Юлия Файзрахманова: «Мир стоит на пороге ядерной войны»
Юлия Файзрахманова родом из Казани. Журналист портала Activatica.org. Урбанист. Экологический активист — защищала берега рек Волги и Казанки от застройки. После вторжения России в Украину поняла, что не может больше ходить по одним улицам с людьми, которые поддерживают войну. Уехала с детьми и котом в Анталью, чтобы продолжать работать журналистом. Больше всего боится начала третьей мировой войны с применением ядерного оружия. А еще — предательства близких: «Да нет, тебя там не пытали! Ничего там с тобой не делали! Это ты придумаваешь… — Иногда даже боль, страдание и смерть близкого человека, который является оппозиционером, для родственников, сидящих в своем зашоренном мирке, не являются фактором, который заставит открыть глаза». Новый голос в проекте «Очевидцы 24 февраля».
Расскажите о себе.
— Меня зовут Юлия Файзрахманова. Я профессиональный журналист, много лет работаю на портале Activatica.org. Я также много лет занимаюсь экологическим активизмом. Я из Казани, защищала реки — Волгу, Казанку, их берега — от застройки в угоду олигархов, связанных с властями и с президентом республики Татарстан. Урбанист, специалист по устойчивому развитию. То есть для того, чтобы спасти мои реки, мои берега мне пришлось закончить Шанинку, получить образование в Манчестерском университете и, по сути, стать экспертом еще и геоурбанистики.
Как вы узнали о начале войны?
— 24-го февраля, когда началась война, я была с ребенком в больнице. У меня две дочки — двойняшки — им сейчас 9 лет, на тот момент было 8, и одна из дочек попала в больницу с сердечным приступом, из-за того, что физрук в школе намуштровал их при подготовке к 23 февраля, и девочка просто боялась сказать ему, что она не может больше. И в итоге просто на руках ее вынесли из школы, и я отвезла ее в больницу, и, собственно, там я прочитала, что началась война. Я прочитала, как моих друзей — и журналистов, и активистов, с которыми мы очень близко общались, забирают с протестов. Я не была на этих протестах только потому, что я лежала с дочерью в кардиологии и, соответственно, когда я вышла оттуда с ребенком всех либо распугали, либо уже схватили и посадили в СИЗО. И на руках был ребенок, который еще весь серый после кардиологии, и я понимала, что если сейчас выйду одна, с плакатом — а у меня в графе отец у детей прочерк — и меня посадят или заберут, то детей ожидает просто детдом. А у меня не было сомнений в том, что это будет не административная статья. Потому что портал Activatica, где я постоянно работала, для которого я вела репортажи, запретили на территории России в это время. Как раз с формулировкой, что портал дискредитирует российскую армию и освещает войну в Украине. Мы похватали по одному чемодану. Единственное, что я успела — это сделать документы коту. И то — просто приплатив сельскому ветврачу, чтобы поставили дату прививки раньше, как будто бы она сделана. Все. Мы просто схватили, что было. Я не сделала доверенность на других людей, не взяла вещи, не решила вопрос с имуществом. То есть мы просто эвакуировались. Это была экстренная эвакуация.
Почему уехали из России?
— Из-за войны. Из-за того, что я не хочу иметь отношение к государству, которое напало на Украину. Я не хочу иметь отношения к России. Когда я приехала в Анталию, я снимала здесь акции, которые проводили украинки возле российского консульства в Анталии. И туда приходили беженки, они рассказывали о том, что они пережили. Рассказывали о том, что происходит в Харькове, в других городах, откуда они родом, откуда они уехали. И я снимала видео на митингах, которые были против войны здесь уже в Анталии. И там тоже люди рассказывали и про Мариуполь, и про Херсон, и эти видео набрали по полмиллиона просмотров. Я приехала сюда, и в первые две недели я начала искать информацию, искать выходы на людей, искать антивоенные группы здесь. И когда я поняла, что эти видео набирают по 500 тысяч, по 600 тысяч просмотров на Фейсбуке, я подумала, что, наверное, я сделала правильный выбор, потому что, оставаясь в России я бы не могла говорить людям правду с таким резонансом.
Кто виноват в том, что жизнь миллионов разрушена?
— Я считаю, что виноват не только Путин. Путин, конечно, с него ответственности никто не снимал. И не только свита, но и миллионы тех, кто сидит и ничего не делает. Вот вообще ничего. Не выходит на протесты, не помогает тем, кто выходит на протесты, не донатят ОВД инфо, не помогает ВСУ или медикам, или кому угодно. Можно найти для себя доступные формы выражения своего несогласия и в России, и за рубежом. Можно найти те формы, которые не будут напрямую угрожать прямо-таки жизни и существованию. Понятно, что риски есть, они везде есть, но большинство людей, как мне кажется, по крайней мере из моей родни, не из моего, скажем так, нерабочего и активистского окружения, а просто люди, которых я знаю — они из серии: «А что такого? Ну надо же как-то жить дальше». Кто-то из них поддерживает Путина, кто-то говорит о несогласии с развязанной Россией войной, но и те, и другие в большинстве своем палец о палец не могут ударить, чтобы чем-то противостоять этому. Кто-то говорит: «А, возвращайтесь. Да ладно, вас тут простят.» Кто-то переживает только о том, чтобы это не коснулось имущества, прячет квартиры, машины и прочее. Вот люди, которые безучастно относятся к происходящему, мне кажется, что на них лежит ответственность.
