Не поддерживаете войну? Докажите

Дарья Калашникова — украинская художница и гражданская активистка. Выросла в Луганске. Осенью 2013 стала одним из инициаторов Луганского Евромайдана. В 2014, после того, как власть в городе перешла «посторонним людям», переехала в Киев. Там встретила начало войны. Сейчас в Риге. Выступает с перформансом «Как долго все это может продолжаться?». При помощи языка тела ведет отсчет дням войны: если в июне 2022 акция длилась полчаса, в феврале 2023 — уже полтора: «Люди видят, как я устаю. Этим действием я развеиваю миф, что к войне можно привыкнуть. Это как в марафоне — 23 км не дает тебе легкости 45 км». Новая героиня в проекте «Очевидцы».

Расскажите о себе.

— Я Дарья Калашникова. До 2014 года я жила в моём родном городе Луганске, который в четырнадцатом году был оккупирован, и я вынуждена была переехать в Киев. А уже в 2022 году, во время полномасштабного вторжения российских войск в Украину, я была вынуждена уехать из Киева, и с мая живу в Риге.

Вы — активистка Луганского Евромайдана. Почему случился Евромайдан?

— Я помню, как это происходило: в 2013 году мы всей страной готовились к саммиту в Вильнюсе, это была наша правительственная программа, мы двигались в Европейский союз. У нас готовился договор об ассоциации, мы знали, что у нас будет безвизовый режим, и вдруг, после поездки Януковича в Москву, наш кабинет министров во главе с Азаровым просто — вжух! — и объявляют о том, что в Вильнюс никто не едет, подписывать ничего не будем. А мы украинцы, у нас так не делается. Мы меняем ту власть, которая не держит слово. Это была естественная реакция, что мы вышли на Евромайдан в Луганске. В Киеве вышли вечером 21 ноября, в Луганске мы вышли 22 ноября. Это была инициативная группа из пяти моих знакомых. Мы собрались, вышли к памятнику Тараса Шевченко, и это было мое абсолютно искреннее и естественное желание, естественная потребность — высказать своё мнение, что я не согласна с такими действиями правительства.

Что значит «быть европейцем» для украинцев?

— Правосудие, права граждан, следование закону. Я доверяю украинской полиции, я ее не боюсь, она на моей стороне. Я могу обратиться в суд, и я знаю, что в суде будут дебаты. Свобода собраний. Я просто уведомляю власть о том, что я хочу выйти на митинг, и я могу это сделать. Я не боюсь говорить свое мнение вслух, высказываться, выходить на митинг, писать это в социальных сетях. Это ощущение свободы, и еще очень важное чувство — чувство ценности своей идентичности, чувство собственного достоинства. Мне кажется, оно есть в каждом украинце, и это уважение не только своего, но и чужого достоинства.

Почему вам пришлось уехать из Луганска?

— После того, как Евромайдан в Киеве победил, Янукович бежал из страны, началось нечто непередаваемое. В город стали приезжать большие туристические автобусы с ростовскими номерами. А Луганск очень нетуристический город, встретить на улице человека, который спросит вас, где памятник Ворошилову — а это советское название Луганска — диковинка. И я столкнулась именно с этим. Это было начало марта, может быть, конец февраля. Театральная площадь, большие туристические автобусы с русскими номерами, оттуда выходят люди и спрашивают у меня, как пройти к памятнику Клименту Ефремовичу Ворошилову. А это рядом совсем, так что я просто рукой показала направление, но я помню, что у меня был шок. То есть я понимаю, что город наполнен посторонними русскими людьми. Потом в городе стали появляться люди без опознавательных знаков, но у них, например, в ухе были телесного цвета наушники, и проводок такой за спину. Их стало много, я видела их возле здания СБУ, когда были митинги якобы луганчан — я не видела там ни одного своего знакомого. Я помню, 8 марта мы собрались напротив ГУМа, рядом находилось здание СБУ. Мы собрались на митинг против войны, и тогда я первый раз произнесла слово «война». У меня плакат, там такие милые цветочки нарисованы были, и надпись «Нет войне» — pure naive — потому что уже в тот момент было понятно, что есть эти неопознанные люди в Крыму, явно силовики, явно русские.

