«Для меня война началась в 2014 году»

Екатерина — основательница студии массажа в Тбилиси. Родилась в Симферополе. Ее сестра сейчас в рядах ВСУ. Первым родным языком Екатерины был русский. Но когда в Крым пришел «русский мир», она отстаивала право говорить по-украински. Полномасштабное вторжение застало ее в Киеве, где даже после 2014 года многие говорили по-русски. Сейчас среди сотрудников и клиентов Екатерины есть русские — для нее это не проблема:

Расскажите о себе.

— Меня зовут Катя, мне 22 года, я из Украины. В Грузии я занимаюсь массажем, тут у меня свой массажный салон.

Как для вас началась война?

— Для меня война началась в 2014 году. Я жила в Симферополе, на тот момент мне было 13 и я, помню, сидела в школе, мне звонит папа и говорит, что нужно срочно собираться и ехать домой. Тогда я ничего не понимала. Спустя несколько дней Крым объявляют русской территорией, и вроде бы всё так, как и было, но на самом деле всё вмиг поменялось: в школе всё на русском, учителя стали говорить плохие вещи про Украину, нельзя было говорить на украинском. Меня и мою сестру очень сильно прессовали, потому что мы хотели говорить на украинском. Я всё почувствовала, но до конца не понимала, что происходит, поэтому для меня война началась, получается, 9 лет назад.

То есть война 24 февраля стала уже вторым этапом?

— Да, это второй этап. Принято говорить, что полномасштабная война началась 1,5 года назад, но для всех людей в Украине она началась 9 лет назад, хоть и не полномасштабная. Если честно, многие в Украине не чувствовали, что происходит в Крыму, в Донецке. Они смотрели мимо этой ситуации, жили своей жизнью, плохо относились к беженцам, не хотели давать пособия. То есть для них этой ситуации не существовало. Но когда они пережили это сами, тогда поняли, что надо было совершать больше действий, помогать жителям оккупированных территорий.

Вы родились в Симферополе. Как вы относитесь к россиянам, которые сейчас едут в Крым отдыхать?

— На самом деле я не очень хорошо отношусь к россиянам, которые начали ездить отдыхать после 2014 года. До этого у нас отдыхали и россияне, и белорусы — все, и это было супер. После 2014 года, если честно, в Крым в основном ездили отдыхать либо семьи военных, либо очень странные люди. В общем, мне не нравился контингент тех людей, которые отдыхали в Крыму после 2014 года.

Как сложился ваш отъезд из Украины после 24 февраля?

— 24 февраля я была у себя дома в Киеве одна. В 4 утра я услышала взрывы. Я не понимала, что делать. Спустя где-то часов 5 я договорилась с родителями, что собираю вещи и уезжаю из своей квартиры. Это последний раз, когда я была в своей квартире. Три дня мы ехали до границы, потому что были большие пробки. Всем, естественно, нужно было на границу, никто не понимал, что происходит, да и я не планировала свой переезд. Я никуда не планировала уезжать из Украины. 27 февраля я перешла границу и после не возвращалась. Я не могу вернуться, потому что, мне кажется, морально не выдержу — мне страшно смотреть на происходящее и слушать сирены.

Есть ли у вас близкие, которые остались в Украине?

— У меня есть сестра, которая сейчас живет в Украине. Когда началась война, она три года жила в Германии. С началом войны, через 7-8 месяцев, она вернулась в Украину. Сейчас служит в украинской армии.

Что ваша сестра рассказывает о войне?

— Мы разговариваем, но, если честно, не очень много. Я с ней мало общаюсь, потому что мне тяжело, и в основном общаются мои родители. Сестра не особо комментирует то, что происходит. Говорит, что ей тяжело. Ей трудно воспринимать слова поддержки от нас, потому что мы даже не знаем, как ее поддержать. Мы просто слушаем и говорим: «да-да», что-то рассказываем про себя. Но про себя тоже тяжело что-то рассказывать, потому что у нас как бы все хорошо, а там все плохо. Моя сестра активно ведет инстаграм, тоже дает интервью, рассказывает про войну, как все происходит, выкладывает фотографии. Мы узнаем информацию скорее из ее инстаграма, а не из ее уст.

Как вы оказались в Грузии? Чем вы здесь занимаетесь?

— В Грузию я переехала очень осознанно, потому что не могу жить в Европе. Я жила в Европе, в Турции — это немножко не мой формат стран. Грузию я очень любила ещё до войны — я была тут 2 года назад. Когда я поняла, что мои родители тоже хотят уехать из Крыма, мы приняли решение, что и я, и они переезжают в Грузию. Грузия стала переходным местом для нас всех, потому что тут все говорят на русском. Не все, но часть людей — для моих родителей это очень комфортно. Я говорю на английском. Мы помогаем друг другу. Также я занимаюсь бизнесом. До войны я работала сама, по факту у меня бизнеса не было. В Грузии я приняла решение, что хочу расширять сферу массажа, потому что тут этот вид деятельности не особо популярен. Я решила открыть массажную студию и помогать другим людям работать, помогать нашим клиентам решать их проблемы. В Грузии в основном живут люди, работающие за компьютером — я имею в виду экспатов — и им очень нужна наша помощь.

