Наталья Белохвостик: «Имперские замашки россиян — причина войны»

Главный редактор Media IQ Надежда Белохвостик уехала из Минска в декабре 2020 года, после того как арестовали все руководство «Пресс-клуба», где она работала. Тогда независимые медиа Беларуси подверглись репрессиям и покинули страну. Надежда считает, что причина войны в Украине — это имперские замашки России. И что именно из-за мертвой хватки России Беларусь не может избавиться от диктатуры Лукашенко.

Расскажите о себе.

— Меня зовут Надежда Белохвостик. Я журналист, я белоруска, я главный редактор проекта «Media IQ», который занимается мониторингом белорусских медиа, и не только белорусских. Мы отслеживаем пропаганду, в том числе российскую.

Когда вы уехали из Беларуси и почему?

— В декабре двадцатого года мне пришлось уехать, потому что все руководство белорусского Пресс-клуба, в котором я работаю, которому принадлежит наш проект, было арестовано в один день. Я сама ушла из офиса, как я теперь понимаю, минут за пятнадцать до того, как туда пришли силовики. И, наверное, Пресс-клуб был первым независимым медийным проектом, который испытал такой большой наезд. Потом, в течение 21-го года, практически все независимые медиа, так или иначе, подверглись репрессиями и большинство из них вынуждены были релоцироваться.

Как вы узнали, что началась война?

— Это был кошмар, мы были здесь уже, в Варшаве, и у меня было назначено интервью в этот день. Я, честно говоря, не знала придет мой герой, или нет Он тоже пришел совершенно ошарашенный. Мы решили, что все-таки надо работать, как-то собраться.

А потом, буквально через несколько дней, или, наверное даже недель, мы поняли, что мы, белорусы, которые оказались за пределами Беларуси, мы как немцы и евреи одновременно, в тридцать девятом году. Нас накрыло чувство вины… С одной стороны, с территории нашей родины летят ракеты, заходят войска. А с другой стороны, мы-то все делали, чтобы эта война не началась.

Как думаете, зачем эта война?

— Мне кажется, что это имперские замашки, которые у России, наверное, всегда были. Это мое, конечно, субъективное мнение. Но, собирание земель, которые тебе якобы принадлежат — Беларусь это на себе испытывает все годы своей независимости, все 30 лет.

Какая роль у Лукашенко в этой войне?

—  Для Лукашенко, наверное, это единственная возможность удержаться у власти, потому что для него власть — это такая абсолютная ценность. Она для него важнее, чем деньги.
Я надеюсь, что Беларусь не вступит войну, хотя, она уже признана соагрессором. Но, точно так же мы и до 24 февраля думали, что Россия не начнет войну. Очень сложно судить, но могу точно сказать, что в белорусском обществе нету никаких воинственных настроений, даже среди сторонников Лукашенко. Белорусское общества кардинально отличается от российского. Нету имперского гена ни в коем разе. Никогда, ни в каких помыслах не было, что какие-то территории кому-то там принадлежат. Белорусы скорее хуторяне по своему менталитету. Они за свою землю, и никогда в жизни не посмотрят на землю соседа, нравится она им, или нет.
По всем замерам, по медиа-потреблению, до событий двадцатого года, даже до 21-го года, аудитория независимых медиа, которые продвигали демократические ценности, это была аудитория в 60 процентов. Мне кажется, что в России не было такого охвата никогда.

Кто во всем виноват?

— Не знаю. Путин? Мне кажется, что это слишком просто говорить, что во всем виноват Путин. Наверное, есть проблема и в российском обществе. Мы знаем, что российская агрессия началась в Украине в четырнадцатом году, в Грузии в восьмом году. То есть, аппетиты России нам были известны. Но, что вот прямо так кроваво, с наступлениями, с войсками — это, конечно, полностью лежит в области иррационального. Это амбиции, которые испытывают люди, оторвавшиеся от реальности, которые не хотят понимать, что ценности сегодня в мире совершенно иные, которые разделяет большинство стран, континентов: ценность человеческой жизни, гуманистические идеалы, демократические, то, на чём в Европе растёт не одно поколение людей. Им, наверное, это неведомо. Если продвигаются нарративы «можем повторить», тогда ценность человеческой жизни ничтожна, ей можно распоряжаться очень легко.

После начала войны изменились ли отношения между белорусами и россиянами?

—  Отношение к России, к россиянам, мне кажется, во всяком случае в моем круге, изменилось. И даже не 24 февраля, честно вам признаюсь. Могу говорить за себя точно, потому что тогда нам казалось, что это Путин, это его безумные решения, его безумные амбиции, жажда власти. Я помню, что я сама тогда перепощивала призывы украинцев говорить, звонить родственникам, или вообще кому-то в Россию, и объяснять, что в Украине происходит. Но потом, когда мы увидели поддержку в обществе, результаты уличных опросов россиян, результаты социологических опросов, то оказалось, что всё гораздо страшнее, что действительно поддержка есть. Или безразличие, или поддержка.

Конечно, изменилось отношение, да. Сложно, когда тебе человек говорит: ну, это же не я. Да, это не ты, но это твоя страна. И что ты сделал для того, чтобы это не случилось?

Изменилось ли отношение к белорусам в мире?

