Михаил Беньяш — юрист и общественный деятель из Краснодара. Бывший адвокат – в феврале 2023 года адвокатская палата Краснодарского края лишила его адвокатского статуса. До этого активно защищал в судах преследуемых гражданских активистов и сторонников Алексея Навального. Участвовал в антикоррупционных расследованиях. На Михаила неоднократно заводили политически мотивированные уголовные дела, его задерживали, избивали в участке, в квартире проводили обыски. В 2022 году Беньяша внесли в список иноагентов. Сейчас он живет в Литве. О причинах отъезда из России и поражении оппозиции он размышляет в интервью «Очевидцам».

Расскажите о себе.

— Меня зовут Михаил Беньяш, бывший адвокат из Краснодарского края. Сейчас живу в Литве.

Как за эти три года изменилось ваше восприятие войны в Украине?

— Вообще не изменилось. Ничего не изменилось, кроме усиления усталости и разочарования. Ну, примерно во всех, наверное. Наверное, те, для кого это рутина, от нее устали. Те, кто наблюдают с телевизора или со смартфона, конечно, для них это стало рутиной. Для тех, кто сейчас там, в зоне боевых действий, я думаю, они устали с первого дня, и рутиной оно особо для них не было. А так, ну, да, теперь она теряется на фоне новостей Трампа или какого-нибудь там суперфильма. Там киновселенная Марвел что-нибудь еще выпустила. Вот Илон Маск зиганул, пожалуйста. Ещё чего угодно. Потому что в очередной раз прилетела бомба в Киев или в Кривой Рог. Ну, да, кто вспомнит, что там сегодня три человека погибло, вчера там четыре человека погибло. Там завалы разбирают. А Маск зиганул. Но это гораздо важнее. Но надо разделять для тех, кто смотрит со смартфона, для тех, для кого это часть жизни. В том числе и конец их жизни. Для них ничего не поменялось, мне кажется. Кроме, ещё раз, накапливающейся усталости, для них все больше и больше.

В России на вас многократно оказывали давление. Аресты, обыски, признания и на агентам, лишение адвокатского статуса. Что из этого вас действительно задело?

— Фух, ну, когда я понял, что… Ну, тюрьма в России, конечно, это неприятно, но не настолько страшно, как часто рисуют. Тюрьму проходили многие люди, заходили, выходили, почти все выходили. Инагерство очень неприятно, но в целом тоже жить можно, хотя мерзко. Хуже всего было, когда корпорация, адвокатура, которая посвятила большую часть, ну не большую часть своей жизни, большую часть своей трудовой карьеры, по сути, предала, отвернулась. Я, собственно говоря, и не хотел, и не рассчитывал на то, что на любовь какую-то со стороны ФПА или адвокатской палаты Краснодарского края не претендовал, но на то, что они с такой легкостью будут сливать саму идею защиты и разрушать институт адвокатуры, ну, это было, опять-таки, не то чтобы неожиданно, но когда это происходит, это крайне неприятно за этим наблюдать. В какое ничтожество они все превратились. Это было неприятно, было мерзко. Слушайте, там сидят 10-12 ничтожеств. Ну, реально, людей, которые никого не защищают. Было два адвоката настоящих. Ну, тех, кто защитники, которые настоящие, а не на подпевке. Им было страшно, они сидели, уткнувшись в стол. Ну, прям все, как Леша Навальный писал. Сидели, смотрели в стол, потели, несли какую-то ересь. Я чувствовал себя, что нахожусь просто в не знаю, какой-то… вернулся на 30 лет, на 40 лет назад в при коммунизме, и меня там в парткоме распекают вообще кто такие, что вы на меня пришли, ничего не предъявляете. Вообще никто! Это вот эти вот идиоты должны быть просто счастливы, что вот в тот самый момент я защищал ребят из ультраправых организаций, движений. Не организаций, а движений. Одного защитил, хороший мальчик Сережа по 205.2. И они очень негодовали, что происходит эта ситуация, что их адвоката лишают статуса, то есть у них защищенность уменьшается. И ребятушки пришли ко мне на поддержку. Слава богу, не зашли. Вот если бы они со мной зашли бы на заседание совета, то, я думаю, было бы очень неприятно и стыдно. Но уже не мне. Но, слава богу, я им говорю, говорю, пацаны, не надо, постойте здесь, я попробую сам разобраться. А прям вот совет под очень тонкому льду ходил. Просто по морде набили бы, и все.

