«Мне повезло вырасти в семье, в которой нет согласных с политикой бункерного деда»

Нам написала Лидия (имя вымышленное). Ей 14 лет. Она не может понять, почему люди все еще поддерживают Путина. Ее пугают зомбированные дети и пенсионеры. Но тем более ее пугает то, что никто не протестует против того безобразия, что творится в России. Отец Лидии хотел уехать от мобилизации, но остался — не мог оставить семью.

— Знаете, мне еще нет 15-ти даже. Может быть, я многого не понимаю, может быть, многие люди назовут меня «глупой либерашкой» и скажут «с возрастом пройдет», но сил молчать больше нет. Значительная часть моих друзей и знакомых не особо интересуется политикой, я знаю позицию многих, но мы никогда это не обсуждали. К счастью, мне повезло вырасти в семье, в которой нет согласных с политикой бункерного деда. У каждого разная позиция, но никто его не поддерживает. Из моей семьи на выборы с очевидным результатом ходила только моя мама, проголосовавшая за Даванкова — единственного кандидата, который хоть как-то подавал надежды. 

Моя история — не история вовсе, всего лишь выражение гражданской позиции, я не могу никому этого написать или сказать. Мне бы хотелось кричать громко и пронзительно, ужасно кричать и биться головой о стену, когда опять появляется очередной глупый закон, когда отцы, дети, братья умирают на войне. А ведь родственники этих людей все равно продолжают голосовать за смерть. Я искренне не могу понять, почему они придерживаются столь глупой позиции, называя этого ужасного человека «лучшим», поддерживая Мизулину, которая по факту является злом во плоти. Она не меняет ничего на самом деле. Только пускает пыль в глаза детям. 

Я боюсь пенсионеров и детей, которые его поддерживают. Пенсионеров можно понять, они боятся повторения разрухи после развала построенного на скотче и несвободе СССР. Но дети, которые растут сейчас — что с ними будет, когда они вырастут? Это буквально воспитание в бесконечной пропаганде. Ещё больше меня пугают мои ровесники и люди старше. Почему? Почему они бездействуют, хотя понимают и видят намного больше. У них больше жизненного опыта. Я помню, как в моем детстве доллары стоили чуть больше 60 рублей, они помнят намного отчетливей.

Почему рабочих вообще заставляют голосовать за коррупцию, притеснение, нищету? Это так неправильно…

Моя мать предполагала, что начнется война, еще в январе 2022 года, поэтому в день ее начала я не была как-то слишком удивлена. Но до последнего надеялась, что она не начнется. Украинцы — наши братья. Моя двоюродная сестра живет в Украине. Я не могу поддерживать убийство ее народа, ее друзей и учителей, ее страдания, это по-человечески невозможно. 

Помню, когда объявили первую волну мобилизации, папа зашел ко мне в комнату и сказал, что ему нужно будет уехать на время, пока это все не закончится. Сказал, чтоб мы поддерживали маму, ведь бизнесом не получится управлять из-за границы целиком. Он предупредил меня за день до вылета в Киргизию. Я плакала. Папа часто уезжает, но когда моя же страна начинает войну, и собственный отец говорит, что уедет на неопределенный срок. Говорит, что оставляет 13-ти летнюю меня за старшую, если вдруг с ним что-то случится, тогда волей-неволей задумываешься, а стоит ли оно того. 

В итоге он никуда не улетел. Не смог нас оставить. 

Мой двоюродный брат — студент. Слышала, что были истории, когда студентов тоже отправляли на якобы срочную службу. Невероятно повезло, что его это не коснулось. 

Смерть Навального оставила пустоту, разросшуюся до невероятных масштабов. Я ни за что не сдамся. Лучше я сяду в тюрьму за пропаганду, экстремизм, дискредитацию армии или что еще там придумают, чем начну поддерживать убийцу. 

На самом деле я очень люблю Россию, но готова бежать отсюда без оглядки во все концы света. Я буду сражаться и верить, клеить листовки и рисовать антивоенные лозунги, но я не хочу сдаваться. 

Русский — прекрасный язык. Эта страна, какой бы она ни была, все равно мне дорога и ее будущее мне не безразлично, поэтому я хочу, чтобы она была свободной.

Я жду лишь одного — смерти Путина, он не достоин ни дюйма, ни копейки от того, что имеет. Когда он умрет, по моим щекам польются слезы истинного счастья. Говорят, радоваться смерти человека нельзя, но это уже не человек, а старая, заржавевшая машина для убийств. Долой эту систему. Пусть все ее гайки рассыпаются в прах.