«Не скажешь, где печатали плакат? Тогда поиграем в Гестапо»

Кирилл Матявин родом из Саранска. Ему 24 года. Бывший активист «Штабов Навального» (признаны в РФ экстремистской организацией) и движения «Открытая Россия» (признана в РФ нежелательной организацией). С 2018 года был фотокорреспондентом издания «7х7». После переезда в Санкт-Петербург подрабатывал, участвуя в фотосъемках в качестве модели. С 19 лет Кирилл был постоянным организатором и участником протестов в своем городе, за что стал объектом преследований силовиков. Сейчас он уехал в Польшу, запросил там политическое убежище и живет в общежитии для беженцев неподалеку от Варшавы. Вот его история:

– Точка начала моей ненависти к России – 24 февраля. Невозможно больше быть активистом страны, 80% населения которой поддерживает нападение на Украину с целью захвата. С началом войны Россия окончательно стала страной зла. Во время того утреннего кошмара я твердо решил уехать отсюда. Смог я это сделать только осенью из-за недостатка денег. Но это было на 100 % верное решение.

Но в 2017 году мне казалось, что жизнь в России еще можно изменить. Что Навальный обыграет Путина на выборах. Что нас ждут европейский путь развития, уничтожение коррупции и конец беспредела силовиков. Из 2023-го видно, что шансов у нас не было. Большинство россиян готовы хором ненавидеть украинцев и проклинать США, но не бороться за свои права, свободы и достойную жизнь в своей стране.

До начала войны каждый из нас был на своем месте, и мы делали то, что должны. В то время я работал на разных работах: это и магазины одежды и продуктов, и доставка еды, еще раньше работал и на заводе. В марте 2017 года я посмотрел видео Алексея Навального о расследовании коррупции премьер-министра Медведева. После этого Навальный призвал выходить на протестные антикоррупционные митинги в городах России.

Я решил организовать такой митинг в Саранске. Создал группы мероприятия в социальных сетях, начал искать людей, которые готовы вместе со мной подать уведомление об акции на 26 марта в администрацию города и выступить в роли организаторов. Заявление подавали два раза, так как администрация отвечала отказом. После двух подач отказов я пошел на встречу с юристом-правозащитником, чтобы обсудить подачу апелляции, но по до дороге меня задержали.

Когда я вышел из дома, у автобусной остановки ко мне подбежала женщина и начала кричать, что ее избивают. Подошел мужчина и схватил меня. Впоследствии выяснилось, что этот человек ранее состоял в провластном «Народном Освободительном Движении», а сейчас член «Партии Великого Отечества». Вторым подставным свидетелем была, как потом выяснилось, активистка общественно-политической организации «Молодая Гвардия Единой России». А пострадавшая оказалась то ли родственницей, то ли подружкой ментов. На следующий день судебное заседание продолжалось до 23:30, на понедельник переносить не хотели, ведь митинг должен был пройти в воскресенье.  Суд назначил мне административный арест 10 суток.

В 2017 году я на 3 месяца попал на службу в срочную армию в часть на Дальнем Востоке. То были 3 месяца если не покраски травы, то подобных занятий по ровному застиланию кроватей, подметанию плаца, маршированию и т.д. Стоило увидеть, что российские солдаты в большинстве своем – [люди, ворующие у своих] и [наименее культурная и образованная часть общества]. 

Была возможность «списаться» через психолога, что я и сделал. Так и говорил: «Не хочу служить. Или сбегу, или готов к суициду». Администрация отправила меня лежать в больнице и получать белый билет.

Сейчас в противоположность этому опыту подумываю о работе в контрактной армии Польши или США. Но для этого сначала нужно получить гражданство и желательно улучшить физическую подготовку.

Когда в январе 2018 года я искал в чате, с кем клеить листовки вечером перед митингом «Забастовки избирателей», не ожидал, что вечером меня будут избивать двое ментов и угрожать изнасилованием бутылкой. Нас с активисткой (бывшей девушкой Кирилла – прим. ред.), которая тоже расклеивала листовки, задержали. В отделении полиции меня отвели в кабинет без видеокамер на втором этаже.

«Хочешь, поиграем в бутылочку?» Вообще, мусора любят во что-то играть. После моего отказа давать показания двое сотрудников полиции стали меня избивать. Я стал кричать и звать на помощь, в кабинет зашел третий полицейский, но не стал мне помогать и вышел. Пытки продолжились. В итоге я подписал неизвестный документ, который мне не дали прочитать, и отвели в камеру.