Почему вы уехали из России?

— У меня деньги закончились. А я встал перед перспективой голодной смерти. Когда адвоката лишают статуса в связи с нарушением этики. То есть если адвокат кого-нибудь назовет идиотом, вот как я сделал, это нарушение этики. Если он назовет кого-то мудаком, то это нецензурное оскорбление. А если он назовет мудаком Минюст, то это оскорбление контролирующего органа. Хотя, как мы все знаем, оскорбление – это унижение чести и достоинства, которым Минюст, так же, как и палаты адвокатские, не обладают. Во-первых, потому что у них нет, как у юридического лица, у него их нет, ну так и у их членов тоже нет ни чести, ни достоинства. А когда в таких случаях адвоката лишают статуса, он лишается ещё права на судебное представительство. Мне выписали бан на три года на то, чтобы представлять людей. Как мы знаем, работать в судах можно и без адвокатского статуса по доверенности. Вот этого права я был лишён на три года. Соответственно, мне надо было кардинально менять способ производства. Желающих дать мне работу особенно в очереди не стояло. Деньги заканчивались. Я понял, что человеком можно долго пугать, пугать, пугать, обыскивать, задерживать и так далее. Он это выдержит, а когда у него вообще не станет денег, вот полностью не станет денег и нет никакой перспективы, ну либо там бомжевать на паперти, на паперти стоять или же просить донат и «Ой, скиньтесь, пожалуйста с миру по нитке, как вот нас некоторые блогеры просят: «Пожалуйста, я работаю только ради вас, только за ваши деньги», либо поменять место жительства. Я поменял место жительства. Поехал туда, где деньги. И так поступают вообще, в принципе, все люди. Человек живёт там, где он может заработать. Я поехал туда, где мне предложили работу. Все.

Какую профессиональную реализацию вы видите для себя в эмиграции?

— Если вы говорите про юриста или адвоката, уже никакой. Я работал юристом-аналитиком в проекте «Санация права». Сейчас он на большой паузе, потому что нет денег. Всё, что я там делаю, я делаю абсолютно бесплатно, то есть гораздо реже, чем обычно. Я не называю это иммиграцией, я гастарбайтер. Я зарабатываю деньги, потому что мне надо закрывать ряд расходов.

Почему вы не хотите присоединяться к сообществу правозащитников?