Почему в России многие поддерживают войну?
— Есть в психологии термин — зачарованность или заколдованность. Когда человек оказываясь в какой-то манипулятивной, абьюзивной ситуации, воспринимает картину мира только такую, какая вокруг него. Он как будто заколдован этой ситуацией. Это сродни наркотической или игроманской зависимости. Человек не может без серьезного волевого усилия вылезти из этого информационного кокона, который опутывает мозг. То есть что нужно сделать: нужно выключить телевизор, нужно перестать читать одобренные Роскомнадзором соцсети или источники, нужно заставить себя какое-то время просто пересидеть в информационном вакууме, чтобы мозги начали воспринимать информацию по-другому, без этого зомбирования. Но это усилие достаточно серьезное. То есть человек, который делает так, он уже понимает, что картина мира она, собственно, не такая. А еще потом, понимаете, очень сложно выйти из картинки, в которой твоя страна хорошая, а та сторона плохая. Очень трудно сказать, что вообще-то тот, кто долго боролся с драконом — стал драконом. Что Россия сейчас — фашистское государство. Что мы живем не высовываясь, и таким образом мы принимаем доктрину фашизма, которая есть в нашей стране.
Как расколдовать людей?
— Расколдоваться человек может только сам, это тяжелое усилие — признать, что та сказочная картина мира, в которой человек живет — выдуманная картина мира — и выйти из неё. Вот я, честно говоря, не знаю, что таким стимулом может послужить. Потому что у меня, моих близких, которые уехали со мной, родственники твердят: «Возвращайтесь, здесь все будет нормально, будете сидеть тихо.» Во-первых, мы не можем сидеть тихо. Во-вторых, я не уверена, что даже когда, или если, близких заберут, посадят в СИЗО, будут пытать, родственники не скажут: «Ой, это вы сами придумали. Это вы об угол два раза ударились виском.» Потому что такие вещи были, я видела их раньше в экоактивизме. Это конечно заметно меньше было по масштабам, но для конкретных людей иногда были очень тяжелые ситуации, когда они попадали под прессинг, а близкие говорили: «Ну, ты сам виноват, надо было дома сидеть, не высовываться. Наше государство хорошее. Да нет, тебя там не пытали, ничего с тобой не делали. Это ты придумываешь.» То есть даже боль, страдания и смерть близкого человека, который является оппозиционером, иногда для таких родственников, которые сидят в своем зашоренном мирке, не является фактором, который заставит открыть глаза.
Чего вы боитесь больше всего?
— Наверное, третьей мировой. Я считаю, что мир стоит на пороге третьей мировой, с применением ядерного оружия. И тогда коснется всех — и тех, кто спрятался, и тех, кто «своя рубашка ближе к телу». Никого не обойдет. Кроме третьей мировой, наверное, я боюсь предательства близких. Даже уже не боюсь, но болит еще, болит.
Каким вы видите будущее России?
— Я будущее России не вижу. Для себя, по крайней мере, точно. В то государство, которое сейчас называется Российской Федерацией и управляется Путиным, или может управляться его кликой, я никогда не вернусь. Мне очень больно от этого, я очень люблю родные места, но я не вернусь. Я не вижу для себя в дальнейшем Россию такой. Возможно, она распадется на множество частей, для этого есть предпосылки, есть национальные республики, и сейчас мы плотно общаемся с проектом «Лига свободных наций». Коренные народы России, которые ранее обладали своей государственностью и вполне могут политические созреть до того, чтобы захотеть эту государственность обрести вновь. Опять-таки — это не волшебная палочка, потому что, как мы видим, по итогам распада СССР, в каких-то национальных республиках, допустим, той же Эстонии, где находится офис Activatica, прекрасно все и с правами человека, и с уровнем жизни, и с демократией. А какие-то республики пошли в средневековье, но это выбор каждого локального, скажем так, государства или образования, или как оно будет самоназвано. В любом случае — это для меня не должно быть единой страной, которая в случае каких-то таких войн выступает как единый монолит. Когда в Украину отправляются и бурятские солдаты, и татарские, башкирские. Не должна быть такая огромная, плохо управляемая махина в руках безумного деспота. Я просто не представляю, как я буду ходить по одним улицам с людьми, которые поддерживали войну. Как мои дети будут ходить в одну школу с детьми, родителей которых говорили: «Ну что ж такого? Своя рубашка ближе к телу.» Делать вид, что ничего не произошло, что все мы такие, уступая место в автобусе бабушке, которая топила убивать «бандеров». Я не хочу быть с людьми, пока они не прозреют, пока они внутренне хотя бы, а лучше внешне, не попросят прощения у украинцев. Пока они не поймут, что они были винтиками фашистской машины. Я не хочу возвращаться к ним.
