Николай Стекольников: «Моя мать в лагере “всё не так однозначно”»
Николай Стекольников — популяризатор стрит-арта из Санкт-Петербурга. Он водит экскурсии, в которых показывает интересные граффити, надписи, муралы, рассказывает о них.
Для Николая война стала неожиданностью и вызвала шок и неловкость, так как в ночь перед объявлением «СВО» он рассылал приглашения на масленицу.
Расскажите о себе.
— Меня зовут Николай Стекольников, я из Санкт-Петербурга. Я популяризатор стрит-арта. Я провожу экскурсии и здесь, в Тбилиси, и всячески развиваю это современное искусство.
Каким вы запомнили 24 февраля 2022 года?
— Шокирующим и неловким. Я лег спать в два часа ночи, ибо рассылал своим друзьям приглашения на масленицу, которая должна была быть через неделю. И я всем разослал их в ноль, в час лег спать, а с утра просыпаюсь, читаю новости и понимаю, что все увидели мое приглашение на масленицу и вот эти события вместе. Я полез читать новости и писать своим друзьям из Украины, к которым в свое время ездил. Потом мне нужно было собраться и начать преподавать, потому что я тогда занимался компьютерной грамотностью. Было немножко непонятно и шокирующе. Я сходил на митинг в Петербурге, который был вечером, и там было тотальное непонимание того, что происходит.
Было ли страшно на антивоенном митинге в Санкт-Петербурге?
— Нет. Насколько я помню, вдоль Гостинки стояла колонна омоновцев, и пару раз был клич, что они охотятся и всех хватают, поэтому надо бежать во дворы и все такое, но если не начинать быковать на них, то в целом было даже довольно спокойно, народ ходил шеренгой. У меня есть фоточки, где люди стоят с плакатами, кричат. На самом митинге было даже спокойно, но было непонятно — а что дальше? Покричали и вернулись обратно домой или что?
Как вы уезжали из России?
— Мне повезло, что у меня был сосед, который сказал, что может в июне поехать в Грузию на машине, потому что собирается уезжать с концами. У него, конечно, был план вернуться потом за вещами. Я подумал: «Окей, надо попробовать», и закинул в машину мультиварку, велик, пледы, палатку и еще кучу всякого барахла, потому что не понимал как дальше все будет. Я знал, что через две недели мы должны вернуться обратно, правда, я думал, что на машине, но мы вернулись на самолете, и в итоге часть вещей я оставил. В августе меня поймала полиция, когда рисовали стрит-арт в стиле Google «Goolag» — эта история была в новостях. В итоге нас всего лишь оштрафовали на 500 рублей, несмотря на то, что, как оказалось, эта стенка задним числом принадлежала складу какой-то военной части. На нас хотели оформить оскорбление армии или что-то в этом духе, но в итоге из-за шумихи в соцсетях к нам пришел управляющий или участковый… Нет, не участковый, управляющий отделением полиции, и говорит: «Ребята, либо штраф в 500 рублей за хулиганство, либо мы находим дискредитацию военных и армии». Я естественно сказал: «Давайте 500 рублей штрафа. Я у мамки хулиган». Но пришел типичный эшник — дядька в джинсовых штанах, в джинсовой куртке, даже кепка у него вроде была джинсовая. Он попросил сфоткаться, а я понимаю, что то, что нас просят сфоткаться — это логично, но это же не сотрудник полиции. И адвокатша нам говорит: «Если что — это сотрудник центра „Э“». Я думаю: «Ну, окей, но неприятненько». Все-таки одно дело просто жить, а другое дело понимать, что ты уже находишься на условном карандашике, уже где-то помечен. Когда началась мобилизация, мне приклеили на входную дверь повестку через неделю. У меня в военнике указана категория «В», то есть меня могут призвать только в случае войны, а тут вроде бы не война начинается, да и нет у меня технической специальности. У меня были опции либо прятаться, не приходить в военкомат и сменить место жительства, но из-за моего вида деятельности я социальный человек, тем более провожу экскурсии, поэтому мне было бы тяжело прятаться, и я решил валить.