— Потому что, когда я работал адвокатом, у меня выработались рефлексы, что то, что я делаю, должно нести пользу. Ты защищаешь человека? По уголовному делу, допустим, понятна песня, что оправдать крайне сложно, но ты можешь ему минимизировать срок, ты можешь изменить квалификацию, ты можешь добиться наказания, не связанного с лишением свободы. И какая-то полезная деятельность от тебя идет. Я не вижу себя ни в одной из правозащитных организаций в той роли, которая бы приносила пользу. Правозащита, на мой взгляд, должна выглядеть следующим образом. Правозащитники должны нанять штук 5-10… психотерапевтов, быстренько проплатить им заочное юридическое образование, чтобы они получили статус адвоката и ходили к политзекам, занимались с ними аутотренингами, учили их дыханию и так далее, философскому взгляду на жизнь, занимались психотерапией. Либо же отдать нескольких самых простеньких адвокатов на курс повышения квалификации, чтобы они стали психотерапевтами. Отправлять матерых опытных адвокатов в правозащитные дела – это сейчас то же самое, что микроскопом гвозди забивать. Чтобы появился опытный, квалифицированный, умный адвокат, это вообще такая редкая штука. Ему надо долго расти, надо долго учиться на это, то есть долго практиковать, чтоб он стал вот чем-то, кем-то по-настоящему. Есть, конечно, у нас самородки в Екатеринбурге, я не отрицают, у них там просто школа очень хорошая. А в целом нужен большой опыт. И когда вот этих адвокатов пускают просто под каток одного за другим, это неправильно. Они вам еще пригодятся. Скоро адвокатов в России по правозащитным делам просто уже не найдут. Потому что либо их выпилят всех, либо народ просто не захочет. Потому что каждый человек хочет жить, работать, видеть какой-то образ будущего. Политическое дело, чтобы потом тебя лишили статуса, и ты, как Миша Беньяш, искал работу, никому не интересно. Потому что вот что есть адвокат, что нет адвоката. Всем выписывают 7-8 лет по делам о фейках. Вот, по-моему, у Максима Евгеньевича Каца не было адвоката, он отказался от него вообще, в принципе, кажется. У Димы Колезева точно не было, он тоже отказался. Нам безразлично. Им выписали тоже 7-8 лет. У Горинова был адвокат, ему выписали, сколько там, 7 лет, да? Адвокат он должен нести какую-то пользу. Если ты пользу не несёшь, то зачем? Оказывать эту паллиативную помощь, то есть прийти и сказать: «Ну, ты герой, я тебе сочувствую, держись, дома всё хорошо, а мы с тобой», это очень приятно, это важно, но для этого совершенно не нужен эксперт по правовым вопросам. Этим может заняться психотерапевт, этим может заняться кивала. Вот назначили кивале адвоката по назначению, вы ему доплатите 5-10 тысяч рублей, вот он будет передавать весточки из семьи – тот же самый результат. Это гуманистический подход, но для этого не нужны матёрые адвокаты, не трогайте их.

Как в современной России соотносятся право и закон?

— Когда говорят, что права в России нет, это не так. Оно есть, оно существует, оно работает, оно очень искажено, оно искалечено. В некоторых моментах, связанных с политикой, с властью, оно ведёт себя прям изверски. В других – более-менее. Суды искалечены, конечно. Следствие искалечено. Адвокатура практически изничтожена. Даже вот когда вот я понимаю, мои коллеги не согласятся с вами, адвокатура уничтожена. Дескать: «Ну, как же? Мы же есть, мы работаем». Как бы, да, есть профессиональные очень крутые адвокаты, которые работают, но как только возникнет ситуация, они работать не будут. Просто в течение нескольких дней. Ничто не… Нет инструментов, которые этому помешают. Стоит ему зайти не в то дело, защищать не того, этого адвоката не будет. Чуйченко что сказал у нас на пресс-конференции? Кто несколько раз говорил? «Мы хотим сделать так, чтобы по некоторым делам с участием государства некоторые адвокаты не заходили. Они для нас не рукопожатные. Мы не хотим, чтобы они были в этом деле. Мы хотим, чтобы они ушли». И вот Чуйченко, министр юстиции, этого хотел, и он этого добился. Сейчас вот именно такая ситуация. И может быть весёлым, смелым и так далее, но песня эта весёлая будет недолгой. Посмотрите там на адвокатов Навального, да, там тоже с большими оговорками, но окей. Посмотрите на Ивана Павлова, гораздо более лучший пример. Был весёлый, смелый, бесстрашный, заходил в любые дела. Где сейчас Иван Юрьевич? В Праге.

Как думаете, можно ли расценивать текущую ситуацию в России и в мире как победу Путина? И соответственно… поражение его оппонентов.

