке было прочитать определенные книги и написать по ним эссе. Я никогда не читал серьезной литературы, не читал общественно-политической литературы, не читал политическую философию, плохо знал историю своей страны. В то время на меня это произвело огромное впечатление, потому что тебе дают ответы на твои вопросы. У всех у нас есть вопросы, например, почему Россия такая нищая, а Америка богатая. Этот человек давал простые ответы на сложные вопросы, что очень подкупило меня. С этого начался поворотный момент в моей жизни. Я приехал на «Селигер», там увидел самого Старикова и кучу других людей из телевизора. В то время это было что-то невероятное, особенно для человека из провинции, который не видел ничего круглее картошки. Я, конечно, пытаюсь оправдываться, но у меня нет оправданий. Я просто пытаюсь объяснить. Я не людоед, но я стал им на каком-то этапе. Я вкатился в движение «Наши», получал оттуда информацию, читал книги сначала Старикова, потом Глазевой и прочих душевнобольных. Естественно, верил, что Запад хочет завоевать Россию, а Россия сопротивляется, что кругом враги. Я очень сильно пропитался этой белибердой и стал идейным нашистом.

Как государство использовало движение «Наши»?

— Движение «Наши» объединяло идейных людей. В то время задача правительства заключалась в том, чтобы активных пассионарных людей со всей страны подмять под себя, чтобы они были не независимыми свободными людьми, которые хотят улучшать свою жизнь, а чтобы они были подконтрольны. Им даже разрешали в определенной степени покусывать местную власть. Федеральное правительство покрывало местные ячейки движения «Наши» и разрешало им иногда бороться с коррупцией, иногда отправлять чиновников в отставку, устраивать подобные жесткие штуки. И все это делалось для того, чтобы объединить этих людей, что, надо сказать, не получилось. В то время был очень популярен Инстаграм, и у меня до сих пор там куча бывших нашистов, на которых я до сих пор подписан. Я помню, как очень быстро после 2014 года, когда движение «Наши» развалилось, да и до этого тоже, люди начали уходить в протестное движение. Потому что они поняли, что государство хочет взять их под контроль, управлять ими, навязать какую-то повестку. Надо сказать, что из движения «Наши» вышло огромное количество пропагандистов, огромное количество людей, которые сегодня работают в пропагандистской инфраструктуре, в сфере государственной пропаганды, кто-то ушел в госуправление, кто-то занимается подконтрольным бизнесом. Для многих это стало социальным лифтом.

Как вы начали сотрудничать с профессиональными пропагандистами?

— Мне удалось сделать карьеру в этой проправительственной движухе. В какой-то момент времени, когда движение «Наши» уже развалилось, это было еще до оккупации Крыма, я познакомился с определенными людьми, у которых была команда профессиональных пропагандистов. Это, конечно, невозможно назвать фабрикой троллей, но это была небольшая группа, которая получала заказы и повестку, которые надо было отработать. Есть такой пропагандист Роман Голованов — это человек из Тулы, и как это ни смешно, но его туда притащил я. Нам просто нужен был журналист, я сказал, что знаю одного журналиста в региональном СМИ из Тулы, и привел его туда. Это не к тому, что я такой крутой продюсер, я просто рассказываю, как все было. Другая фамилия — Эдвард Чесноков. Он работала в команде непосредственно со мной. Сейчас он работает в зарубежном отделе «Комсомольской правды», который является филиалом ФСБ. Он очень активно и много ездил в Венгрию. Я не держал свечку, не знаю, чем он там занимался, но мы можем подозревать, что, наверное, налаживал какие-то связи. Когда там был я, это все было устроено так: слово «рынок», наверное, не подходит, но это была своеобразная индустрия, где в какой-то степени свободные «художники» творили на заказ. Они были сами индоктринированы, идеологизированы, делали то, во что сами верили. При этом им приходили определенные методички и указания, в каком ключе что надо делать. Например, сейчас бросаемся на Ходорковского, а сейчас на Навального и продвигаем идею «Навальный — Гитлер». Это было очень тупо и смешно, все с этого, конечно, ржали. Доверенные люди, которые давно работают в системе, получали определенную поддержку либо через системы государственной грантовой поддержки, такие, как президентские гранты, либо напрямую из администрации президента. В нашем случае это был комбинированный вариант. У нас была небольшая команда, сколько платили — не знаю. Я могу сказать за себя, что в 2014-2015 годах я получал зарплату где-то в районе 50-60 тысяч.

Как устроена система индоктринации молодежи? Насколько убежденные люди в ней работают?

