Войну запрограммировали давно

Война началась 24 февраля 2022. Это правда. Война началась 8 лет назад. И это правда. Война началась гораздо раньше — потому что российская пропаганда годами взращивала в людях ненависть. И эта ненависть сегодня работает и убивает. Яна — программист. Поэтому, наверное, считает, что при должных усилиях человека можно запрограммировать на войну. И сегодня мы имеем дело с работой давней программы. Сама Яна этой программе не поддалась.

Расскажите о себе.

— Меня зовут Яна, я родилась в Узбекистане, росла в Беларуси. Я front-end программист, еще пишу электронную музыку. У меня белорусское гражданство, но я давно живу в Москве, и муж у меня россиянин. В Москве живу где-то лет с 18, сейчас мне 29, так что, можно сказать, что я россиянка.

Как ты узнала о войне в Украине?

— Я хорошо помню этот день, точнее эту ночь. Мы с мужем не спали, давно подозревали и активно мониторили ситуацию, причем мы подписаны на очень разные источники, в том числе и на ватные. О том, что начинается война, мы узнали как раз из такого телеграм-канала. Это было в 5:45 или что-то типа того. В каком-то телеграм-канале постятся обрывки фраз Путина о том, что готовится наступление, о том, что оно уже происходит. Мы узнали об этом буквально самыми первыми.

Твои первые мысли и чувства?

— Несмотря на то, что мы психологически готовились к этому, когда ты видишь и понимаешь, что это действительно происходит, то все равно не можешь поверить. Мы рвали на себе волосы. А все спят, и мы понимаем, что об этом еще практически никто кроме нас не знает. Это был шок, конечно. До последнего надеялись, что какие-то остатки здравомыслия остались, потому что с какой стороны не посмотри — это был заведомо проигрышный вариант. Это буквально самоубийственное решение.

Почему вы уехали из России?

— Честно говоря, мы надеялись, что весть о войне что-то изменит в людях, ведь это уже фатальная вещь. Мы думали, что уж сейчас-то люди зашевелятся. Еще до войны я у себя в фейсбуке обращалась к своим подписчикам, друзьям — предлагала выйти на антивоенный митинг, а надо мной смеялись: «Как же, нет никакой войны». Когда настало утро, я дождалась пока все узнают, и написала еще раз: «Ребята, может митинг? Уже пора? Что еще должно случиться, чтобы мы вышли на улицы? Что это вообще такое?» Мы с мужем ходили на антивоенные акции, и не раз, подождали какое-то количество дней и, когда поняли, что людей выходит слишком мало, а опасность подбирается довольно близко, приняли решение уезжать.

Почему было опасно остаться?

— У меня в семье все активисты, включая мою маму. Еще в 2020-м мы ездили на протесты в Беларусь, где были заведены уголовные дела на маму и на меня. Мы почувствовали, что появляются настроения в сторону объединения России и Беларуси, а это значит, что все базы тоже будут объединяться и, когда это случится, на нас тоже обратят внимание. Это первое. Второе. На последний митинг мы ходили с моими друзьями, моими верными камрадами, с которыми мы годами ходим на митинги. И за одним была установлена слежка у него дома, его пасли пять дней подряд, он еле вырвался. Другому другу стали звонить, вызывать куда-то. И мы остались с мужем последние. А мы не по прописке живем, и мы подумали, что это, видимо, дело времени, когда к нам тоже могут постучаться.

Есть ли знакомые, которые поддерживают войну?

— Мне очень повезло с друзьями, с родней. Я знаю, что многим совсем не так повезло, как мне, и были трагические расколы прямо внутри близкого окружения, в семье. У нас нет, не было таких проблем.

Почему в России многие поддерживают войну?

— Многие люди поначалу были даже не в курсе, что идет именно война. Для них, что слово война, что слово спецоперация — это очень абстрактные, далекие вещи. Людей очень мощно обрабатывали долгие годы пропагандой, они взращивали в них чистую ненависть к братскому народу. Для них это просто абстрактные жизни, абстрактные взрывы и абстрактные последствия. Мне кажется, они просто достаточно глубоко не рефлексировали на эту тему.

Есть друзья в Украине?

— Я в свое время жила немного в Украине, в Одессе, в Киеве. Не очень долго, но успела обзавестись друзьями, плюс многие друзья из России — этнические украинцы.

Изменилось их отношение к тебе?

— Лично ко мне нет, потому что они знают мою позицию. Я уже не первый год проявляю какую-то политическую активность. И это адекватные люди, они понимают, что к чему. Но к русским есть, конечно. Не у всех, но людям в их положения, когда они были вынуждены пережить весь этот ужас, эту трагедию… Я не жду от них какой-то особенной любви и понимания к нам.