Много ли в Петербурге было надписей «Нет войне»?
— До 9 мая и дня города я фотографировал их. Какое-то время у меня даже был своеобразный маршрут через дворы от метро Лиговский проспект, площадь Восстания и до Чернышевской. Я решил устроить подсчет того, сколько мы встретим «за мир» и «за войну». Тогда же ещё зеленые повязки вязали, и мы на экскурсии проходили мимо какого-то двора, а там на трубе была зеленая ленточка и какой-то 50-летний дед стоял рядом и что-то с ней делал. Мы видим, что он что-то делает, и все думаем: «О, как мило», а он наоборот её снимал. В итоге с этого маршрута вышло 30-35 стикеров за мир, синие-желтых штук и знаков мира, и где-то пять георгиевских лент, так как они у нас главный символ урапатриотизма. То есть пропорция за мир шесть к одному. А потом это начали подчищать и подтирать. Но я последний раз был в Петербурге в октябре 2022 года, а что было после — не знаю. Кто-то мне присылает такие фотографии и я, конечно, радуюсь, но точной информации, что там сейчас происходят, у меня нет.
А как вы относитесь к тбилисским надписям на стенах вроде «Fuck Russia»?
— Во-первых, я видел в Твиттере видео, и другие люди тоже много говорили про это видео, в котором какой-то русский человек за бабки пишет «Fuck Russia». Тут есть не только «Fuck Russia», но и Путин… Я, наверное, не буду материться, но там очень известная вещь на «х», просто протест людей, «20% Грузии оккупированы Россией» и подобное. Я общаюсь с грузинами и понимаю, что этот хейт больше в сторону правительства. Мне один грузин, который водит экскурсии, рассказывал, что и «Fuck Russia», и проукраинские вещи рисуются одними и теми же подростками за бабки, и что не стоит это воспринимать. Мне кажется, что он это говорил больше из гостеприимности и для туристов. Что-то тут закрашивают, если обратить на это внимание. «Fuck Russia» точно закрашивают, то, что с Путиным, возможно тоже, но потом снова дорисовывают. В общем, тут свои терки.
Вы встречались с агрессией из-за того, что вы из России?
— Тут есть муралы, и я случайно познакомился лично с одной компанией, которая их рисует, на фабрике. Мы пообщались по-английски, и я говорю им: «Вот, мол, я стрит-арт экскурсии вожу» — «А я создаю его» — «А как тебя найти?» Он дает свой инстаграм, я пишу им, но в итоге мои идеи заколлабиться были восприняты не так. Мне сказали, чтобы я шел бороться с Путиным в России, что нам твоя помощь здесь не нужна даже в профессиональном и творческом плане. Похожую мысль я встречал и среди некоторых грузинских графитчиков, но в то же время я общался с некоторыми грузинскими художниками, создавал лекцию на английском с одним из них, мне рассказывали, что тут вообще происходит, и когда я говорил, что я из Санкт-Петербурга, то никакого хейта не встречал, и мы отзывчиво и нормально общались. То есть процент хейта в целом есть, но я понимаю почему, и что он никуда не денется.
Среди ваших друзей и близких есть люди, которые поддержали войну?
— Я точно могу вспомнить одного, двух или трех людей, но это не друзья, а знакомые. Важно понимат, что это те, которых я сразу смог вспомнить из всей арт- и граффити-тусовки. Один топил за Донбасс и говорил, что Россия делает все правильно, ещё один человек верил в «Азов», нацистов и как они бомбят и убивают людей, он тоже топил за Донбасс. Третья знакомая мне в личных сообщениях писала — это было где-то в октябре, когда мобилизация только-только началась — что наш президент делает все правильно, только плохо, что он не объявил мобилизацию сразу в феврале, тогда бы все уже закончилось. А так я с трудом вспоминаю кого-то, то есть мне сейчас надо прямо напрячься. Моя родная мать находится в лагере «все не так однозначно», нам врут, поэтому разбираться в этом не имеет смысла, и вообще мы пешки. Недавно я видел у Шульман отрывок как раз про вот такое поведение.
