Ольга Мутовина: «Война везде: и в здравоохранении, и в образовании»
Ольга Мутовина, журналист из Иркутска, автор и редактор журнала «Люди Байкала». До февраля 2022 журнал писал о том, как живут люди в глубинке: в Иркутской области и Бурятии. После — о том, как на их жизни сказалась война. Так, Бурятия стала одним из первых регионов, куда стали приходить гробы из Украины. В списке погибших, который ведут «Люди Байкала», изучая некрологи в сетях, уже более 1000 имен. Эта цифра явно меньше реальной, но другой у жителей региона нет. Власти данные о потерях не обнародуют. О том, почему люди готовы мириться с войной, и что можно сделать, чтобы их разбудить, Ольга Мутовина говорит в проекте «Очевидцы»: «Разговаривала с мобилизованным раненым из полка №1439 — из роты в 200 человек остались двое, и он один из этих двух. Их координировали с дронов, командиры с ними не пошли… Люди раздражены, недовольны, но их позиция по-прежнему — моя хата с краю. Пассивная».
Расскажите о себе.
— Меня зовут Ольга Мутовина, я из Иркутска. Я автор и редактор журнала «Люди Байкала». До войны мы писали о том, как живут люди в глубинке Иркутской области, в Бурятии. После начала войны мы стали писать о том, как жители этих же регионов переживают войну, как ее последствия сказываются на их жизни.
Как лично ваша жизнь изменилась после 24 февраля 22 года?
— Бурятия была одним из первых регионов, куда стали привозить тела погибших. Уже в марте мы поехали на похороны. Поэтому уезжать или не уезжать — об этом мы не думали, потому что видели, что происходит что-то важное прямо перед нами, и стали это освещать, снимать. Потом эту возможность власти закрыли — поняли, что на похороны могут прийти журналисты. Мы стали разговаривать с родственниками погибших. Потом пошли мобилизованные. Мы держались столько, сколько было возможно. 23 сентября прошлого года нас задержала полиция. Нам вменили расклейку антивоенных листовок, на нас надели наручники, увезли как преступников в отделение и долго там держали. Вышло постановление о штрафе в 30 тысяч рублей. Оказывается, я дискредитировала вооруженные силы Российской Федерации. Нашлись два свидетеля, которые рассказали полиции, что я клеила наклейку «Нет войне». Мы обжаловали решение, и судья областного суда, куда попала апелляция, отменила решение районного, а меня освободили от уплаты этого штрафа. У нас уже были билеты в Грузию на семинар. Уехали мы 24 сентября, а вернуться уже не получилось. Мы живем в Армении, а наша редакция живет в четырех странах.
Как вы начали собирать статистику погибших на войне жителей региона?
— В первые месяцы войны Бурятия находилась на первых местах по количеству гробов. Сначала мы стали выписывать фамилии, имена, отчества, краткие биографии и фотографии погибших людей для того, чтобы не запутаться самим. А потом, когда мы поняли, что власти не дают данных, что нигде этой информации нет, стали публиковать эти списки. Сейчас в нашем списке больше тысячи человек — это только те, о которых мы узнали, о которых опубликован некролог. Обычно это делают родственники, знакомые, на работе, на сайтах школ. Раньше это делали власти, губернаторы и депутаты, но когда погибших стало очень много — слишком много — власти перестали давать эту информацию. Эта цифра некорректная. Скорее всего, она занижена в разы, но другой информации нет.
Гробов из Украины приходит все больше. Меняется ли отношение к войне у людей?
— Мы тоже на это надеялись. Когда началась война, было ощущение, что вот, наконец-то, сейчас уж люди выйдут, люди начнут протестовать. Этого не случилось. Потом, когда пошли первые гробы, мы думали, что матери, которым нечего терять, вот они-то точно выйдут. Потом думали, что что-то поменяется, когда начнётся мобилизация. Снова ничего. Меняется ли отношение? Безусловно. Нарастает напряжение, недовольство, у людей появляются вопросы, но это никуда не транслируется. Люди выражают всё очень скупо. Они задают вопросы, говорят, что им что-то не нравится, но не видят корень проблемы и продолжают выступать за Путина. Говорят, что он молодец. «Это диверсия. Кто-то вредит. Это какая-то ошибка. Вот сейчас Путин или кто-то придёт и разберётся». Люди продолжают оставаться в счастливом неведении. И это совершенно понятно — это защитная реакция. Потому что сказать: «Я поменял своё отношение», значит признать всё, что думал человек до этого, всё, во что он верил, ошибкой. И особенно тяжело это признать людям старшего поколения. Следующий шаг: допустим, мы всё признали, и человек понял, что он ошибался. Нужно что-то делать. Но что? Они не то чтобы не понимают — они не хотят понимать. И ещё очень большое влияние оказывает страх. Они на публике говорят общественно одобряемые вещи, а у себя дома совершенно другое.