Ты понимаешь, что у тебя в городе не работают государственные институты — они оккупированы. Силовые структуры оккупированы, здание СБУ (Службы безопасности Украины) оккупировано, там ходят какие-то левые люди. Ты понимаешь, что на улице твоего родного города беззаконие, и в режиме самосохранения нужно выехать на территорию, где есть закон. Мы собрали вещи и переехали в Киев, потому что оставаться точно небезопасно, потому что я лицо Евромайдана, у меня есть куча фотографий, я есть в медиа. Но, естественно, когда я уезжала — я уезжала на лето. Я взяла с собой двое джинсов, кеды и собиралась вернуться. Но с мая 2014 я в Луганске больше никогда не была.

Было ли у людей и в СМИ предчувствие опасности?

— Что Россия пойдет войной и начнёт захватывать Донбасс? В 2012-м году в Донецке проходил наш с Польшей совместный чемпионат Европы по футболу. В 2011-м, 2009-м году в Донецке выступали Beyonce и Rihanna, мы были хорошим, богатым регионом, в который можно было приехать всем. Кто мог предположить войну, если Ахметов строил стадион Донбасс Арена, были миллионные инвестиции, шикарная инфраструктура, новый великолепный аэропорт имени Прокофьева в Донецке. Естественно, никто не мог предположить войну. И я считаю это преступление — разбомбить всю ту инфраструктуру, жизни людей.

Ваши первые мысли и чувства 24 февраля 2022 года?

— 24 февраля, в Киеве, я проснулась около 5 утра от взрыва. Я жила на Демиевской — это недалеко от маленького аэропорта, находящегося внутри Киева, называется Жуляны. Туда ударили. Открыла новости и увидела, что началась война. Я сразу начинаю действовать: написала в чат дома, мы сразу открыли бомбоубежище, запаслись водой и попросили мальчиков из машины принести огнетушители. Я заклеила скотчем окна у себя в квартире, потому что это первое правило: если полетит стекло, то чтобы диапазон его разбрасывания был меньше, нужно скотчем пройтись по окнам. И, в общем-то, я собиралась спокойно продолжать жить в Киеве, но ко мне пришли соседи из квартиры снизу, сказали, что они уезжают в Луцк и очень настаивали, чтобы я поехала с ними. Мы были последней машиной, которая переехала мост в Ирпене — после этого его взорвали, и этот канал из Киева был уже недоступен.

Не могу сказать, что когда я приехала в Луцк, там было сильно спокойнее. По аэропорту Луцка тоже в первый день ударили. Я там провела, получается, весь март и апрель, встретила Пасху и после этого решила ехать в Ригу. За это время были удары в городе, по нефтебазе был большой удар ночью: когда взрывается нефтебаза с хранилищами, то шатает и содрогается весь город — а город небольшой, 200 тысяч население. Находясь внутри страны, ты понимаешь, что абсолютно безопасного места нет и что твоя безопасность в твоих руках. В случае, когда приходит уведомление о том, что есть угроза атаки, ты должен спуститься в бомбоубежище или хотя бы следовать правилу двух стен и пройти в помещении без окон, чтобы тебя не порезало стеклом.

Было ли чувство безнадежности?

— Я видела намерения России взять Киев за три дня — это невозможно. Вы ведете войну с людьми, у которых за плечами не одна революция, и у меня с самого начала не было ни малейшего сомнения в том, что страна выстоит. Я, конечно, понимаю, что, какие-то регионы будут временно оккупированы, потому что когда ты не готов, то тебя могут временно оккупировать, но то, что мы отобьём их назад, в том числе Крым — у меня нет никаких сомнений.

Как и почему вы оказались в Риге?

