Радомир: «С войны вернется очень много обиженных людей»

Радомир – руководитель клиентского сервиса в книжном издательстве, уехал из России, так как не хотел участвовать в войне. Как и многие потерял работу, которую любил, как и многие, сменил несколько работ в эмиграции.  

В интервью Радомир говорит о своем отвращении к войне, рассказывает о своем опыте службы в армии, о том как приходили из военкомата, об отъезде в Грузию и об опыте адаптации к новой жизни.

Расскажите о себе.

— Привет, я Радомир. В общем, я из Москвы. Я много чем занимался вообще, но на данный момент я делаю единое окно приёма заявок для четырёх продуктов книжного издательства.

Как война изменила вашу жизнь?

— Я сепарировался от родителей, потому что до этого я жил как бы с мамой. У меня была очень хорошая зарплата. Я делал то, что мне нравилось. И не сильно думал вообще о какой-то бытовухе, о чём-то связанном со взрослой жизнью. Наверное, так можно сформулировать.

А здесь я понял, что, в общем, надо быть собраннее. Я зачерствел в какой-то мере и, ну, понял вообще, насколько важны люди в плане взаимодействия, ну, каких-то связей и возможностей.

У вас была любимая работа. Расскажите о ней и о том, чем пришлось заниматься с переездом.

— Я работал в макетной мастерской. Меня туда привели по знакомству. У меня нет высшего образования. Это было прекрасное место, где можно было буквально спать. Были для этого все условия, был душ, был даже целый трекерборд, на котором можно было отмечать, сколько вообще времени ты проводишь на работе, не засыпая в других местах.

Мне очень нравилось просто, что это такой физический труд, который связан с умственным. И, кроме того, можно было много чего изобретать и делать, не отходя от станков. То есть у тебя был доступ к материалам, к каким-то инструментам, и ты сразу что-то придумал и мог сделать. И мне этого очень не хватает. И в целом как-то вот этот участок, наверное, такой, вот какое-то переосмысление того, как это было.

Что касается того, что мне пришлось сделать здесь, я действительно, ну, когда сюда переехал, у меня опять же не было никакой удалённой работы. Я приехал сюда с девушкой своей. Вот, в общем-то, было очень тупым решением, когда у тебя нет удалённой работы говорить: «Поехали со мной, будем вместе выживать, будет классно, всё вообще укрепим взаимосвязь». Ни хрена это так не работает, если что. Ну, это, в общем, отдельный, наверное, вопрос.

Здесь я ходил по очень много разным местам. Я работал оператором 3D-принтера по глине. Я работал в онлайн-поддержке казино. Я чертил сметы для американского рынка недвижимости и делал тоже дома. Вот управлял здесь коливингом недолго, потому что у меня не было прямо опять же специфического образования. Просто сейчас опыт в основном собираю. И вот на данный момент мне посчастливилось оказаться там, где я нахожусь сейчас. Но процесс как бы весьма был непростым у этого всего.

Ну, как будто сейчас вот мне кажется, что лет до тридцати надо просто сейчас собирать все возможные шишки, которые возможны, и набираться опыта. Вот. Так что, ну, много ошибался. Не могу сказать, что прямо какая-то идеальная жизнь, но многому научился. Ну, я стараюсь не воспринимать жизнь как какой-то набор плохих событий. Как раз просто отец всё время говорил, что надо жить как-то, смотря на хорошее. И мама тоже как-то ему в этом вторит, хоть они…

А мама говорит, что вот есть там два типа людей, которые видят: есть вот пчёлы, есть мухи. И вот есть пчёлы, которые говорят: «Везде цветы, везде цветы». Есть мухи, которые говорят: «Везде говно, везде говно». Вот. И в итоге просто, ну, стараюсь быть пчелой.

Злитесь ли вы на ваше государство за то, что произошло с вами, что происходит с другими людьми?

— Любое убийство и как бы побуждение к этому всё-таки для меня неприемлемо. Так или иначе, то, что так произошло, наверное, какой-то вот популярный из зумеров скажет: «Ну, от меня что зависит в данном случае?» Я, ну, понимаю, что со своей стороны я просто могу не давать свои руки для того, чтобы, ну, то есть как раз свои какие-то знания для того, чтобы, ну, то есть никак не участвовать в этом, не поддерживать. Вот.

А я не злюсь, потому что действительно недавно, наверное, у меня появилась какая-то, ну, самооценка нормальная. И просто то, что я мог бы, наверное, делать в России, я буду делать в другом месте. Как бы это мой такой маленький протест.

Почему у вас ощущение, что от вас ничего не зависело в России?