– Да, к белорусам изменилось отношение. В первую очередь украинцев. Это второе наше самое ужасное открытие, кошмарное. Потому, что мы поняли, что украинцы мало интересовались тем, что у нас происходило в двадцатом году. В двадцать первом году еще, мы знали по соцопросам, Лукашенко был в Украине самым популярным зарубежным лидером.
Мы пытаемся доказывать, что-то, что делает белорусский режим и то, что делает белорусское общество — это разные вещи.

Сложно тем людям, которые остаются в Беларуси. Многие уехали. Никто не знает, сколько уехало белорусов. Миграция катастрофическая. Такого не было, наверное с 18 -19 века. Но, не может же вся страна выехать. И, конечно, те люди, которые остаются в Беларуси, им все сложнее выезжать.

В двадцатом году мы имели большую поддержку в Европе после всех наших событий, и мы были там на первых полосах газет, и нас очень поддерживали все. Конечно, сейчас Украина сдвинула белорусскую повестку. И то, что в стране идут жутчайшие репрессии, каждый день задерживают людей, ты можешь сесть в тюрьму за коммент в соцсетях, за лайк в соцсетях, за пост, который ты сделал в семнадцатом году, в восемнадцатом году, эта машина репрессивная, она работает, она не то, что обороты не уменьшает, она их только увеличивает, — очень сложно в международной повестке рассказывать про это. Потому что, когда были наши протесты – это была очень красивая картинка, она впечатлила всю Европу. В Европе такого не было вообще, таких массовых протестов, никогда за всю ее историю.

Справедливо ли осуждать всех русских, независимо от их отношение к войне?

– Мы должны быть благодарны всем странам которые нас принимают. И, конечно, каждая страна вправе решать, кого она готова впустить, кого нет. Но знаю, что россияне, которые выезжают в разные страны, в Грузию, или даже в Беларусь, потом пишут, мы видим эти чатики, — а как бы можно было не учить язык в Казахстане, как бы освободить детей от изучения языка? То есть, этот имперский ген, он сидит. Даже те люди, которые говорят, что нет, мы же никакие не имперцы, они сами не осознают, не отдают себе отчет, насколько это так.

Участвовали ли вы в акциях протеста против войны?

—  Да, мы ходили на манифестации, на марши. Но, наш протест проявляется в другом. Самое главное — это наша работа, то, что мы, как журналисты можем делать. Наш проект завязан в нескольких мониторингах, мы мониторим антиукраинскую российскую пропаганду — мы это все видим, публикуем, показываем. Это то, что мы можем делать профессионально.
Конечно, первые недели, когда в Польшу выехали украинские беженцы, вся страна поднялась. Белорусы в том числе, принимали, ездили на границу, отвозили, привозили, собирали помощь, и деньгами поддерживали.

Какие чувства у Вас вызывают новости?

— Конечно, мы болеем за Украину. Потому что, мы понимаем, что от победы Украины зависит, мы надеемся, и наша дальнейшая судьба. В самом начале войны я смотрела марафон на канале «Украина-24», когда все каналы объединились, и было круглосуточное совместное вещание. И меня очень тогда впечатлило, поскольку я российскую пропаганду отслеживаю, насколько совершенно иной язык. Российское вещание замешано на ненависти, на образе врага, на отрицательных эмоциях.

А в Украине, в самые тяжелые первые дни, когда было непонятно, когда все говорили, что если Украина хотя бы неделю продержится, значит вот уже все, — все ролики социальные были сделаны очень красиво: это страна, которую мы защищаем, вот как мы будем жить, вот какая она замечательная, наша земля, какая у нас молодежь, какие у нас дети, вот что мы защищаем. Там не было образа врага, там не было Путина, там не было российского солдата.

Чего вы боитесь больше всего?
— Я очень боюсь, что я не смогу вернуться домой. Для меня это самый большой кошмар. Я никогда так надолго не уезжала из Беларуси, я почти два года не была дома. Я не могу сходить на могилы родителей, и они у меня не дагледжаны, это по-белорусски — не ухожены. Это очень страшно. Я стараюсь об этом не думать.

Каким вы видите будущее Беларуси?

– Прекрасным, на самом деле. Мы увидели, какое у нас невероятное общество, какая у нас поддержка внутри. Я шутила еще со своим друзьями, говорила, что у нас настолько самодостаточное общество, что нам не то, что президент не нужен, нам и правительство не нужно. Мы в состоянии решить любую проблему сами. Мы в состоянии собраться, скинуться деньгами, нанять себе учителей, врачей, милицию, которая будет нас охранять. Мы поддержим друг друга. Есть у нас такое же выражение — «Новая Беларусь». Мы рассуждаем, какой будет новая Беларусь, как мы будем жить в новой Беларуси, что мы делаем для новой Беларуси, какое там будет образование, какая будет культура, какая экономика. Этими мыслями мы сейчас живем. Я надеюсь, что мы к этому готовимся. Но, боюсь, что наша новая Беларусь возможна только, если будет новая Россия. Потому что тот, который сейчас в России, он, конечно, не отпустит нас ни за что. То есть, мы эту вот мертвую хватку чувствуем уже больше 200 лет. Если Украине удалось вырваться, то Беларуси сложнее намного.