Почему я должен «отдавать» детей ИМ?

Нам написал Михаил (имя изменено). Он учитель литературы из Москвы. Делится своим опытом работы в школе в условиях меняющейся общественно-политической обстановки. На его взгляд, многие учителя относятся к тем же «Разговорам о важном» довольно формально и вместо них ставят свои классные часы. Михаил в письме поднимает такие темы, как сложные вопросы совести, искренности перед учениками и попытки сохранить здравый смысл в системе, где лояльность может оказаться важнее профессионализма.

Школа как общественный институт вообще достаточно инертное образование

Мне по паспорту 40+ лет, по-настоящему — где-то лет 30, живу в Москве, работаю учителем уже скоро 20 лет. Профессию учителя особо не выбирал: выбирал между филфаком и истфаком, ближе к дому был филфак пединститута. Сходил на практику, устроился в школу — просто попробовать, затянуло. Почувствовал себя на своём месте. По фидбеку от учеников понимаю, что они тоже так считают.

После 24 февраля ничего особо резко не менялось, школа как общественный институт вообще достаточно инертное образование. Вначале была пара попыток «политинформации» для учителей: какой-то престарелый фээсбэшник бубнил про англосаксов, Симоньян и Захарова тоже по разу выступали. Но их никто не слушал: учителей согнали в актовые залы, включили трансляцию, все сидели, просто между собой болтали, скролили в телефонах. Мне так противно стало, я просто ушел.

Еще были какие-то сборы «с миру по нитке» «нашим ребятам в окопы» с просьбой переслать в родительские чаты. У меня достаточно аккуратное руководство: всё вот такое, не относящееся к обязанностям по трудовому договору, формулируется через «просьбы».

О пресловутых «Разговорах о важном»: во-первых, посмотрите внимательно на их планирование, на темы для этих разговоров. Там все вполне нейтрально: первооткрыватели, 450 лет азбуке, экология, налоговая грамотность, Чайковский и т.д. Есть, конечно, и чисто пропагандистские темы, но! Во-вторых и в-главных, все зависит только от учителя, который заходит к детям в класс. Классный руководитель может говорить на эту тему то, что он действительно думает.

Большинство учителей просто используют этот урок как классный час или как дополнительный час для своего предмета.

Большинство учителей боится разговаривать о политике

Учителя в своей массе — системные люди. К сожалению, большинство боится разговаривать о политике. Могут сколько угодно ругать руководство, жаловаться на низкую зарплату, обсуждать учеников и родителей, но о войне не говорят, используют эвфемизм «с тех пор, как всё это началось». У московских учителей, кстати, была вполне приемлемая зарплата раньше. Но в последние 3-4 года она даже медленно уменьшается, хотя инфляция предполагает обратное. Некоторые школы «выживают» за счёт увеличения внебюджета — платных занятий дополнительного образования (кружков). Причём, возмущаясь низкими зарплатами, о причинах в учительских не рассуждают…

Для учеников и родителей особых изменений не было. Кто-то, наверное, спросил у ребёнка: «Что делаете на “Разговорах о важном”? А, задачки решаете, ну ладно…» — как-то так.

Если посмотреть, сколько случаев по России, когда учитель «сдал» ребёнка или наоборот, то увидим, что не так уж и много в соотношении с общим числом школ.

Я каждый год практически выпускаю старшеклассников, и из всех, кого я учил, знаю только двоих, кто поддерживает инициативы нашего гаранта. Где-то 40% аполитичны, остальные с разной степенью негатива настроены к власти и происходящему. У некоторых родители за президента, а сами ребята (вступая или не вступая в дискуссии) — против.

Программа 11 класса по литературе (ха-ха!) вообще вся про тоталитаризм

25 февраля 2022 года вошёл в класс и не знал, что сказать (состояние: Влади «Длится февраль», третий трек). Тогда только сказал ребятам, чтобы никогда не верили людям, которые апеллируют к ненависти внутри них. Дальше в разговорах говорил всё, что думаю. Помню, назвал трусом препода, который отказался отвечать на вопрос о его отношении к происходящему. За 2,5 года никто не «сдал» — специально или случайно.

На уроках литературы вообще легко говорить обо всём честно. Программа 11 класса (ха-ха!) вообще вся про тоталитаризм: «Спецслужба пыталась физически устранить его, ему ввели неизвестное химическое вещество, он после этого выжил, хотя тяжело и долго восстанавливался, его всячески пытались выдавить из страны под угрозой ареста» — это про Солженицына, но всем всё понятно. У истории Солженицына спустя 36 лет был грустный конец, как в фильме «Адвокат дьявола»: «Определённо, тщеславие — мой самый любимый из грехов».