Вы поддерживаете контакт с мобилизованными из вашего региона? О чём они говорят?
— В январе, в феврале и в марте мы опубликовали 4 видеообращения. Три видеообращения от мобилизованных военных и одно обращение от их жён. Мобилизованные жаловались на то, что их отправляют без подготовки на штурмы. Обычных вчерашних слесарей, менеджеров, чеканщиков сделали штурмовиками и отправляют на убой, как они говорят. Это вызвало большой резонанс, и власть была вынуждена как-то реагировать. Губернатор стал устраивать какие-то встречи. Сначала он отправил своих представителей, а потом и сам поехал на фронт. После этого ничего не изменилось, люди нам пишут до сих пор. Они не стали выступать против войны, не стали говорить, что всё было напрасно. Просто просят об одном — чтобы их убрали из штурмовиков и перевели на другие места. Я буквально вчера разговаривала с раненым мобилизованным из полка 14.39. Он говорит, что из роты в 200 человек осталось двое. И он один из этих двоих. Он рассказывает чудовищные вещи. Их координировали с дронов, а живые люди, командиры с ними не пошли. То есть их отправили — если выживут, то выживут. Отношение поменялось. Люди раздражены, люди напряжены, недовольны. Но по-прежнему пассивная позиция «моя хата с краю, я вообще случайно сюда попал».
Как спасти людей, отравленных пропагандой?
— Единственный выход — выключить телевизор. После этого я не знаю, сколько нужно будет времени для того, чтобы эти голоса перестали звучать в головах. Без этого надежда очень мала. Но это не значит, что мы должны перестать разговаривать с этими людьми. Им нужно давать информацию. Каким образом это делать? Ну, мешком по голове ударять не надо. Без шокирующей информации, например, от очевидцев с фронта или о том, как вагнеровцев, которые совершали убийства, изнасилования, разбои, делают героями. Им тяжело будет это воспринимать, для них это очернение. Говорить надо о тех проблемах, которые близки людям, которые их волнуют —здравоохранение, разваленные больницы, дороги, работа маршрутных такси. Мы пишем о каких-то проблемах и отправляем свои материалы, ссылки в сообщества в вайбер-группы и WhatsApp. Просим, чтобы жители поселка поделились этой информацией. Таким образом люди к нам приходят. Возможно, взгляд зацепится за список погибших. Кроме того, у нас есть группа в одноклассниках: туда мы выкладываем не весь контент, а только те материалы, через которые мы можем вести диалог с людьми, поддерживающими или, по крайней мере, не противящимися войне.
Что может остановить войну?
— Мы можем рассказать людям внутри России о том, какую цену страна платит за эту войну. Рассказать о том, что война коснулась каждой семьи. И если человек думает, что к нему это не относится, то это не так. Война везде — и в здравоохранении, и в образовании. На всё, что нас окружает, повлияла война. И мы уже за неё платим и будем платить очень долго. Для того, чтобы остановить войну, к сожалению, нужны какие-то другие действия. А вот формирование верного общественного мнения и мысли о том, как мы будем жить после войны — этим, наверное, нам следует заняться.
Каким вы видите будущее России?
— Я не поддерживаю мысль, что у нас люди плохие, какие-то не такие, тупые, стадо, которое куда-то гонят. Я думаю, что как только выключится телевизор и придёт нормальная власть, процент людей, говорящих: «Я был против», резко возрастёт. После ухода Путина ситуация не особо поменяется. Власть захватят какие-то силовики и будет смутное время, после которого у России должен появиться нормальный руководитель и нормальное управление. А политические процессы запустят и экономические. У России есть все шансы стать нормальной страной.