— Движение «Наши» — это очень многослойная структура. Молодежь, которая туда попадала, не сразу допускалась к серьезным вещам. Комиссар движения «Наши» был намного более индоктринирован, намного глубже допущен к системе. Он мог участвовать в провокациях против оппозиции, в фальсификации выборов. Неофиты, ребята, которые только попали в это все, верили в то, что никаких фальсификаций не существует, что это просто либералы врут. Вообще, путинская пропаганда устроена очень серьезно, она охватывает все сферы человеческой жизни. Религия объясняет людям с богословской точки зрения, почему диктатура это хорошо. То, что очень сильно повлияло в свое время на меня — Стариков и сектанты от экономики. Они объясняли с экономической точки зрения, почему диктатура это хорошо, почему у России нет альтернатив, почему России не подходит свободный рынок, почему России не подходит демократическая форма правления. С политико-философской точки зрения объясняли, почему России не нужна демократия, почему нужна твердая рука, почему нужна любая диктатура. Вы заметили, что православные попы вместе с коммунистами и фашистами варятся в одном котле? Почему так? Потому что им плевать. У людей наверху нет идеологии, нет убеждений. Для них главное, чтобы люди верили в то, что диктаторская форма правления — это хорошо, а Путин представляет их интересы. В целом, путинская пропаганда устроена так: коммунистам говорят, что Путин коммунист, анархистам говорят, что Путин анархист, условным системным либералам говорят, что Путин либерал, а все вместе они должны поддерживать вождя.

Какие методы дискредитации использовались в политической борьбе против оппозиции?

— У нас был основной проект «Типун», движение против хамства в интернете. Это была стартовая площадка, некое прикрытие: мы просто общественный проект, мы боремся с хамством в интернете. Собирались различные хайповые истории, скандалы в сфере шоу-бизнеса, и к этому притягивалась политика. Вот, смотрите, Киркоров оскорбил своего поклонника. А вот тут, смотрите, Борис Немцов сказал, что у россиян рабское сознание. Были проекты под капотом, которые не афишировали. Например, когда был организован фейк против Навального, что якобы ФБК распространяет компьютерный вирус, который вымогает у людей деньги. Насколько я знаю, даже было обращение в правоохранительные органы, они пытались состряпать какое-то там дело. Это делалось в том числе с нашей подачи, этот фейк распространяла наша команда и, наверное, кто-то еще. Была серия видеороликов на ютуб-канале. Самый интересный эпизод, это когда Гринпис провел акцию на нефтяной платформе. Нам пришла разнарядка, что надо что-то сделать на эту тему. Задача была отработать эту тему таким образом, чтобы Гринпис информационно атаковал — провел акцию против «Роснефти» — по политическим, а не экологическим причинам, потому что когда у власти были проклятые либералы, в частности Ходорковский, гринпис не имел никаких претензий к Ходорковскому. Нужно было что-то сделать на эту тему, что я и исполнил в видео. Когда я это делал, я не имел ни малейшего понятия, были ли у Гринпис претензии к Ходорковскому или нет. Это была в чистом виде состряпанная пропаганда. Дальше этот ролик был подхвачен определенными кремлевскими пабликами, помню, что у Старикова тоже была подобная контора, и он размещал наши видео на своих ресурсах. Это один из кейсов того, как все это работало.

Вы испытываете чувство вины за то, что принимали участие в информационных войнах Кремля?

— Да, безусловно. Если меня будут судить, а я надеюсь, что будет какой-то большой процесс, то будь, что будет. Я безусловно виноват в том, что сейчас происходит. Я воспитываю своих детей так, чтобы они в первую очередь не стали зомби. Ещё что-то пописываю, что-то рассказываю людям, вам сейчас рассказываю. Наверное, это важно, возможно, это может помочь другим людям выпутаться из этого.

Что посеяло в вас зерна сомнения и заставило пересмотреть свои взгляды?