В программе 11 класса — «Мы» Замятина! А если взять для внеклассного чтения «Пролетая над гнездом кукушки»? Это великолепная аллегория на тоталитарное государство. А если рассказать про Булгакова, Ахматову, Мандельштама, Пастернака, Бродского (строго по программе!)? Да вся программа 11 класса — сплошная «дискредитация». Там красной нитью проходит конфликт страха и чувства собственного достоинства. У Гроссмана: «Из чего твой панцирь, Черепаха?», я спросил и получил ответ: «Он из мной накопленного страха, ничего прочнее в жизни нет». «Трусость — один из самых страшных человеческих пороков. — Нет, я осмелюсь вам возразить. Трусость — самый страшный человеческий порок». Ведь это ровно та же диспозиция, что и на балконе у прокуратора Понтия Пилата, ведь то, чего он испугался, почти буквально и дословно — статья о дискредитации. Там это формулировалось как «Закон об оскорблении величества…»

При всем при этом я не делаю каких-то внушений детям. Я просто даю им возможность самим понять и сделать выводы, стараюсь научить их критически мыслить, не «пастись», как «мирные народы», которых «не разбудит чести клич».

Я не думаю, что государство как-то особенно взялось за детей

Что касается усиленного патриотического воспитания, то, видимо, держат в уме фразу, что войны выигрывают учителя и священники, поэтому и «вкладываются». Кому-то наверху хочется соединить в одном образе учебника истории XXI века Владимира Красное Солнышко, Ярослава Мудрого и Ивана Калиту. Я не думаю, что государство как-то особенно взялось за детей. Просто обработанные пропагандой Дидерихи Геслинги уже сами действуют, руководствуясь ненавистью к «предателям» (видимо…), ведь кто-то же «написал 4 миллиона доносов…».

Все эти инициативы совсем неэффективны. Администрация и «послушные» учителя не думают о настоящем патриотизме, они думают только о соответствии «линии партии», боятся провиниться, боятся быть недостаточно лояльными.

Если родители сталкиваются с давлением на детей в школе, то нужно сначала понять, от кого давление и насколько сильное. Одно можно проигнорировать, от другого — нужно уходить. Всегда есть возможность перейти в другой класс, в другую школу, на домашнее обучение. Есть много вариантов частных школ, онлайн-школ с разными форматами погружения. В век интернета нет непреодолимой зависимости от школы. Ну и помните, что «Разговоры о важном» — внеурочка, она не является обязательной по закону. Школы неохотно отпускают детей на домашнее обучение, но причина здесь простая: на такого ребенка уже не будет финансирования, и при этом заниматься аттестацией таких учеников не хочется.

Если у детей нет взаимопонимания с родными — это намного сложнее, здесь все очень индивидуально. Нельзя делать каких-либо обобщений. Могу только посоветовать посмотреть тематические подборки Димы Зицера, где он рассуждает на эту тему. Если утрировать — стараться не затрагивать с родными неразрешимые вопросы. Мне повезло, «ни сестёр и ни братьев моих среди них нет». Мои родные, близкие, друзья не поддерживают взгляды «того-чьё-имя-нельзя-называть».

Никто не может мне помешать, ведь я абсолютно искренен с детьми

Я очень хорошо разбираюсь в своем предмете, в том, как его преподавать, как выстраивать отношения с учениками, как их мотивировать. Думаю, что нахожусь в самом расцвете своих педагогических возможностей. (Очень критически к себе отношусь, но и кокетливой скромности не люблю.) Поэтому не боюсь потерять работу — найду другую школу, найду частную школу, займусь репетиторством, найду себя в другой сфере. Здесь не боюсь ничего. Что такое «профессиональный страх»? Что окружающая обстановка помешает мне в преподавании? Никто не может мне помешать, ведь я абсолютно искренен с детьми, я их искренне люблю (научился любить даже самых непростых детей), я верю в то, чему учу, что «проповедую» (а как учитель литературы, я, по сути, проповедую). Христос сказал Петру и Андрею: «Я сделаю вас ловцами человеков», я вот так и вижу свою работу — «человека встречного ловлю», как мечтал Холден Колфилд («Над пропастью во ржи» просто супер заходит в 10-11 классе, я столько откровений от самых закрытых учеников получил благодаря этой книге). Так вот, когда я стою лицом к лицу с детьми, мне не может помешать что-то там ещё внешнее. Только родители, разумеется, могут быть здесь важнее.

Уходить с работы подумываю, но по личным причинам. Уходить из-за усиления идеологического вмешательства в мою работу точно не собираюсь. Мысль в голове простая: почему я должен «отдавать» детей ИМ? Если все «несогласные» уйдут, то кому мы оставим детей? У меня за спиной стоит Анна Андреевна, я чувствую затылком её гордый взгляд, её горбоносый профиль, знаю, 

… что в оценке поздней

Оправдан будет каждый час…

Но в мире нет людей бесслезней,

Надменнее и проще нас.

Без пафоса, как видите, не обошлось, но Ахматова для меня действительно живое воплощение моей собственной совести. Она сильно помогает мне держать оборону здравого смысла.

Оставьте комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

EN