«Да, Чехов и Достоевский виноваты». Искусствовед из Москвы об отмене русской культуры

Валерия Харитонова, преподаватель истории искусств из Москвы. Сейчас она работает барменом в Тбилиси. Уехать из России Лера решила после того, как они с мужем сходили на антивоенный митинг, и она поймала себя на мысли, что постоянно ожидает стука в дверь. Как искусствовед Лера считает, что «отмена русской культуры» явление временное и постепенно имена выдающихся писателей, композиторов и художников вновь будут звучать во всем мире. Тем не менее она уверена, что культура России исторически складывалась как имперская и сегодняшние претензии к ней не случайны. Смотрите разговор с новой героиней «Очевидцев» на ТВ2.

Расскажите о себе

Меня зовут Лера, мне 22. Сейчас я бармен в Тбилиси. До этого я была учителем в московских школах, в лицее «Вышки», готовила олимпиадников. Я искусствовед, и преподавала историю искусств. Занималась этим с 2017 года, с семнадцати лет. По сути, пять лет я учитель. Учитель — это громко сказано, преподаватель.

Почему вы уехали из России?

Уехать из России я хотела очень давно. Наверное, первая моя мысль была в одиннадцать лет. Мы были с мамой в Париже, догуляли до Сорбонны. Я влюбилась и сказала: «Мама, я буду поступать в Сорбонну!» В Сорбонну я не поступала, даже не пыталась в итоге. Но с этого момента я всегда понимала, что я хочу куда-нибудь уехать. Меня мама все время куда-то гнала, хотела тоже, чтобы я переехала. И вот и наконец-то я поднакопила денег, мы решили с мужем переехать в Ригу летом. Купили франшизу гончарной школы, но не сложилось. Пришлось экстренно уезжать. Мы не очень удачно сходили на митинг. Мы выходили давно, и это тоже было на самом деле причиной, потому что меня очень сильно подкосил девятнадцатый год. Меня очень сильно подкосили выборы в Госдуму, где мы были наблюдателями, членами избирательной комиссии с правом совещательного голоса. И когда посадили Навального, отравили и посадили, у меня уже совсем снесло крышу, я не могла находиться в Москве, очень тяжело. Поэтому мы готовились к переезду, и когда началась война, мы не очень удачно сходили на митинг, потому что для меня это было большим, на самом деле, откровением. На митинг первыми приходили не старые люди оппозиционные, 30 — 40 лет, и не пятидесятилетние, а пришли молодые девчонки, которые в первый раз явно пришли на митинг. У них разрывалось сердце, они не понимали вообще, что происходит, и при этом, их было мало, а ментов огромное количество, всяких этих космонавтов. Ну, и пришлось в какой-то момент начать координировать колонну. Нас просто поставили вперед, вы не в первый раз, давайте! Вот мы и помахали руками. Каждые 3 метра стояли «тихушники», нас снимали, за нами ехала машина ДПС, снимали и улыбались нам, и меня накрыла истерика. Мы вернулись домой, я сказала, — мы берем билеты, и через два дня мы улетели. Это было очень стрессово, я всё время ждала стук в дверь, и до того, как мы не сели в самолет и не взлетели, я не могла успокоиться.

Кто виноват, что жизнь миллионов разрушена?

Сложный вопрос. На самом деле, это беседа, которая длится уже четыре с половиной месяца, во всех иммигрантских тусовках, каждая встреча приходит в итоге к этому вопросу. И вначале, когда мы это все обсуждали, мы только приехали с Ильёй, нас пригласили на день рождения к незнакомой девочке, с к какими-то незнакомыми людьми. Муж мой Илья начал говорить, что вот, мы все виноваты. Все такие, — нет, никто из нас не виноват, виноват Путин. С тех пор, мне кажется, очень важно разделять слова «ответственность» и «вина». И вину я возлагаю исключительно на Путина, на тех людей, которые его обслуживают, на людей, которые отдают преступные приказы, на людей, которые не отказываются идти воевать по контракту, на них. Ответственность я возлагаю на всех.

Виноват ли Чехов, что Россия развязала войну?

Я считаю, что да, что мы все воспитаны на этой культуре, на имперской культуре, на культуре насилия, на культуре неуважения друг к другу. Мы люди, которые воспитаны на этих книгах. Да, Чехов и Достоевский виноваты. Да, ответственны. Но при этом, я не могу сказать, что меня радует или смущает, как это лучше сказать, «canselling», потому что, мне кажется, это вообще не про то история. Во-первых, этот «canselling» будет не всегда. Да, мы сейчас находимся в пике эмоций, в пике войны, и понятно, что сейчас все условно «ненавидят русских», что неправда, все «ненавидят русскую культуру», что неправда, и что это все вернется, потому что на самом деле, никто ничего не отменял. Такой canselling мне кажется совершенно оправданным в моменте, когда нужно дать сцену украинцам. Это, мне кажется, такая же история, как например, не засорять эфир в инстаграме своей личной жизнью, а дать активистам это поле, чтобы они могли высказываться. И тоже самое, мне кажется, происходит с русской культурой.

Что может спасти Россию?

Образование. Под статью можно сказать? Развал страны. Развал страны и хорошее образование, потому что, пока мы не начнем все жить, как мы хотим, а не как сказали из Москвы, у нас ничего не получится.

Каким видите будущее России?

Путин умирает, военная хунта, и дальше мы через много лет к чему-то хорошему приходим.
Честно, наверное, у меня такие эмоциональные качели после переезда, но вот в данный момент я, наверное, не вижу никакого будущего. Мне очень тяжело, и я думаю, что на моей жизни ничего хорошего с Россией не будет. Будут ругаться, может быть. Понимаешь, я очень долгое время надеялась, что люди осознают, люди выйдут, люди будут отстаивать свои права. С началом войны я поняла, что это такие иллюзии. Эти люди, они никогда не выйдут, потому что они этого не умеют. Они сто лет прожили с тем, что это не надо делать.
Я боюсь, что в ближайшее время никто не выйдет, никто не будет бороться, и даже если Путин условный умрет, все равно это некоторый уклад жизни, который у нас есть, к которому мы привыкли, и с которым вряд ли что-то произойдет.

Чего вы боитесь?

Я боюсь захвата Украины. Я в это не верю, но я боюсь. Я боюсь за жизнь своих друзей в Украине. Я боюсь смерти Алексея Навального, как ни странно. Я поймал себя недавно на мысли, что это один из моих главных страхов сейчас. Я боюсь сумасшедшего деда, который может нажать на условную красную кнопку и нафиг всё это уничтожить. Я боюсь, что люди не осознают. Я боюсь, что мой дедушка совсем отдалится от меня, и я его никогда не встречу и не смогу с ним нормально поговорить. Такие страхи.

Если режим падёт, вернётесь ли вы в Россию?

Нет, я не хочу возвращаться. Я знаю, что есть популярное мнение — сейчас все закончится и мы вернемся отстраивать Россию, новую Россию, самую прекрасную, самую образованную и так далее. Я не знаю, это период разочарования, или это уже какое-то окончательное решение, но я поняла, что если возвращаться в Россию и что-то там отстраивать, то это — класть на это жизнь, потому что быстро это не произойдёт. И это, во-первых, класть на это жизнь, а во-вторых, я не уверена, что это кому-то надо в России, вот этим людям, которые поддерживают войну, которые смотрят телевизор. Они неплохие люди, но я не уверена, что они этого хотят.