— Одна из неотъемлемых частей пропагандистской повестки — культ Сталина. Моя семья, мои предки пострадали от Советского Союза, в том числе от Сталина. По маминой линии у меня был прапрадед, которого расстреляли за то, что он был священником. По отцовской линии у меня дед немец, а бабушка украинка. Они из Белгорода, попали во время Второй мировой войны под немецкую оккупацию. Когда их освободили «освободители», то моих бабушку и дедушку сослали. Их разделили: деда отправили в лагерь в Казахстан, а бабушку с детьми отправили как раз в Новомосковск. В то время это был город ссыльных, город неблагонадежных людей. Там были тяжелые условия, шахты и зарождающаяся химическая промышленность. Естественно, что это очень сильно било по здоровью, поэтому использовали тех, кого не жалко — всяких дивергентов. После смерти Сталина моему деду каким-то чудом удалось вернуться домой, но он быстро умер после этого. Примерно в 2015 году мне стала интересна история моей семьи, я начал спрашивать отца о том, кто были мои бабушки и дедушки, и все это узнал. Что-то во мне надломилось. Я подумал: «Какого черта я ношу цветочки плачам своего деда, своих предков». Я понимаю, что Вторая мировая война — я не называю её Великой отечественной — это сложная история, я никаким образом не оправдываю фашизм, но для многих людей это была очень тяжелая ситуация. Советский режим отнял у людей и их родственников хозяйства, все, что у них было, загнал их в колхозы. В этой ситуации у меня нет претензий к людям, которые шли к Власову. Я понимаю, что это такой жабо-гадюкинг, в этой ситуации очень тяжело сориентироваться. Я начал изучать сталинские репрессии, начал изучать историю Советского Союза, и в какой-то момент стал достаточно антисоветским. Мне стало некомфортно в той атмосфере, в которой я находился.

Зачем путинскому режиму возрождение позитивного образа Сталина?

— Не столько Сталина, сколько диктаторов. Просто Сталин это более свежая история. Есть Александр III, которого очень любят, он был дуболомом. В городе Орел уже давно стоит памятник Ивану Грозному. В людях воспитывается любовь к диктатуре.

Как происходила эволюция ваших политических взглядов?

— Я тогда все еще был ватником, но уже начал искать людей, которые тоже были бы антисоветскими, как я, но при этом ещё пропутинскими. Так я познакомился с таким человеком, как Леонид Петрович Решетников — это генерал-лейтенант службы внешней разведки. Это, конечно, звучит отвратительно. Я просто приехал в офис этого Решетникова, чтобы сказать: «Вот я, вот вы, давайте делать что-то вместе». Им не хватало молодежи, поэтому, я думаю, они проверили мою биографию и уцепились за меня. В основном в то время я занимался тем, что вел антисоветские паблики ВКонтакте. этом заключалась моя деятельность — я читал книги и писал статьи. Я все ближе приходил к книгам Егора Гайдара. Они очень сильно повлияло на меня, потому что он не просто экономист, но еще и экономический историк. Я заново познакомился с историей России в том числе через его книги, и это произвело на меня большое впечатление. Я понял, что такое диктатура, и мне стало понятно, кто такой Путин, чего он хочет, к чему идет Россия, и что все это уже многократно повторялось.

Почему вы перешли из российской православной церкви в протестантскую?

— Организация «Двуглавый Орел» была православной, я тоже был православным — я вырос в православной семье. Как любой православный человек я не имел никакого представления о том, что такое Библия. В какой-то момент мне мама стала говорить: «Вот ты выступаешь на православных форумах, но ты же вообще не знаешь кто такой Авраам». Я говорю: «Нет, понятия не имею, кто такой Авраам», и она мне: «Читай Библию». Какое-то время я динамил эти советы, а потом таки начал читать. Я не буду вас мучить какими-то богословскими штуками, просто скажу, что православие так же далеко от христианства, как и путинский режим далек от демократической республики. То же самое, что происходит в сфере государственного строительства, один в один происходит в церкви: скрепы, духовность, строительство христианской империи от океана до океана, захваты территорий, принудительное крещение людей… Иисус Христос не учил людей строить тоталитарные режимы. Наоборот, строительство демократических республик в Европе очень тесно связано с протестантской реформацией. Когда люди начали читать Библию, они увидели, что там нет оснований для феодального или тоталитарного строя. Наоборот, Христос говорил о том, что тот, кто хочет быть среди вас большим, тот будет вам слугой. Собственно говоря, когда люди начали читать Библию в Европе, тогда и родилось понятие «слуга народа» — это люди, которые работают в сфере государства, чиновники, задача которых служить обществу. Если мы смотрим на путинские скрепы через призму христианства, то видим, что это очень извращенная, очень искаженная, очень лицемерная, вывернутая форма христианства. Вся полнота библейского понимания нравственности сводится к ненависти к геям. А почему гомосексуализм? Почему не алкоголизм? Давайте закроем алкогольный магазин? Нет, все понимают, что это глупость.

Как изменилась ваша жизнь после начала войны?

