Чем больше гробов, тем больше поддержка войны

Александра Гармажапова – глава фонда «Свободная Бурятия». В России признана иностранным агентом, против нее возбуждено уголовное дело «за фейки». Она уехала из России и живет в Праге. Помогает жителям Бурятии, выступающим против войны с Украиной. Ее фонд появился сначала как ответ на нарратив пропаганды о «боевых бурятах Путина», а потом как организация, помогающая тем, кто не хочет воевать.

Гармажапова считает мобилизацию выкашиванием этноса. И возмущена тем, что даже некоторые противники войны делили военных преступников по национальному признаку, мол «такие жуткие вещи могли творить только дикари с национальных окраин, русский солдат не может совершить такие чудовищные преступления».

Расскажите о себе.

— Меня зовут Александра Гармажапова, мне 34 года, я журналист и глава фонда «Свободная Бурятия». В настоящее время живу в Чешской республике.

Как война изменила вашу жизнь?

— Мне кажется, повлияла так же, как и на всех людей, у которых есть чувство ответственности и эмпатия. На меня сейчас заведено уголовное дело по статье о «фейках» о российской армии по мотивам политической ненависти. Я иностранный агент, фонд «Свободная Бурятия» также признан иностранным агентом. Все пути для того, чтобы поехать в Россию, отрезаны. Но моё состояние несопоставимо с тем, что переживают сейчас украинцы. Поэтому, я считаю, даже не очень уместно об этом говорить. Война изменила жизнь так: каждый день ты смотришь, читаешь о том, что происходит в Украине, и ужасаешься, чувствуешь стыд. Я понимаю, что чувство вины — деструктивно, чувство стыда — деструктивно, кто бы ни говорил: «Я в этом не виноват», подсознательно всё равно испытываю именно чувство стыда. Хотя публично я стараюсь артикулировать чувство ответственности. Мы как граждане Российской Федерации несём ответственность за эту войну.

Чем занимается фонд «Свободная Бурятия»? Какие у него цели и приоритеты?

— Фонд «Свободная Бурятия» появился в ответ на нарратив «боевые буряты Путина». Мы хотели показать, что буряты разные, и есть те, кто выступает категорически против этой преступной войны. Мы начали снимать видео в рамках кампании «Буряты против войны» — эта кампания продолжается по сей день. Мы ожидали, что эти видео для нас будут больше как психотерапия, что мы обозначим свою позицию и на этом наша активность завершится. Но получилось так, что был очень большой отклик от жителей Бурятии, от бурят, живущих в разных странах мира, которые хотели присоединиться к этой кампании и были рады тому, что хоть кто-то сказал, что есть буряты против войны. И параллельно к нам стали обращаться контрактники и их родственники и спрашивать, можно ли уехать из Украины, если они не хотят участвовать в войне. Как бы ни пытались иронизировать, многие контрактники действительно до последнего не знали, где окажутся. Как мне рассказывал один из контрактников, последний год их к чему-то готовили, но они были уверены, что отправят их на восток. Когда отправили на запад, и они оказались у границы с Украиной, они до последнего считали, что просто побренчат оружием, постоят на границе и уйдут. Но получилось то, что получилось. Нам стали массово писать: «Как расторгнуть контракты?». Мы стали искать юристов, стали консультировать. Нам в данном случае помогло незнание, потому что многие профессиональные юристы говорили, что невозможно расторгнуть контракт.

А мы подумали: почему невозможно? Рабство еще официально в стране не существует. Стали консультировать, узнавать, как составлять рапорты, и выяснили, что это возможно. Первые несколько месяцев войны контрактников из Бурятии было много, потому что там в большом количестве находятся воинские части, а значит и связей с военнослужащими, которые находились в Украине, у нас тоже было много. Тогда журналисты еще не могли создать эту сцепку, и информация шла через нас. Мы были первыми, кто объяснил, что тех, кто хочет расторгнуть контракты, довольно много. Что это не десятки, а сотни. Это мы рассказали о том, что в Бурятию прибыл самолет, на борту которого были 150 военнослужащих, которые расторгли контракты.

