Нина Алекса: «Мне сказали, что я нежелательная в России»

Нина Алекса сейчас живет в Грузии, работает в фонде «Свободная Россия». Уехала еще до войны. Освещала митинги сторонников Навального, оказалась под давлением силовиков, и ей прямым текстом сказали, что она в России – нежелательный элемент. А еще раньше она работала в государственных СМИ. К российской пропаганде у Нины личный счет. С начала войны она не может разговаривать с собственной мамой. Очевидцы 24 февраля. Очередной выпуск.

Расскажите о себе.

— Меня зовут Нина, мне 35 лет. Я приехала из Москвы. В Грузии я уже больше года, приехала я в июне 2021 года, тогда здесь еще не было такого большого российского комьюнити. Я очевидец трех волн российских экспатов. Волны возникали ведь как — возникал какой-то триггер, что-то случалось, начинали давить «Первый отдел» — уехал «Первый отдел» (тогда «Команда 29»), начинали давить ФБК и «Штабы Навального» — поехали «Штабы Навального». Но, конечно, самая большая — это третья волна, это те люди, которые приехали с начала войны, в первые месяцы. До этого в России я занималась журналистикой, также работала в федеральном штабе «Открытой России», здесь я продолжала работать удалённо. Писала статьи, делала какие-то ролики и сценарии, занималась менеджментом для своих проектов, но постепенно часть работы комьюнити стала для меня основной. Я сначала ничего не получала, мне было просто интересно. Поздней меня пригласили работать во Free Russia Foundation. Теперь я работаю здесь официально, занимаюсь в основном помощью, консультациями, адаптациями для российских экспатов. Помогаю создавать это комьюнити, помогаю с организацией разных мероприятий. Это лекции, акции, перформансы, показы фильмов, и я получаю от этого удовольствие.

Чем занимается фонд «Свободная Россия»?

— Мы находимся с вами в офисе Free Russia Foundation. До этого времени все четыре этажа были достаточно пустыми, сейчас это дом для многих политических эмигрантов. Здесь они могут продолжать свои проекты. У нас есть коворкинг, где люди работают, пишут, снимают, в общем, ведут любую свою деятельность, которую они вели в России. У них есть рабочие места, есть интернет, есть коллеги, с которыми можно поговорить, обсудить что-то, может быть допилить какую-то свою мысль или идею.

Почему ты уехала из России?

— Уехала я уже после митингов Навального. Было два митинга Навального — 23 и 31-го января я освещала как журналист и вела стримы с митинга, и 21 апреля я тоже вышла. Теперь уже никто никого не задерживал, они сами проходили домой с протоколами, штрафами и всем остальным. Несмотря на то, что я была в жилетке «Пресса», и у меня была пресс карта — они всё равно приходили, говорили приходить к нам в отделение, доказывать, что я аккредитованный журналист. Там мне говорили: «А вы неаккредитованный журналист, у вас нет этого, этого нет, и QR-кода нету, маски нет — значит вы виновны, вы участвовали в протестах». Так как я освещала их, есть эфир, то вот вам ссылки, посмотрите их, зайдите, лайкните, подпишитесь если надо. Но все равно я понимала, что хожу по тонкому льду. Они не дали мне административку, они просто сказали, что если я не перестану — они будут меня постоянно дергать, будут постоянно ходить ко мне. А я была прописана у мамы, и они дёргали маму, они приходили ко мне, к бывшему мужу приходили. Мне кажется, что у них не было желания меня посадить, но — это как раз-таки тот самый способ, которым выдавливают человека. И я подумала — уеду-ка… Тем более выборы впереди были. Наверное, можно лето провести где-нибудь с большей пользой. Я собралась, уехала в Грузию, думаю — окей, выборы пройдут и… Просто чтобы никого своим присутствием не раздражать, но я вернусь после выборов. Сейчас у меня все уляжется, дальше можно будет заниматься любимым делом. И я возвращаюсь после выборов, в сентябре, выхожу на Пушкинскую площадь, провожу эфиры для «RusNews», и тогда были пикеты в поддержку СМИ, признанных иностранными агентами, тогда признали «Медузу» и другие СМИ… И меня забирают вместе с пикетчиками, притом, что они не знали, что мне давать, что выдавать. Они долго суетятся, 4 часа я в УВД, и мне на допросе говорят: «А по нашей информации вы же уехали. Вы зачем вернулись?» Я говорю: «Ну как? Я гражданка Российской Федерации, уехала на время отдохнуть, провести лето в прекрасном теплом месте, я вернулась». Они: «Вы нежелательная». Я: «В каком смысле? Мне кажется, в принципе гражданин Российской Федерация не может быть нежелательным». Они: «Ну вот вы нежелательны». То есть такие были намёки, и я поняла, что сложно спорить с этим. Действительно, наверное, стоит немножко затихнуть, куда-то уехать, и я взяла себе билет, через два дня я вновь была здесь.

Как вы узнали о войне и какие были первые чувства?