Меня признали виновным по статье 20.2 КоАП РФ «Нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования» и назначили наказание в виде 2 суток административного ареста. Позже другой суд дополнительно оштрафовал за саму расклейку листовок.

В феврале 2018-го во время судебного рассмотрения дела координатора штаба Навального я вышел на одиночный пикет к зданию суда с плакатом «Оставьте нас в покое. Свободу политзаключенным». Меня задержали, потом отобрали плакат и отпустили. Весь политический прессинг воспринимался как то, через что нужно пройти. Казалось, что победа либеральных сил близка.

В начале осени 2018-го я в качестве фотокорреспондента издания «7х7» вел репортаж с митинга против пенсионной реформы. В суде мне предъявили повторное нарушение правил организации митинга (ч. 8 ст.20.2 КоАП), арестовали на 2 суток.

Во время административного ареста в спецприемник дважды меня посещал оперативник «Центра по борьбе с экстремизмом» Павел Солдаткин. Это была попытка меня завербовать – удовольствие не из приятных: 
– Дали тебе двое суток, а могли и 150 тысяч дать... 
– Нормально сидишь? А могли и с бомжами посадить... 
– Не скажешь, где печатали плакат? Тогда поиграем в Гестапо. 
После предложения «игры» он заметил: «Методы сейчас другие».

Мне милостиво предложили выбирать прямо в спецприемнике. Я отказался. И, может, потому что после выхода вынес ситуацию в СМИ, а, может, у властей были другие планы, но с уголовкой тогда пронесло. Не пронесло позже координатора «Штабов», он уехал из страны.

В октябре 2018-го я вступил в движение «Открытая Россия». На учредительную конференцию мордовского отделения движения явилась полиция. У всех присутствующих, в том числе меня, установили личности и взяли письменные объяснения о мотивах участия в «нежелательной организации».

Преследования активистов движения в Саранске продолжились в марте 2019-го, когда полицейскими был прерван показ фильма об арестованной активистке «Открытой России». У всех опять взяли объяснения и потребовали прекратить «незаконное собрание партии  Открытая Россия».

А 15 октября в Саранске и по всей России прошли обыски у сотрудников и важных активистов «Штабов Навального». У меня дома взломали дверь, изъяли планшет, копались в документах. Сотрудникам Штабов начали блокировать банковские счета.

После этого осенью 2019-го я перебрался в Питер. В Санкт-Петербурге работал на разных работах, немного снимался в качестве фотомодели и, конечно, участвовал в протестах: в поддержку Алексея Навального в 2021 году и против военных действий России на территории Украины в 2022-м.

Моей семье никогда не нравилась моя деятельность. Трусливое приспособленчество.  До 24 февраля родители убеждали меня, что войны не будет, «если они сами не нападут» и что «Россия никогда ни на кого первой не нападала». Когда это все же случилось, они были уверены, что украинцы сейчас уже сдаются, а уже во время мобилизации – что «по телевизору сказали: с моей группой годности не призывают». Ну и конечно, куда без «ты трус и предатель»... Думаю, я могу навсегда забыть о семье.

Уезжал из России в Польшу я осенью 2022-го после объявления о мобилизации. Добирался через Беларусь, предварительно получив гуманитарную визу. Поляки не верят, что я не такой, как остальные русские. Возможно, это действительно редкий случай или влияние толп мигрантов. На самом деле, в лагере [беженцев] видно, что большинство мигрантов крайне ненадежные люди. Я видел много людей с кучей депортаций, подделывающих свои истории и ищущих, кто поможет подделать доказательства.

Экономические мигранты делают вид, что они политические, и реальные политические просто теряются в этой маргинальной толпе. Возможно, в будущей социализации в польском обществе меня так и будут преследовать косые взгляды, хотя к россиянам я уже не имею абсолютно никакого отношения.

Война закончится, когда Россия прекратит свое существование. Об этом мало говорят: оппозиционеры боятся, а другие страны проявляют политкорректность. Но я могу сказать вам это. 

Допустим, Путин уйдет, но 50–80 % россиян поддерживают курс войны. Путина сменит любой из ближайших – Медведев, Шойгу, Кадыров, Собянин, кто угодно, – и значительных изменений не произойдет. Россия перестанет терроризировать цивилизованный мир, только если мир сделает с Россией то, что она хотела сделать с Украиной: проведет денацификацию и демилитаризацию.