— Потому что это большая система. Ну, то есть как это взаимодействует? Это же не один человек глобально. Есть очень много выгодополучателей определённо того, что происходит. И у меня нет представления о том, как это можно изменить в одиночку, класть свою жизнь на то, чтобы… Ну, я свою хочу пожить. Вот.

Ну, я понимаю, что если в это вовлекаться, это должна быть прямо очень комплексная работа, которую я не готов делать. У меня есть свои интересы, которые я преследую. Вот поэтому я считаю, что, ну, один в поле не воин, а становиться частью чего-то связанного с политикой, я себя не вижу в этом.

Что для вас значит быть гражданином какой-либо страны?

— Я не мыслю такими форматами. Ну, просто существую и делаю какие-то штуки, которые мне интересны. Я не привязан, ну, то есть к какому-то вот этому концепту. Я понимаю, что он, скорее всего, важен, но он проходит мимо меня, и я не замечаю этого.

Расскажите о своей службе в армии.

— Многие говорят как раз, что армия для них — это какая-то тяжёлая участь случившаяся. Вот я попал туда в 18 лет, как раз я плохо сдал ЕГЭ. Я подумал, что, ну, ладно, отсюда не убежишь. У меня был план, что после того, как я отслужу в армии, за мной не могут бегать. Вот, я просто буду спокойно заниматься тем, чем хочу уже. И как бы, ну, как бы такая сделка должна была быть.

Ну, мне повезло немного с родословной, поэтому мне, в общем, дали билет в классное место. В общем, я оказался в Президентском полку. По сравнению с рассказами других, это на тот момент, когда я служил, всё же я думаю: «Блин, как мне повезло». Потому что, ну, то есть не было дедовщины никакой. Очень, на самом деле, все хорошо жили по распорядку. Нету каких-то конфликтов, которые довольно часто связаны с национальной рознью.

То есть это такое очень славянофильское общество, в котором, ну, то есть люди выясняют отношения через слова. Не всегда, конечно, тут, ну, то есть это не какая-то высокопарная речь. То есть бывало такое, что «ты что, нахуй?». Ну, то есть какие-то такие вот вещи случались, но с другой стороны, рукоприкладства я тоже, ну, не заметил какого-то.

И довольно часто встаёт вопрос вообще, зачем я пошёл в армию у многих, и что они там делают. А для меня это было очень хорошим таким курсом конфликтологии, где ты живёшь с восемьюдесятью людьми в одном помещении и, ну, с двенадцатью. Вот. Но глобально ты просто учишься взаимодействовать с людьми. И ты понимаешь, что у тебя нет просто возможности как бы сказать: «Ах, так, ты типа токсичный слишком, ну, я тогда ухожу». То есть нет такого, нет, конечно.

Вот я понял, как выстраивается взаимодействие внутри коллектива. Ушла какая-то брезгливость излишняя. Появилось, наверное, пара… один хороший друг появился, с которым мы до сих пор общаемся. Он в России, он на своём месте, скажем так, связан со структурами. Вот. Но для него это социальный лифт, и я считаю, что он на своём месте. И это вот редко такое можно сказать про людей в погонах. Но вот он таков.

Конечно, какая-то, ну, физподготовка, которая тоже как-то систематически появилась. И это вообще было первое время, когда я не жил как-то импульсивно, а было чёткое расписание того, что ты делаешь. И я заметил, что, ну, то есть, какая бы там хрень ни была, всегда был какой-то чёткий распорядок. И я понял вообще, насколько интересно, когда у тебя есть вот расписание, то есть какой-то календарь, по которому ты живёшь.

Ну, и как бы сейчас это тоже экстраполирую на себя нынешнего, то есть не то, что я, конечно, там типа отжимания с утра, мыть полы и, ну, то есть как без какого-то прямо милитаристического налёта, но вот, в общем, как-то это встраиваю в свою жизнь, и это помогает, на самом деле, тоже. И в армии именно было понимание того, как рутина, которую ты формируешь самостоятельно, она позволяет тебе освобождать оперативку под что-то ещё. Вот вопрос в том, что, ну, её всегда в армии находили, чем занимать. Вот. Но здесь, в общем, я волен, что я буду делать.

А что ещё? Наверное, ну, постоять, конечно, на могиле Неизвестного Солдата — это очень интересный опыт. Не хочу прямо рассказывать про всё, что там происходило, потому что мало ли там посмотрит кто-нибудь, скажет: «Ах, ты вот рассказываешь про всякое». Но это, ну, не каждому дано, я бы сказал так, быть частью именно этой штуки. Я не говорю про всё вообще, что связано с армией, но вот конкретно вот эта вот роль, она интересная. Вот и, ну, ты прямо чувствуешь, что что-то что-то чувствуется вот такое.