Я до сих пор помню этот момент — мы фактически пробили стену, и после отовсюду хлынула информация, что то же самое происходит и в других регионах, что контрактников, не желающих участвовать в этой войне, очень много. И, в общем-то, наша работа была настолько успешной, что 21 сентября 2022 года Владимир Путин объявил, как он это называл, частичную мобилизацию. На самом деле это была полноценная мобилизация. И тогда мы занимались тем, что помогали эвакуироваться жителям Бурятии, которые не хотят участвовать в войне. Мы организовали 10 эвакуационных автобусов в Монголию. Проводили довольно активную кампанию, в которой рассказывали о диспропорциональной мобилизации бурят. Стало известно, что и в других республиках тоже диспропорциональная мобилизация, и мировые СМИ после этого начали писать об этноциде. Сегодня это уже обсуждается на мировом уровне, и некоторые, кто подавался на убежище в Соединенных Штатах Америки, используют этноцид на территории Российской Федерации как обоснование для получения убежища.

Почему буряты оказались втянуты в эту войну с Украиной?

— Мы, кстати, были первыми, кто публично начал говорить о том, что эта имперская война. Сейчас это уже общепринято, все используют эти формулировки, но в апреле, когда мы начали об этом говорить, на нас смотрели с недоумением — а почему имперская? Мы говорили о том, что из Украины пытаются сделать колонию Российской империи. Почему многие не понимают, что Украина является суверенным государством, а Россия вторглась на территорию другого суверенного государства? Потому что многие россияне воспринимают Украину как часть России, как мятежную провинцию, которую надо поставить на место. И это имперско-шовинистское мышление, свысока по отношению к Украине. Мы стали говорить о том, что это было на протяжении многих лет в отношении коренных народов России. Когда любой акцент, например, если человек говорит на бурятском, но не говорит на русском — это плохо. И это отношение к украинцам — «шо ты шокаешь», «шо ты гэкаешь», «разговаривай нормально» — тоже звенья одной цепи. И, естественно, империя в своих войнах использует национальные кадры, потому что их не жалко.

Если поначалу мне самой казалось, что, может, нам кажется, может, русских тоже много погибает в этой войне, то потом мне рассказали люди, которые были в Украине, что когда их отправляли в бой, им кричали, чтобы они шли в бой первыми, потому что: «Вы размножаетесь как кролики, всё равно вас не жалко». То есть такие фразы тоже присутствуют. Мне кажется, что очень важно, чтобы сами буряты научились ценить, уважать и понимать себя. Их используют в качестве пушечного мяса. Это не просто красивая формулировка, это отражение реальности — они действительно пушечное мясо. Но мы всё равно всегда обращаем внимание на то, что в Бурятии живёт 30% бурят и 70% не бурят. Почему я об этом говорю? Потому что для нас очень важно представлять и отстаивать интересы жителей Бурятии, но это не должно быть связано с этнической принадлежностью. Мы говорим о том, что в отказе от имперского мышления и шовинизма нуждаются все жители и граждане Российской Федерации. Это относится и к бурятам, потому что среди основных пропагандистов войны в республике Бурятия мы видим этнических бурят. Нельзя входить в такое положение: «Ой! Нас колонизировали, мы такие бедные, и вот сейчас мы не несём ответственность за эту войну». Нет, мы несём ответственность за эту войну, равно как и все граждане Российской Федерации. Мы всегда говорим о том, что главной политзаключённой Бурятии является 61-летняя пенсионерка Наталья Филонова. Она уже полгода содержится в СИЗО, но на её суды приходит очень мало, критически мало людей. Её приёмный сын — 16-летний Владимир Лалыкин — находится в детском доме. И директор детского дома — Олег Церемпилов — сказал ему: «Не надо было твоей матери стать против ветра» — я цитирую. Это фраза, сказанная подростку.

Численность бурят меньше 500 тысяч. И сейчас Бурятия на первом месте среди регионов России по числу погибших на войне, как вы оцениваете эти потери?