— Дело в том, что, к сожалению, это неизбежно было. Российская оппозиция в погоне, опять-таки, за этими просмотрами, лайками, популярностью, потому что популярность, она что? Открывает двери, а двери открывают путь к донорам, доноры дают много денег, то есть это все в целом-то монетизируется. Даже нереальные действия, нереальная работа, а вот видосики, тиктоки, рилсы, твиттеры, скандалы. Российская оппозиция стала заниматься такой же пропагандой во многом, как и российские власти. Да, можно говорить, что мы говорим правду, но вы правду обличаете в форму пропаганды. Фабрика троллей, что это как не пропаганда? То, что делает сейчас «Инсайдер» или «Дождь», при всей любви и уважении, ну, чуваки, вы скатываетесь в пропаганду. Во многих оппозиционных средствах массовой информации есть блоки на негатив. Чуваки, ну, что это как не пропаганда? А пропаганда не может допустить такого фактора, что мы проиграли. Надо вовремя понять, что ты проиграл. Потому что если ты, оказавшись в положении проигравшего, продолжаешь, ничего не изменив, продолжаешь борьбу, то тебя искалечат, тебя уничтожат. Я немножко играл в шахматы. Я понимаю, что любого шахматиста раздражает, когда твой противник сидит напротив тебя, он уже проиграл, у него нет шансов, он проиграет там через пять ходов. Но вместо того, чтобы вовремя сдаться и начать следующую партию, и на следующей партии реваншироваться, он просто занимает у тебя и у себя время, пытаясь что-то там сделать. Ты не можешь ничего сделать, положи короля, начни заново. Надо вовремя снимать бойца с ринга, иначе его искалечат. И вот сейчас-то российская, то, что называет себя российской оппозицией, она отказывается признать факт поражения, снять бойца с ринга, переформатировать свою работу, признать, сказать: «Да, вот случилось, мы проиграли. Мы много сделали, кое-что получилось, но по факту мы проиграли». После чего произвести переформатирование, переосмыслить, понять, где ошибки, где люди, которые недееспособны, и начать что-то по-другому вообще делать. Помните? В «Звёздных войнах» самая лучшая серия про ситхов, когда Йода схватился с императором Полпатин на этих, на звёздных, на световых мечах. И Полпатин его подло победил, сбросил, закидал кабинками для голосования. Что сделал Йода? Я тогда не понимал, потом переосмыслил. Йода там упал, куда-то уполз. Его эвакуировали, и спрашивают: «Что теперь?». Он говорит: «Проиграл я». И в изгнание должен удалиться. Вот, чуваки, вот кто не может что-то сделать, вместо того, чтобы заниматься имитацией, должен удалиться в изгнание.

Как изменилось ваше отношение к России после отъезда? Вы чувствуете себя её частью или уже нет?

— Я год на самом деле пытался понять, что происходит. Во-первых, можно человека вывезти из России, а Россию из человека точно не вывезешь. Как к ней менять отношение, к государству, откровенно фашистского типа? Понятно, но Россия же – это не государство, она огромная, красивая, много хороших людей, много упырей всяких, просто каких-то нелюдей, но много хороших людей. У нас прекрасные города. Краснодар вообще бесподобен, Сочи, Геленджик, они бесподобны просто. А так я понимаю, что задача всех, кто, как я, вынужден быть гастарбайтером, это максимально адаптироваться. Первый год я думал, что… что зачем мне учить литовский, попробую учить английский. Английский – не моё, вообще не могу его учить. А сейчас я осознал, что простое правило. Человек, оказавшийся в чужой стране, должен учить тот язык, в котором он живет. Той страны, в которой он живет. Если я буду жить где-нибудь, я не знаю, в Испании, буду тогда учить испанский. В Израиле буду учить иврит. Унесет меня куда-нибудь в Африку, буду учить язык местного племени. Это правильно. Хоть как-то базово надо там разбираться, это вопрос адаптации. Вот те, кто не тратит время на адаптацию, те сгорают и ломаются. Я могу сказать «здравствуйте» и «спасибо» и «до свидания», но пытаюсь. Пошел в боксёрский зал, выучил «раз-два-три». В моём возрасте, как можно заниматься боксом? Это, скорее, всё форма поддержания, способ поддержания физической формы, активности и бодрости. Это доставляет. Выкидывает дофамины, даёт бодрость. Ну, правильно.

Что помогает вам не падать духом?