Кто виноват, что жизнь разрушена?

— Ответственность лежит на всех, это правда. Но вина лежит на конкретных людях. На Путине — это один уровень ответственности. На пропагандистах — другой, но, кстати, вполне сравнимый, потому что одними из главных виновников являются пропагандисты. Человек — это абсолютно программируемая вещь, и они долго, усердно и упорно работали над этим. Плюс чиновники, силовики — на них лежит наибольшая ответственность. Но также и на простых людях тоже есть доля этой ответственности, потому что, к сожалению, в России есть традиция: уткнуться в свои маленькие жизни, ни на что не обращать внимания, не участвовать в политической жизни и вообще не осознавать себя частью гражданского общества. Из-за этого сна, в котором пребывает большинство россиян, такие вещи становятся возможными, к сожалению.

Что не так с Россией?

— В России есть организация силовиков, КГБ и НКВД в прошлом. То есть этой организации уже более 100 лет, и она профессионально и целенаправленно занимается тем, что подавляет волю, свободу слова и протестные амбиции у любого живущего на этой земле. Год за годом происходила отрицательная селекция. Вторая мировая война унесла самых смелых, сильных и отважных мужчин и женщин. Вместе с тем был 37 год. Все, кто мог что-то сказать, кто имел смелость, кто вообще имел какие-то мысли и критическое мышление — их просто уничтожали пачками, семьями. Потом Путин запустил репрессивную машину и целенаправленно запугивал людей, уничтожал свободные СМИ. Было сделано все для того, чтобы это происходило. Сейчас людям нужно объяснять, что такое свобода, зачем нужна свобода слова, какие у них права, какие у них обязанности. Одна из главных функций СМИ заключается в этом. Людям запрещали объяснять, пугали их, и вот закономерный результат.

Какие новости внушают оптимизм?

— Весь мир оказывает Украине мощную поддержку. Я так понимаю, что победа будет за ними. Что касается какого-то пробуждения в России — эти новости есть, но их мало.

Какие новости или фото потрясли больше всего?

— Мне кажется, что, как и у всех, это была Буча. Не то чтобы я не догадывалась, что там делают военные, потому что убийство, пытки, изнасилования — это лейтмотив в любой войне, но когда это происходит в прямом эфире, то это шок, и ты понимаешь, что внутри что-то умерло навсегда.

Чего вы боитесь?

— Я боюсь за наше будущее. Физически я уже относительно в безопасности, и то… Дело в том, что у меня нет никакого ВНЖ или паспорта другой страны, и я понимаю, что если мне нужно будет оформлять какие-то юридические операции, то я должна возвращаться в какую-то из этих стран: в Россию или в Беларусь. Это вообще-то опасно для меня. У украинцев, несмотря на всю ту боль и ужас, вектор направлен на что-то светлое, на какую-то надежду. Их дальше ждет только подъем. А вот нас ждут печальные реалии.

Что ждёт Россию в будущем?

— Будут гонения, будет сложно, будет съедать чувство вины и чувство стыда. Очень многое зависит от того, каким будет результат войны. Если путинский режим выстоит, то, я думаю, нас ждут очень-очень страшные репрессии, ужаснейший регресс. Мы откатимся очень далеко назад.

Чувствовала плохое отношение из-за того, что русская?

— Да, я чувствовала это, разумеется. Это логично, что здесь такое отношение. В 2008 году здесь была война с грузинами, и ожидать, что они встретят нас хлебом-солью наивно. Хотя иногда, конечно, это совсем уж неадекватные проявления, но, опять-таки, я всё равно отношусь к этому с пониманием, хотя неприятно.

Вернёшься, когда закончится война или режим падёт?

В окружение Путина есть люди, которые теоретически могут перехватить власть, но это будут такие люди, к которым вернуться — это просто самоубийство. Если бы это поменялось на какой-то демократический режим — конечно, мы бы сразу паковали чемоданы и возвращались. Потому что я все равно люблю это место, у меня очень многое связано с Россией. Россияне клёвые. То есть, конечно, много сами знаете каких, но те, которые близки мне — ради них стоит возвращаться. Я бы хотела, чтобы Россия развивалась, и я бы хотела приложить к этому руку. Это место, где ты на своём месте, где ты дома. Ты нигде не будешь так же на своем месте, как там. Ты все равно будешь чужой, куда бы ты ни поехал. Можно ассимилироваться, интегрироваться, у меня есть для этого силы и ресурсы: я знаю английский, у меня хорошая профессия и открытое сознание. Я могу это сделать при желании, но это всё равно будет не дом.