«Хотелось кричать о том, что происходит война»

Нам написала Ани (имя изменено). Ей 21 год. Студентка медицинского колледжа о восприятии студентами войны и о том, как отец не допустил ее с матерью отъезд в Армению.

— 24 февраля 2022 года у меня началась дикая паника, вернее, даже 21 февраля вечером, когда Путин «признал ДНР и ЛНР» независимыми. Уже тогда я поняла, что, скорее всего, он начнет войну с Украиной.

Я тогда училась в медицинском колледже в Москве. Мне казалось, что людей, которые разделят мое мнение, будет много. 22 февраля во время перерыва я разговаривала с одногруппниками и сказала: «Это кошмар, похоже, Путин реально устроит войну в Украине». Мне ответили, что я все преувеличиваю и паникую.

24 февраля я увидела новости, но все равно была удивлена. Помню, что для большинства студентов, с которыми я общалась, война стала огромным шоком. Но в моей группе были и те, кто думали иначе. Я разговаривала с одногруппниками, которых считала прогрессивными, и во время разговора сказала: «Надеюсь, Путин умрет в этом году». «А ты что, против Путина?» — с вызовом спросили меня. Я ответила: «Ну конечно. А ты думаешь, война — это хорошо?» Одна из моих одногруппниц сказала: «Да пофиг вообще, у меня бабушка с дедушкой там живут, я их терпеть не могу, пусть этих нациков нашими бомбами раз***шат». Мне хотелось ей врезать, но я не стала.

Мне казалось, что люди моего поколения понимают, что живут в диктатуре, и что пропагандой промыты мозги только у старшего поколения, но оказалось, что это совсем не так.

С этого момента все, чего я хотела, — это уехать. Уехать самой было сложно, так как на тот момент я не работала. Я пошла к родителям. Мама сказала, что тоже хочет уехать, и мы придумали план: продать наш дом, чтобы всей семьей переехать в Армению. Мои родители переехали оттуда в 2000-м, и нам казалось, что вернуться обратно будет несложно.

Но отец был против. Оставить дом казалось невозможным. Все мои друзья на момент начала войны были несовершеннолетними. Тогда я решила, что буду тихо протестовать, хотя на самом деле хотелось кричать о том, что происходит война. Я развешивала листовки с антивоенной информацией, делала надписи на стенах, писала посты в соцсетях.

Пока я думала, как уехать, прошел год с начала войны. Я писала диплом, потом прошел еще год — я не могла найти работу, потому что у меня медицинское образование, но нет военного билета (по крайней мере, я додумалась не идти в военкомат).

Протестовать я стала меньше, так как сидела дома и искала работу, где не нужно было бы платить налоги. Ближе к лету 2024-го я её нашла. Как оказалось, мой отец решил, что раз у меня есть работа, это основание для того, чтобы открыть ИП на мое имя (так как из-за долгов перед банками у него и у матери арестовали счета до момента, пока они не погасят долги).

Кто-то может сказать: «Но ведь ты могла бы просто сбежать из дома и жить самостоятельно». И в этом проблема — мне психологически сложно сепарироваться. У нас очень патриархальная семья, где отец главный, и все решения, которые принимает хотя бы один член семьи, должны обсуждаться с ним, даже если ты совершеннолетний. Женщинам, естественно, просто так уехать нельзя. Я понимала, что мне нужно придумать, как выбраться отсюда, но все изменилось — мой младший брат, которому только исполнилось 18, заявил, что ему нужно срочно уехать (его отчисляли), чтобы его не забрали в армию. Папа сразу же помог ему.

Мы спорили с отцом. Я говорила, что Россия превратилась в Советский Союз образца 1937 года, а он утверждал, что все как в 90-х. Споры заканчивались его истерикой и словами, что я ничего не понимаю в истории и политике. «Я не люблю политику, я вне политики», — повторял он. 

Только маме за последние 5-6 месяцев удалось убедить его в том, что путинская Россия давно уже не 90-е, а нечто гораздо худшее.