«Рядом военный госпиталь, мясник планирует озолотиться»
Надежда (имя изменено) из Ростова-на-Дону. Ей 36 лет. Она не работает, воспитывает детей. Пишет заметки из жизни. Нам она написала — о «солдатиках» из военного госпиталя неподалеку. Об усталости и безнадеге.
— Иду в мясной магазин. Открылся новый, прям следующий в ряду после «military shop». Линейка, как срез пирога с начинкой — пивняк, аптека, военный магазин, мясной, аптека, магнит. Рядом цыган продает из чемоданов пластмассовое золото, думаю ещё что-то продаёт. В мясном — встречает хозяин, радушный, с розовыми щеками, словно они из этого мяса… Он говорит о своей собственной ферме, о том, как скоро он откроет кулинарию для «солдатиков». Рядом военный госпиталь, мясник планирует озолотиться.
Захожу в овощной, там — две продавщицы, пятьдесят плюс. У одной из них случается истерика, она срывающимся голосом, говорит, что уже невозможно всё это видеть — «Они без рук, без ног, ходят тут! Ходят каждый день! Скорые, скорые. Кому-то плохо, что-то случилось! Вот опять скорая, опять упал, вот, слышите, слышите!» Я добавляю, что без глаз тоже есть немало. Рисую рядом с ней мясника. Внутри растёт нехорошее чувство.
Иду домой — страшно, под ногами шприцы и настойки боярышника, мусор, много мусора. Возле входа сидит мужчина, изо рта у него идет пена, вышли соседи — суетятся вокруг, скорую вызвали но думают отменить. Этот сидел с «солдатиками» пил днём. Потом они дрались. У него мокрые штаны.
Я захожу домой, я вижу лицо мясника, вздрагиваю от громких звуков. Я вспоминаю слова родных, которые живут не в России 24 февраля:
— Надежда, что происходит?
— У нас война.
— Нет, не у вас же, в Украине.
Пасмурный день. Стало холодно и промозгло, сырая земля почти не пахнет, на газонах прорезается свежая, изумрудная трава. Иду по улице. Вот женщина курит на ходу сигарету, у неё усталое лицо. В витрине банка сидят три девушки, через прозрачное стекло я вижу их безразличные взгляды, на лицах такая же печать усталости. Дома и деревья смотрят мне в глаза. Больше нет ощущения прострации. Нет тревоги.
Прошло больше полутора лет и всё на месте, но всё изменилось. Окликает прохожий : «Не подскажете как пройти в банк?» Останавливаюсь, объясняя замечаю, что у него нет руки. Пока не заметила ее отсутствие, отметила очень добрые глаза (чистые и голубые). «Убивал, не убивал» — звенит в голове… Какая разница, иди дальше, мысли крутятся, как собака в осенней листве не в состоянии улечься на место. «Наши мальчики» — думаю я. Накатывают слезы отчаяния. Изумрудная трава. Наши — не наши, трава начинает заполнять меня до верху. Щёлк, сменили картинку. Усталость становится иной… Она прорастает в людских взглядах, ее оттенок темно бордовый, почти черный.