— Катастрофически. С самого начала было очень много информации о бурятах по той простой причине, что ещё с 2014 года тянется шлейф «боевые буряты Путина», когда Кремль намеренно сконструировал этот нарратив. Я к чему это говорю — с самого начала всех азиатов из России принимали за бурят, и поэтому складывалось впечатление, что бурят миллионы, а в российской армии, соответственно, чуть ли не большинство. На самом деле буряты — это довольно крупный коренной сибирский народ, но это история не про миллионы. И, конечно, то количество потерь, которые сегодня несут буряты в этой совершенно чудовищной имперской войне — катастрофичное. Мы знаем историю братьев Додановых — их мобилизовали в один день, и погибли они в один день. Мы знаем историю, когда погиб единственный ветеринар в селе. То есть идёт выкашивание этноса, и очень большое количество бурят, пытаясь избежать этой войны, уехали в Соединённые Штаты Америки. Мы фиксировали, что за полгода мобилизации границу со стороны Мексики в Соединённые Штаты Америки перешли порядка десяти тысяч бурят. Нужно ещё обратить внимание на то, что наш фонд появился, помимо нарратива о «боевых бурятах Путина», как ответ на официальную причину вторжения России в Украину. Официальной причиной вторжения России в Украину является денацификация Украины. Я честно скажу, меня, как хомяка, чуть не разорвало от возмущения.

Я очень люблю Петербург, я очень люблю своих одноклассников, своих учителей, своих преподавателей. Мне колоссально везло с моим окружением, но при этом я не могу сказать, что я никогда не сталкивалась с так называемым бытовым расизмом. Когда люди не знают кто ты, в любом конфликте в общественном транспорте, в банке последним аргументом, который ты услышишь в свой адрес, будет: «И вообще вали в свой Узбекистан» или «Вали в свой Китай». И ты уже научился говорить: «Я тоже гражданка Российской Федерации, я из Бурятии. Бурятия является частью Российской Федерации», на что тебе говорили: «Ну а что вы сюда приезжаете все? Ну сидели бы вы в своей Бурятии». А как Россия вторглась в Украину, российская пропаганда резко стала превозносить бурят, говорить «боевые буряты Путина», что они всегда отстаивают интересы России и вообще, как классно, что они буряты. Это, мне кажется, мягко говоря, не совсем честно. Другой момент — буряты, конечно, сами должны начать осознавать, что здесь что-то не так, и не снимать с себя ответственности в том числе за то положение, в котором сейчас находятся. То есть тут должен быть баланс. Мы не должны заниматься виктимблеймингом, но и не должны снимать ответственности. Потому что снятие с себя ответственности образом жертвы — это потеря субъектности. Это очень важно.

При том уровне бытового расизма, о котором вы говорите, и имперскости, можно ли сказать, что денацификация нужна самой России? И возможна ли она?

— Россия в своей имперскости споткнется, и уже споткнулась, об Украину. Я считаю, что Украина сделала для коренных народов России больше, чем сами коренные народы России, и эту роль нельзя отрицать. Я безмерно благодарна Украине за это. Поэтому я думаю, что всё возможно, и тут вопрос в том, будем ли над этим работать мы. Здесь требуется планомерная, спокойная, методичная, точечная работа. У меня большие вопросы к отцам-основателям Российской Федерации, официально мы же федерация, хоть и не являемся таковой по факту. В 90-е не было проведено никакой работы по тому, что случилось с Россией, что было в Советском Союзе, какие ошибки были допущены в той же национальной политике, не были проведены люстрации, и поэтому получилось так: «Всё нормально — пойдёмте дальше». Вы не можете строить нормальное будущее, если не извлекли уроков из своих ошибок. К сожалению, Россия этого не сделала. Потом у нас началась война в Чечне, и все чеченцы превратились в террористов, а мы пошли по накатанной. Нет людей и нет стран, которые бы не совершали ошибок, но вопрос в том, что ты извлекаешь из этих ошибок. Когда власти России спрашивают про 1968 год в Чехословакии, они говорят: «Ну, это же был Советский Союз», а когда мы говорим о Второй мировой войне: «Это мы победили, Россия». То есть, наверное, страна начнёт меняться, когда мы научимся оставаться собой, а не играть в пинг-понг: «здесь мы, а здесь не мы», когда мы научимся признавать свои ошибки и когда научимся брать на себя ответственность.