— В тот момент я получил новую работу, которую давно хотел получить — я был просто дизайнером, но очень хотел быть UX-дизайнером, заниматься интерфейсами, ресерчем и так далее. И вот я получил работу в классном проекте с классной командой, которая занималась с нуля совершенно новым проектом. Это был очень классный кейс на будущее для портфолио. И вот я получил новую работу, но не могу ее делать, потому что все мои мысли были заняты только войной. Я постоянно сидел в Телеграме, верил, что народ не воспримет это, потому что уже слишком, но с ужасом увидел, что люди радуются, у них патриотический угар наподобие того, что был в 2014 году. Я с ужасом обнаружил ту же самую картину и среди всех своих родственников. Я писал сначала что-то в интернете, ВКонтакте, потом пытался расклеивать наклейки, ходил и срывал агитационные плакаты за войну. Мне было противно, мне хотелось что-то сделать, было страшно. Я помню, что к тому времени моя общественная деятельность уже в основном была в интернете, я был в тусовке либертарианцев и либералов, и ребята, админы пабликов, один за другим писали в чатах: «Ко мне пришли, я больше паблик не веду». Я вышел в воскресенье в пикет и простоял буквально минуту. Я только развернул плакат и уже вижу, что через всю площадь ко мне направляется группа людей: полицейский, какой-то казак и женщина с блокнотом. Меня обступили, а потом увезли. Но интересное началось дальше: я не успел выйти из полицейского участка, как раздался звонок из суда: «Мы вот ваше дело рассматриваем, вы можете прямо сейчас приехать на другой конец города?» Я пришел домой, и тут мне падает уведомление с «Госуслуг» о том, что я почему-то должен выплатить полиции 50 тысяч рублей.

Как ваше неприятие войны отразилось на отношениях с родными?

— Мы пропустили жирный кусок моей истории, как я стал заниматься более оппозиционной деятельностью, как познакомился с Энтео и Алёхиной. У моих родителей и родственников, в целом, уже давно было ко мне негативное отношение, мой отец не общался со мной с 2019 года, когда я ушел из православия. Он просто не разговаривал со мной, и до сих пор не видел некоторых своих внуков, которые родились позже этого. У меня все родственники за войну, у моей жены тоже. Один из родственников моей жены кидался на меня с кулаками из-за того, что я сравнил Путина с Гитлером. Моя мама хочет, чтобы я вернулся в Россию и пошел воевать. То есть ее больше устраиваю я в черном пакете, чем я сейчас.

Почему вы уехали и почему выбрали Литву?

— Я уехал, потому что понимаю, что Россия все больше превращается в Северную Корею. Я не хочу бороться, потому что там не за кого бороться, потому что народ массово все это поддерживает и орет «Гойда». Я не хочу скармливать им своих детей и себя. Мы погрузили вещи в машину и решили уехать. Я не хотел переходить границу России, не хотел встречаться с российскими пограничниками. У меня были знакомые, которые уже выехали, и они сказали, что самый оптимальный вариант — ехать через Беларусь. А из Беларуси было два варианта — Польша или Литва. Литва показалась мне на тот момент более дружелюбной. Я запросил политического убежища, и как такового убежища я не получил, но меня оставили. Я нахожусь в статусе человека, которого нельзя высылать, потому что ему угрожает опасность. У меня трое детей, я работаю дизайнером в коммерческой компании на Америку, не с россиянами. Очень доволен.

Сейчас вы принимаете участие в деятельности российской оппозиции?