Вы пытались переубедить маму?
— Да. Я присылал ей какие-то новости, обсуждал с ней что-то. Моя мама узнала о том, что я уезжаю из России за день… Нет, не за день до. Я уезжал в среду, а во вторник я собирал вещи, вечером устроил у себя дома тусу, а в пять утра улетел на самолете с пересадками. До этого я приехал к ней в гости, как и обещал, и сказал: «Слушай, тут такой момент — я уезжаю. Не знаю, когда вернусь». Она пыталась переубедить меня, что все в порядке, что меня не заберут и так далее, а мои доводы о том, что там убивают людей, что уже были прецеденты, когда забирали многодетных отцов и прочее она списывала со счетов. То есть «все не так однозначно», «нам не все договаривают и врут». Чтобы поддерживать с ней контакт, я принял тактику выжидания и понимания. Хотя каждый раз, когда происходят какие-то новые события на войне, она старается задать мне вопрос, например, про бунт Пригожина, но я удерживаю себя.
Что не так с Россией?
— Культ-восстановление радости «Как клево было в Советском Союзе», только теперь два ноль. Это если называть это одним заголовком. Путин и ему подобным сколько сейчас? По 60-70 лет, то есть это буквально старики. Непонятно, правда, как они представляют, какой должна быть Россия в их будущем. Может быть, кто-то просто что-то говорит, но не искренне верит в это. А с другой стороны, бессилие людей и разговоры на кухнях. Я был на митинге 24 февраля, и потом ко мне приходили знакомые и мы обсуждали как такое вообще возможно. Я прямо говорил: «А как это будет выглядеть 9 мая? То есть праздник победы, когда мы будем воевать?» А сейчас уже 900-й день войны. В 2012 году после Болотной был всплеск активности, а потом оно все как-то расплылось и дальше всех начали либо сажать, либо, как мы впоследствии узнаем, травить и убивать.
Каким вы видите будущее России?
— Сначала должна закончиться война. В «Прекрасной России будущего» как минимум все политзеки должны быть выпущены на свободу и должны быть проведены люстрации. Должен появится новый инструмент политической игры благодаря уже выпущенным или ещё не выпущенным политзекам. Надо устраивать честные выборы, чтобы Яшин, Шульман, Кац и остальные участвовали в голосовании. Это мирная и желанная история, в которой присутствует огромный червь из всего, что останется от путинско-советских военных последствий, которые тоже нужно будет как-то решать. Это тоже часть «Прекрасной России будущего».
Вы вернетесь в Россию?
— Во-первых, должна закончиться война. В целом, да. У меня есть знакомые, которые сейчас возвращаются, и они рассказывают, что тех, кто долго не был в России, проверяют на границе, смотрят телефон и опрашивают. Мне понравилось ощущение небоязни полицейских на улице и мне хочется дальше эксплорить мир. В тот момент моей жизни, когда я буду в Европе, или здесь, в Тбилиси, или в другой части мира, и внезапно условный Путин капитулирует, то я посмотрю на то, в каком я буду состоянии. Это будет не значит, что надо все бросать и ехать поднимать Россию. Даже если возвращаться в Россию сейчас, то я уже не понимаю, что мне делать и настраивать свой быт. Как-то так.
Чего вы боитесь?
— Стремно от того, куда идет моя страна. Это к вопросу возвращаться или нет. Если все затянется на 5-10 лет, и мы доживем до 80-летнего генномодифицированного Путина, то это будет страшный мир. Конечно, мы все будем живы, я очень на это надеюсь, мы будем вести здоровый образ жизни, чтобы это пережить, как говорит Шульман, но это так себе вариант. Это развитие будущего ощущается экзистенциально ужасно.