— Я музыку слушаю. Слушаю «Лизин», это самая позитивная российская группа. Я прям вот практически каждое утро смотрю в небо серое и говорю: «Господи, сделай так, чтобы они не сломались. Сделай так, чтобы они не зиганули». Кто угодно может зигануть, но только не эти ребята. Пока они еще держатся, вот дай бог им сил. А они прям… дают энергию. Ну, еще издеваюсь, гадости пишу в интернетах. Записался в книжный клуб в Вильнюсе, чтобы читать новые книги. Там очень хороший ведущий — Илья Клишин, на «Дожде» работал раньше. Но у него есть такая привычка, он обычно дает книги, которые выводят из зоны комфорта и чему-то нас учат. Я ему говорю: «Илья, я не хочу выходить из зоны комфорта, я хочу зайти в зону комфорта. У меня зоны дискомфорта вокруг очень много, я в ней большую часть жизни прошел. Давай что-нибудь комфортное». Но иногда он идет нам навстречу. Вот в следующий раз будем Пратчетта читать. Слава богу, спасибо Илье за нашу зону комфорта.

Что для вас самое сложное в жизни вне Родины?

— Ну, мне чуть повезло больше, чем многим. Я чаще, мне кажется, такое ощущение какого-то пронзительного вселенского одиночества. Понимание, что и Европе, и Америке, и вообще всем на нас плевать, безразличие такого уровня, что мне как-то сначала я был в шоке. Это всё тоже лицемерие, знаете, мне иногда кажется, Путин был прав, когда он свои обидки высказывал на европейском лицемерии. Возможно, он с этим столкнулся ещё раньше нас, в нулевые. Ему пару раз тряпкой по щам заехали, и когда он понял, что опа, то всё немножко по-другому. Но мы-то что, мы утираемся? А этот идиот начал оружие накапливать. Если бы с ним чуть-чуть, может быть, помягче, вот это как-то… Вот, глядишь, и войны бы не было.

Вы рассматриваете свое возвращение в Россию как гипотетически возможное?

— В отличие от многих других ребят, которые говорят, что если я вернусь в Россию, меня обязательно посадят, и мне тоже говорят: «Миша, ты вернёшься, тебя посадят». Ну, я пока вроде нормально могу дать оценку происходящему. Могу сказать, что вот на сегодняшний момент, вот прямо вот на сейчас, в моменте меня не посадят. Поэтому я могу вернуться, другой вопрос – что делать, с голоду умереть? Поэтому, когда будет отменен закон об иностранных агентах, когда будет возможность работы, когда вот эту вот Володину, президентку Федеральной палаты адвокатов, и Генри Марковича Резника с ссаными тряпками попрут из адвокатуры, скажут: «Пошли вон отсюда», и семейку Чехову с Краснодарской палаты адвокатов, которая уже почти 20 лет одна и та же семейка управляет палатой. Когда их попрут, нахрен, идите, работайте, бездари, тогда, может быть, я вернусь. Тогда в этом будет некий смысл.

Что бы вы сказали себе тому, который только начинал заниматься политикой и правозащитой?

— Я бы сказал: «Купи биткойнов». В шутку я бы сказал: «Тогда учи язык». Но это не мое. Не знаю. Наверное, бы сказал, просто относись бережнее к тем, кто рядом с тобой.

Чего вы боитесь?

— Это у нас как финальная часть, как у Дудя, да, идёт там: «В чём сила, брат?». Вообще нельзя говорить то, что вызывает у тебя страх, это делает тебя уязвимым. Наверное, я не буду говорить.

О чем вы мечтаете?

— У меня есть одна мечта, которую я сейчас не озвучу, потому что она тоже сделает меня уязвимым. А так я мечтаю, что когда сдохнет один мудак, я просто возьму бутылку вискаря, выйду на улицу, буду петь песни и хлестать его из горла. И кричать матерные песни, и кричать: «Ура!». Вот об этом я мечтаю. Это такая вот влажная мечта. Когда-нибудь она сбудется, потому что время ещё никому не удавалось обмануть.