— Я сюда приехала с эмоциональным посылом не спасаться, а говорить об Украине. Поэтому я изначально искала контакты не где мне раздобыть помощь, а где платформу, чтобы выступить. Поэтому я сразу же, как приехала в Ригу, пошла на улицу Альберта, как раз там расположены дома и музей в югендстиле, а когда выходишь из музея, в здании напротив висит вывеска «Латвийский центр современного искусства». Я к ним физически постучала, взяла телефон директора центра современного искусства Солвиты Кресе и на email описала свой проект перформанса, который я хотела посвятить сначала 101 дню войны, но в результате 115-му, потому что возможность выступить была в этот день. Я использовала язык тела, потому что работаю в стране, язык которой не знаю.

В своём перформансе я показываю дни войны через вращение, которое отражает 24-часовое обращение часов, и каждый раз я пытаюсь своим телом закрыть города Украины, и у меня это отчаянно не получается, как не получается у нас. И перформанс увеличивается: когда я выступала в июне, это было полчаса, а 3 февраля я выступала в Национальном художественном музее, это был 345-й день войны, и перформанс длился полтора часа. Это очень сильно изматывает физически, и люди видят то, как я устаю во время перформанса. И, в том числе, этим действием я развеиваю миф о том, что к войне можно привыкнуть. Вроде как мы уже приобрели какой-то навык, и нам легче, но нам не легче. Это как марафон: 23-й километр не дает тебе легкость 45-го километра.

Что изменилось в вас за год войны?

— Сейчас я вдохновляюсь тем, что я украинка. Потому что гордость за то, что я украинка, у меня ещё с детства. Еще в 11 лет, когда я выигрывала детские конкурсы красоты, представляя Украину на конкурсе «Мисс Мира», там поднимали украинский флаг. Когда я занималась художественной гимнастикой, выигрывала соревнования, на спортивных аренах тоже поднимался украинский флаг. Я носила спортивный костюм «Луганск-Украина — Олимпийская сборная». Поэтому то, что я украинка, я всегда ценила и гордилась этим. А за этот год Украина стала меня вдохновлять. Я бывает расклеюсь, вот как сейчас, и потом думаю: «Но она же держится». Я понимаю, что не могу позволить себе расклеиться, потому что она такая сильная [плачет].

Изменилось ли ваше отношение к россиянам?

— К русским я всегда относилась нормально. Я сразу слышу, что человек россиянин по его русскому языку, он чуть-чуть другой. Мне их жаль, но я не хочу и не готова терпеть, когда они пытаются снять с себя ответственность за действия нынешней российской власти. Я с этим не согласна. Я считаю, что все люди, у которых есть право голоса, ответственны за ту политическую власть, которая в стране. Прежде всего им надо научиться быть такими гражданами, к которым власть будет прислушиваться, а это сложная задача: ты все время должен контролировать власть.

Что можете сказать россиянам, которые не поддерживают войну?

— Докажите, что вы её не поддерживаете. Я, если не поддерживаю войну, говорю об этом во всеуслышание, выхожу на митинг. Я слышала аргумент, что если россияне выйдут на митинг, то их ударит полиция. А если они не выйдут на митинг, то эта власть будет убивать украинцев. Находясь там, ты платишь налоги и выручаешь эту экономику. Нужно уезжать, но опять же, не просто уехать и сбежать, а выходить на митинги под российские посольства, говорить о том, что вы против войны.

Что можете сказать тем, кто верит, что Украина и Запад хотели напасть на Россию?

— Я украинка, была в Киеве в день, когда Россия без объявления войны начала бомбить город. Никто ни на какую Россию нападать не собирался, нам даром эта земля не нужна, у нас своя есть. У нас есть свои внутренние процессы в стране. Мы строили дороги, строили инфраструктуру, модернизировали образование. Нам ваша страна даром не нужна. А вот за то, что русские по какой-то причине пришли на украинскую землю, расплата одна — смерть. Поэтому не надо ходить в чужой дом, не надо ходить в Украину. Знайте, что вас там убьют и всё. И это будет правильно, потому что вы оккупанты.