Есть ли что-то, что вас в армии смущало?

— Когда ты просто копишь негатив какой-то в себе, он, ну, как-то вот аккумулируется. Ну, то есть глобально есть вещи, о которых, наверное, я могу рассказать, что я там, не знаю, чистил котлы на 400 л, в какой-то момент мне просто, ну, типа там куча этого супа остаётся. Вот. И просто что-то что-то мы разговариваем с чуваком, и он бросает швабру, и часть из этого супа попадает мне в рот. И как бы мы как бы смеёмся, и я, ну, начинаю в какой-то момент плакать и блевать этим всем. Ну, как бы и тоже, ну, в момент ты думаешь: «Блядь, чем я занимаюсь, нахуй?»

Но я стараюсь всё-таки концентрироваться на каких-то положительных штуках, которые дало мне это место, потому что, ну, опять же, думать о том, что я просто год проебал в никуда, я считаю, ну, неправильно. Вот. А свои плюсы, мне кажется, есть в любом опыте, который ты получаешь. А есть негативные штуки. Конечно.

Вы оцениваете свой опыт в армии как положительный, но не захотели воевать, поэтому уехали в Грузию. Как связано вообще вот, не знаю, желание убивать и армия?

— Никак, потому что, ну, у нас это больше как повинность. Всё-таки какие бы там патриотические разговоры бы ни шли, ну, все всё прекрасно понимают, как бы, на местах. И я не могу сказать, что есть несколько идейных, но как бы у них тоже есть морально какой-то морально-ценностный ориентир, и, ну, как бы то тоже не всё бьётся. Вот.

Ну, вопрос в том, что есть просто руководство, и тут, ну, там нельзя просто написать, условно, заявление об уходе и пойти в другие вооружённые силы. Вот это, ну, довольно строгая система. То, что происходит внутри, и то, что даже производится какие-то там работы, оно влияет на часть людей. Но когда у тебя есть какие-то свои ценности, которые ты сам выводил, ты, ну, всегда как-то стараешься анализировать то, что тебе в голову, ну, пытаются внести. Какое-то критическое мышление должно присутствовать.

А что касается, почему я в Грузию переехал, ну, просто потому, что в какой-то момент мне сказали, что, в общем, ну, всё, начинается гребёшка. Я начал просто простукивать варианты, и оказалось, что здесь вот у меня есть друзья, которые готовы меня были пустить на матрас. Вот, в общем, я такой: «Ну, Грузия, значит». Вот. И, в общем, здесь я так появился.

Я начал собирать вещи, когда вот начали объявлять мобилизацию. Ко мне в 7:00 утра пришли и открыла мама. И как бы я не слышал, я не видел женщину, но я слышал интонацию, с которой она говорила: «Доброе утро, вам повестка». Вот я, ну, в тот момент, конечно, мысли: «Нихуя себе». Ну, и надо сказать, что корень пустырника реально помогает от каких-то, ну, прям треморов.

Вот. А что ж, после этого я, ну, начал просто собирать вещи, и нашёл билет на поезд. Как раз я старался, ну, собственно, выйти из дома, потому что я не хотел, чтобы там меня как-то находили. Ну, в общем, Павелецкий вокзал, Владикавказ. И вот, в общем, я уже на Верхнем Ларсе.

Было интересно в том отношении, что были люди, которые завёрнутые там в ковры и ехали на электросамокатах. Были блюстители правопорядка, которые, в общем, я тоже очень хорошо помню момент, когда меня остановили два сотрудника ОМОНа в тот момент, и они мне, собственно, говорят: «Документы ваши». Вот я говорю: «Ну вот мои документы». В общем, я заготовил кучу легенд, что еду там на годовщину свадьбы друзей, на Тбилисоба, на, в общем, день молодого вина, в общем, всё, что угодно. Поэтому, когда меня спросили: «Что, бежишь?», я посмотрел на них, сказал: «Да, бегу». Вот мы все дружно посмеялись, и они сказали: «Ну, беги».

Вот. И после этого, в общем, я уже, ну, то есть оказался на погранконтроле. Вот. И там меня тоже встретила девушка без, ну, то есть с погонами рядового, я так понимаю, что она проходила там практику или что-то ещё, но, в общем, что-то меня чёрт за язык дёрнул, и я достаю свой загранпаспорт и говорю: «Вот, в общем, красивый я, вот мой красивый загранпаспорт». Вот. Но она, конечно, на меня смотрит, ну, очень таким взглядом, что: «Молодой человек, вы вообще понимаете, где вы находитесь?» Да.