Многие считают, что украинцы сейчас ненавидят русских. А вы берете русских на работу. Почему?

— У меня никогда никаких конфликтов не было, потому что когда я кого-то нанимаю на работу, я спрашиваю о его отношении к этой ситуации. Понятно, что если человек мне скажет, что поддерживает это [войну] или если украинец скрывается от мобилизации, то я не буду такого человека брать. Все мои сотрудники четко знают мою проукраинскую позицию, что я из Украины. Они уважают меня, я уважаю их, поэтому никаких конфликтов на почве ненависти у нас никогда не было. Да и в целом у меня нигде в мире не было никаких конфликтов ни с людьми из России, ни с людьми из Украины.

На каких языках вы говорили, живя в Украине?

— В Украине я всю жизнь говорила на русском языке, потому что это мой первый родной язык: у меня в семье все всегда говорили на русском. В университете с учителями мы говорили на украинском — в Киеве обучение было полностью на украинском. Если сейчас я поеду в Украину, то мне надо будет говорить на украинском — не потому что меня кто-то заставляет, а потому что так надо. Это уважение к происходящему и четкая позиция. Я бы и тут говорила на украинском, но с кем?

Сталкивались ли вы с ущемлением по языковому признаку до войны?

— В Украине, например, если ко мне официант обращался на украинском, то я могла ответить на русском, и не было бы никаких проблем. Если бы я приехала в Западную Украину, то там, наверное, стоило бы говорить на украинском, потому что там всегда говорят на украинском. А в Киеве никаких проблем с русским не было.

Как складывается ваше общение с людьми из России сейчас?

— Я считаю, что люди в Тбилиси, особенно те, с которыми я общаюсь, это отдельный маленький процент из России. Тут очень уникальная выжимка людей, имеющих свою четкую позицию, сделавших осознанный выбор. Они умные, образованные, и поэтому мне с ними комфортно общаться. Я не испытываю никаких проблем, но, наверное, с кем-то другим было бы не очень.

А как ведут себя с вами россияне?

— Люди из России чувствуют, что уже виноваты, и сразу начинают защищаться: «Я не виноват, я не виноват. Это не моя вина», но не все, конечно. Я никому ничего никогда не говорю. Наверное, люди чувствуют себя некомфортно, они знают, что людям из Украины больно, и хотят показать, что да, мы не виноваты, но мы сочувствуем. У кого какая реакция.

Как вы относитесь к Зеленскому как к президенту?

— Скажем так, у меня неоднозначная позиция. Я не против, но у меня и нет слепой веры в кого-либо, в том числе в президента. Я думаю, всем все видно, просто не все комментируют его поступки. Я уважаю его за то, что он остался и до сих пор держит страну. Он остался у власти, не сбежал, и мы до сих пор не проиграли, хотя Украина уже полтора года в войне. Я думаю, что если бы он сразу убежал, то мы бы проиграли. Но слепой веры и поддержки нет.

Чего вы боитесь?

— Я боюсь снова остаться без работы. Это было самое страшное, когда началась война — пытаться найти себя в другой стране. Боюсь вернуться в Украину и начинать снова все с нуля, потому что сколько уже можно? Я устала начинать с нуля. Ну и, конечно, я хочу, чтобы мои близкие были живы и в безопасности.

О чем мечтаете?

— Я мечтаю, наверное, о какой-то мнимой стабильности, чтобы моя страна и я в том числе жили спокойно, чтобы люди могли реализовываться без страха, что что-то может случиться. Я хочу, чтобы моя семья спокойно жила в своем доме и не переживала за завтрашний день. Чтобы они знали, что у них все хорошо, что у меня все хорошо, и что нас ждет светлое будущее.

Хотели бы вы вернуться в Украину?

— На данный момент нет. У меня нет такого желания.

Ваши родители думают вернуться в Украину?

— Родители каждый день говорят о том, что поедут в Украину. А я каждый день говорю, что не надо, потому что это опасно. Они хотят жить возле Киева, в городе, который был оккупирован россиянами. Да там банально в лесу могут быть мины, можно взорваться. Поэтому я говорю: «Пока не надо возвращаться. В будущем — конечно». Если честно, я вижу будущее так: я живу за границей, а мои родители живут в Украине. Я не вижу свое будущее в Украине в ближайшие лет пять. Потом, может быть, но пока — нет.