— Честно говоря, нет, потому что я не знаю, кому доверять. Моя точка зрения очень часто не совпадает с их точкой зрения. Мои взгляды на Россию слишком радикальны. Давайте вспомним историю, как царская охранка, Советский Союз, Советские спецслужбы работали с русской эмиграцией и оппозицией. Они всегда работали на то, чтобы стравить людей между собой, не дать образоваться единому влиятельному центру. Путин всех разгромил, в том числе и российскую оппозицию. Это действительно так, и это очень важно признавать. Мне кажется, что главная проблема заключается в том, что российская оппозиция сконцентрирована на том, чтобы любым способом вывести на улицу людей любых людей. Они объединялись с такими персонажами, как Лимонов. Это черносотенцы, сумасшедшие православные коммуно-чекисты, по которым с самого начала было понятно, кто это. Зачем было с ними объединяться? Зачем было объединяться с таким человеком, как Удальцов, например? С момента начала вторжения России в Украину, с 2014 года, этот человек помогает путинскому режиму захватывать Украину. У его организации «Левый фронт», так же как у лимоновцев, есть свои собственные отряды и подразделения в числе так называемых сепаратистов. Очень важно, что все это с моей перспективы. Я никоим образом не пытаюсь никого учить, но это то, что мне казалось странным. Когда я был нашистом, мне казалось странным, что у российской оппозиции нет четкого и понятного видения будущего страны. Они пытаются объединить ужа с ежом, пытаются объединить огромное количество людей, всех, кто готов выйти на марш несогласных. На мой взгляд, нужно было сконцентрировать усилия на том, чтобы менять сознание людей. Путин именно этим и занимался. Пропаганда на протяжении 20 лет плавно меняла сознание людей. Если бы человеку в 2004 году сказали, что Россия в 2024 году будет скидывать авиабомбы на граждан Украины, на жителей Харькова и Одессы, то у них бы волосы встали дыб. Но прошло 20 лет, они заорали: «Гойда» и все это приняли. Это произошло в результате планомерной работы, постепенного промывания мозгов, шаг за шагом, одно окно овертона за другим. Сначала им рассказывали о том, что демократия это плохо, что нужна твердая рука, потом о том, что в России кругом враги, потом рассказывали о том, что если не Путин, то кот. Этот процесс был постепенным, как деградация, и этому со стороны оппозиции фактически ничего не было противопоставлено. На мой взгляд, надо было заниматься не митингами и выводом людей на улицы. Вышел бы миллион человек в Москве, но 139 миллионов остальных людей думают о том, кто бы разрешил им поднять этих людей на виллы. В этих условиях нет никакого толку от этого миллиона. Если бы Путин в свое время просто расстреливал эти митинги, то, я думаю, его поддержка в глазах народа выросла бы еще больше. Вспомним, например, нашистскую пропаганду времен моей нашистской молодости. Нам на полном серьезе рассказывали, что Эдуард Лимонов, Дугин, Летов, Проханов и вся эта черносотенная тусовка — это американские агенты, которые хотят стравить Россию с западом в войне. На «Селигере» была знаменитая инсталляция — на мосту головы на столбах, типа отрубленные головы оппозиционеров. Там была голова Валерии Новодворской, Бориса Немцова, а дальше Лимонова. Но сегодня мы понимаем, что Лимонов — это просто чекист. Егор Гайдар написал книги «Гибель империи» и «Долгое время», и на первый взгляд кажется, что толку никакого, но его вклад намного больше, чем вклад тех людей, которые выводили людей на митинги, которые получали дубинками по голове и потом сидел в СИЗО. Я никоим образом не умаляю героизма этих людей, я не хочу их оскорбить, я понимаю, что, возможно, они со мной не согласны, но намного важнее было заниматься перепрошивкой мозгов, противостоянием путинской пропаганде.

Что бы вы посоветовали тем, кто пытается противостоять путинской пропаганде?

— Быть честными, не идти на компромиссы, рассуждать здраво, не иметь идолов, таких как «территория России — это незыблемая святыня, мы никому ее не отдадим, мы не допустим, чтобы Россия развалилась». Я считаю, что Россия рано или поздно развалится, как любая империя — это объективный процесс. Единственный способ все это сохранить — это мирная и свободная страна, которая занимается созидательным трудом. Только в таком случае все эти многонациональные различия в рамках одного государства можно было бы сохранить. Мне кажется, что на сегодняшний день это не представляется возможным. Как только путинский режим ослабнет, национальные окраины захотят освободиться.

Как бывший путинист, что бы вы сказали путинистам нынешним?

— Меньше лицемерия, больше правды, принятия реальности и себя. Одна из главных проблем России заключается в том, что люди не готовы признать свои ошибки. Саморефлексия, понимание того, что ты можешь быть неправ, что ты можешь кого-то обидеть, что ты можешь чего-то не знать, в чем-то не разбираться — очень важная вещь в христианстве. Понимание собственного несовершенства, на первый взгляд, делает человека слабее, но на самом деле оно очень сильно помогает не стать свиньёй.

Вернетесь в Россию, если режим Путина падет?

— Я не хочу возвращаться. Если потом будет свободная Московия, может быть, я подумаю о том, чтобы съездить туда туристом. Россия — это непрерывные витки насилия. Раз в 50 лет людям сносит крышу, и они начинают жрать друг друга. Я не хочу, чтобы мои дети или внуки были там, носили красные галстуки, георгиевские ленточки и подыхали на никому не нужных войнах.

Чего вы боитесь?

— Боюсь, что европейские и западные политики окажутся слабыми. Я не хочу, чтобы весь мир стал таким же, как Россия.

Что дает вам опору в жизни?

— Моя жена. Она всегда меня поддерживала. Я всегда с ней советовался, у нас всегда было взаимопонимание. Она влияла на меня, я влиял на нее. Мечтаю, наверное, о том, чтобы мои дети не повторили моих ошибок, чтобы они были лучше меня.