И это касается всех. Потому что я об этом, кстати, говорила украинским журналистам, и они меня поддержали: в начале, когда Россия вторглась в Украину, было очень много реплик от так называемых российских квази-оппозиционеров. Они говорили: «Ну, Буча — это буряты. Все военные преступления в Украине совершают дикари из национальных окраин, потому что русский солдат не может совершать преступления». Потом выяснилось, что в Буче были псковские десантники, но это уже как-то всеми забылось. Но было очень много фраз: «Это, конечно, дикари из национальных окраин», что было омерзительно. Но прошло какое-то время, случилась совершенно чудовищная мобилизация, мировые медиа заговорили об этноциде, что правда, и тут от некоторых этнических активистов резко раздалось: «Это все русские, они во всем виноваты, а мы были колонизированы очень давно, и ответственности за это не несем». Мне кажется, что страна начнет меняться, когда все научатся брать на себя ответственность, но как это сделать для меня очень большой вопрос, потому что я все равно вижу эту попытку игры в пинг-понг.

Но ведь и многие из национальных республик идут на войну с Украиной добровольцами. Почему?

— Потому что они в это верят. Помимо финансового аспекта, что абсолютно отвратительно, я считаю, это не является оправданием для убийства людей, есть те, кто верят в эту идею. Верят в так называемый «Русский мир». Хотя мы с самого начала говорили: «„Русский мир“, где вы квартиру снять не можете в Москве? Вот этот „Русский мир“ вы защищаете?». Ответить мне не могут. Это история тотальной русификации, которая произошла. По-моему, одними из первых на это обратили внимание украинцы, за что им огромное спасибо. Интервью, которые берет Золкин, сначала были стандартные: «Как вы оказались на территории Украины? Что вы здесь делаете? Какой приказ вы получили? Не стыдно ли вам?». Но сейчас они очень часто задают такие вопросы: «Ну вот ты, например, бурят. Скажи что-нибудь своим землякам на бурятском языке. Мы это запишем, и твои земляки смогут увидеть», на что парень, который там сидит, говорит: «Я не знаю бурятского». Они дальше продолжают: «И тебе не кажется, что это странно? Ты бурят, и не знаешь бурятского языка. Ты бурят — у тебя русское имя. Ты бурят — не знаешь своей истории».

И пока я вижу, что люди не до конца это осознают, но украинцы задают очень логичные вопросы. Мы долго ожидали, что как только критически большое количество «грузов 200» вернется в Бурятию, общественные настроения начнут меняться. Мать, потерявшая своего сына в Украине, хочет думать, что он погиб не просто так. Она хочет думать, что он погиб за некую великую цель, за идею. Ей не хочется думать, что он погиб за «аквадискотеку» Владимира Путина или за пентхаусы Алины Кабаевой. Ей приятнее думать, что ее сын герой, что он не оккупант. И в этом смысле пропаганда в Бурятии работает хорошо, потому что она травмированным женщинам внушает: «Ваши дети не оккупанты, ваши дети герои. Они погибли за великую цель». И получилось иначе: количество гробов возросло, и поддержка войны тоже возросла. И как сейчас работать с этой аудиторией — не совсем понятно.

Какое будущее ждёт Россию?

— Я думаю, что эта война позволит России выйти из заколдованного круга, потому что Россия никогда не жила хорошо. И это, конечно, удивительно. Все страны переживали периоды расцвета и наоборот — неудач. У России всегда всю дорогу все было одинаково плохо. Мы как будто ходим по заколдованному кругу — все время повторяем одни и те же ошибки. России предстоит научиться идти по прямой дороге, а не по кругу. И мне кажется, что как бы странно это ни звучало в нынешних обстоятельствах, но война в Украине позволит это сделать. И, я думаю, украинцы со мной не согласятся, потому что сейчас понятное дело, какие эмоции они испытывают по отношению к России, и я их прекрасно понимаю, мне кажется, часто они даже добрее, чем я бы была на их месте, Украина делает для будущего России гораздо больше, чем сами россияне. То есть сегодня Украина работает, в первую очередь, в своих интересах, но и в интересах России. Все, что сегодня делает Украина — несет свет в этот мир.