— Я проснулась от того, что начались звонки. Звонки и сообщения — телефон просто разрывался. И почти все: «Проснись, война идет». Я очень долго не могла прийти в себя. Начала читать, смотреть. Два часа я не могла встать из постели, потому что я не могла понять, что происходит. То есть у меня был шок, у меня не было сил, чтобы хоть что-то сделать. У меня в руках был очень горячий телефон, у меня быстро разрядилась батарейка от всех этих видео и фото, и этого ужаса. Не знаю, как это описать… Сутки-двое, наверное, у меня осмысление было. Я не могла поверить, что это правда. А потом, постепенно копится очень много злости, и ты не знаешь куда её девать. Ты же не можешь её выливать на близких людей. И это самое тяжелое, наверное, то, что сейчас происходит. Ты не знаешь, куда это девать. Начинаешь писать в соцсети и… У меня такое было после Бучи, когда я не знала куда это деть. Идёшь, молчишь, а внутри тебя вулкан взрывается. И я не могла уснуть, я помню, встала ночью, пошла писать, и писала я ужасные вещи. Я начала писать, комментировать под постами своих одноклассников, однокурсников. Я такие вещи писала ужасные, типа: «Весь мир узнает какие вы ублюдки, вы сдохнете, вы перевернёте свои ужасные каморки и сгниёте там». Этот груз — это даже не принятие, а то как эту злость в себе выносить и не выплеснуть на близких и окружающих тебя людей.

Чувствуешь ли ты личную ответственность за то, что случилось?

— Я работала на федеральном канале в свое время. Перед тем как уйти в «Открытую Россию», я работала в «Москве 24», работала несколько лет. До этого я работала в ТВ-центре при Лужкове, потом Лужков ушёл, пришёл Собянин, создал свой канал. Я была частью и винтиком этой системы. Я знала, как работает эта пропаганда. Именно поэтому я не смогла с этим смириться, и не смогла так дальше работать, я ушла тогда. Это было мое собственное желание, вместе со мной ушла часть моих коллег, часть из них ушли, кстати, в «Открытую Россию». Я благодарна, что, тогда Михаил Борисович дал возможность, и я окончательно поняла, в каком мраке я до этого работала, и что было большой ошибкой так долго работать там. Наверное, все-таки моя вина в том, что я пособничала, наверное, этой пропаганде в свое время. Может быть не открыто и не прямо, но, так или иначе, я была винтиком этой системы.

Как пропаганде удалось одурачить столько людей?

— Как пропаганде удалось? А сегодня, кстати, интересное расследование у «Проекта» вышло. По рейтингам: возможно, вы видели, как делаются рейтинги во ВЦИОМе. Оказалось, что все вот эти соцопросы — это в принципе часть госпропаганды. Здесь вопрос, как работает госпропаганда — она не ограничивается только телевидением, радио, или газетой. Газеты вообще никто давно не читает. Госпропаганда — это огромный-огромный паук, с огромным количеством лап, которые заползают во все структуры. Это и студенческие объединения, и наши соцработники. Они абсолютно, стопроцентно подверженные пропаганде, и не только потому, что они смотрят телек. Потому что они общаются в этом кругу, потому что на работе, в медицинском учреждении, например, пропаганда ведется любыми способами. От главврача до пациентов. Я знаю, потому что моя мама — медработник. И у нас сейчас очень тяжелые отношения, мы почти два месяца не разговариваем, потому что эта война расколола нас на два берега. Она искренне верит и поддерживает эту так называемую спецоперацию и считает меня большим предателем.

Война надолго?

— Я очень надеюсь, что нет. Я очень надеюсь, что, во-первых, ресурсов российской армии не хватит. Мы видим, что уже используется старая техника, что военных они набирают уже через биржу труда. Это я сегодня тоже изучала, смотрела новости — оказывается подразделение набирает себе солдат и военных уже через биржу труда, потому что, видимо, призывные мальчики закончились — кто-то сбежал, кто-то отмазался, не знаю. То есть я понимаю, что ресурсов у российской армии нету. Война, я думаю, должна закончиться до конца этого года. Я верю в это, правда. И более того, я верю, что должно что-то смениться, потому что, развязав эту войну, Путин сделал себе выстрел в колено. Большинство адекватных, понятных, нейтральных людей не простят ему это. Есть, конечно, эти липовые рейтинги, в которые, наверное, больше не стоит верить. Я верю, что людей, поддерживающих это, не так много. Я просто не верю, что люди могут поддерживать войну, правда.

Вернешься когда война закончится или режим падёт?

— Вернуться? Конечно. Если мы будем близки к тому, что режим падет, я просто не раздумывая куплю билет и побегу назад, правда. Я сейчас очень сильно себя сдерживаю, чтобы не бежать и не делать ничего. Мне кажется, будучи в России, я бы вышла и психанула, сделала что-то ужасное… Опять же — потому что эта злость копится. И я просто не представляю — как внутри страны люди сдерживают сейчас себя, чтобы не говорить, молчать, соглашаться с этим, смотреть то, что показывают там сейчас на телевидении или еще где-то. Конечно, я в любом случае думаю о том, что я хочу ехать. Но просто я понимаю, что я, приехав туда, сразу же сяду, потому что у меня просто не будет возможности не сделать какую-то такую ужасную вещь и не психануть.

Оставьте комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Translate