Вот. И на что она мне говорит, что вы в курсе, что на вас повестка есть. Вот. И, ну, в тот момент, я думаю, моим бы надпочечникам позавидовал бы Стаханов по переработкам. Вот. И в общем, конечно, я сказал: «Нет, что? О какой повестке идёт речь?» И, ну, она мне поставила штампик. Вот. Но я, к сожалению, из-за границы не выезжал, то есть без родителей на тот момент. Ну, мне поставили красный штамп. Я подумал, ну, красное, наверное, что-то плохое. Вот, ну, типа обратно или куда. Вот. И она, ну, видит, что я в ступоре в небольшом. И она говорит мне: «Когда собираетесь возвращаться?» Вот. И я что-то пролепетал про, ну, билет, который купил на тот момент, что вот 8 октября, но год не уточнил, так что в целом даже не соврал.

Как вы живёте в иммиграции? Что самое трудное?

— Ничего. Ассимилировался, ну, условно, то есть у меня, ну, мы же сейчас живём в доме как раз, который нашёл я. Я у меня получилось заселить трёх друзей своих. Вот, типа со своим сводным братом я общаюсь, типа с японцами, с, ну, короче, очень много с кем я общаюсь. И глобально у меня нету какого-то чувства нехватки чего-то или проблемы.

Я сейчас живу, ну, то есть вот на период вот мне сейчас 23 и вот на период, мне кажется, до 35 я вот могу, ну, прямо себя занимать тем, что мне интересно. И, ну, то есть, чтобы это не было, конечно, какое-то прям тунеядство, как это писали, праздный образ жизни. Вот. А чтобы это было какие-то, ну вот активности, которые мне были бы интересны.

Вот. И я, ну, не знаю, для себя открываю сварку, здесь тоже я что-то делаю постоянно. И сейчас просто есть желание прокачивать скилы. Ну, я ничего не теряю от того, что я нахожусь здесь. Мне кажется, ну, я бы мог тем же самым заниматься в России, возможно, рост бы был быстрее, но здесь я это делаю как-то для себя, но оно ценнее, как будто. Ну, нет постоянно какого-то, ну, ну, следующий, наверное, вопрос, который сам сам себе задал.

Сейчас я сконцентрирован на то, чтобы просто научиться работать с разными материалами и вот именно вот с ручным трудом что-то делать. Я заметил, что просто очень много людей, которые чему-то учатся, их постоянно как-то, ну, задерживали то, что вот неправильно делаешь, вот, а я просто, ну, что-то творю и нету какого-то стоп-фактора того, что вот так нельзя делать. И оно, ну, очень интересным образом работает, как по мне. Вот я сейчас на этом сконцентрирован. Я не чувствую, что я что-то потерял.

Вы хотели бы вернуться в Россию?

— Я задавался этим вопросом, наверное, полтора года назад. А сейчас, ну, там по-другому. Я думаю, что я… Ну, часто слышу фразу, что вот люди скучают по тому, что было тогда, именно по эмоциям, а не по местам. И, ну, я скучаю, наверное, по родителям, по брату, по кошке. Вот. По работе, конечно, такого, чтобы я не смог найти, ну, что-то другое. То есть это какие-то вот базовые штуки, которые вот находятся только там, но всё остальное как будто бы, ну, находится легко, наверное. Вот по этим вещам я скучаю.

Если бы война закончилась, вы бы вернулись в Россию?

— В России интересно. Но вопрос в том, что мне кажется, последствия очень будут глобальные. Ребята, которые придут, я уверен, что они, ну, как бы явно не скажут таки: «Ах, ну ладно, пойду заниматься своими делами в Нижнем Новгороде, например». Я думаю, что это будет очень много амбициозных людей. Ну, именно в плане того, что, в общем, я думаю, здесь понятно, что я не про тюремные понятия говорю.

Я не знаю, сколько это продлится. Ну и глобально я понимаю, что как человек, который уехал, скорее всего, я вот выгляжу как соя какая-то, которая вот ничего не решил сделать и не решил вариться. Но как будто бы вариантов, почему я должен вернуться в России и что-то там делать помимо, ну вот, собственно, родственников, и точка, на самом деле, а нет, то есть, ну, тот опыт, который я мог получить в России, чтобы как-то дальше существовать, мне кажется, я его получил. И сейчас, ну, можно посмотреть что-то ещё.

Что даёт вам силу?

— Люди. Ну, очень много возможностей. И, собственно, почему я здесь могу находиться 3 года, это благодаря другим людям, которые, ну, в какой-то момент я, возможно, для кого-то занимал амплуа какого-то пиздюка, которого хотели поучить или, ну, то есть какой-то, ну, то есть это всегда какие-то взаимовыгодные, наверное, возможности, но без людей, наверное, тяжело что-то делать в одиночку, опять же.