Алина Лысенко: «Ощущение, что тебя поставили на паузу»
Алина Лысенко 10 лет выстраивала свое дело в Желтых Водах – собирала лекарственные травы, изготавливала косметику ручной работы. 24 февраля она была вынуждена все бросить и бежать, потому что невозможно быстро укрыться в бомбоубежище с дочерью-колясочницей. О том, как изменилась Украина после Майдана, и об отношении украинцев к мобилизации в России смотрите в новом выпуске «Очевидцев 24 февраля».
Расскажите о себе
Меня зовут Алина, семья Лысенко, или ЛЫсенко по-украински. Мы из города Желтые Воды Днепропетровской области. До войны у меня был свой маленький бизнес: у нас в селе Черкасской области был дом и 25 лет назад я начала заниматься травами: выращиванием, сбором лекарственных трав, переработкой. Начала изучать мир растений. Делала сначала лекарственные сборы, чаи. Где-то с 2012 года муж-программист сделал мне сайт и я потихоньку влилась, так сказать, в косметический бизнес.
Как для вас началась война?
24 февраля нас разбудил звонок по телефону в 5 утра. Это была старшая дочка: “папа, началась война, я стою на трассе с чемоданом, тут кругом заторы, выехать невозможно”, – был у них большой очень мороз. “Папа, что мне делать?” После этого прогремела у нас два взрыва. Я сначала не поняла, у нас город шахтерский, я сначала подумала что это в шахтах.
Ваши первые мысли и чувства 24 февраля?
Такое ощущение было, что тебя поставили на паузу. Ну вот как бы застыл внутри. Потому что ну ты читал там книжки детские, мы все время фильмы смотрели. Но когда ты оказываешься в этой ситуации просто невозможно было мозгу поверить, что это может быть. Мне казалось, что это вот какой-то дурной сон или случайность. Такого не может быть, не может быть.
То что раньше считалось как бы наша Родина, СССР, и оказалось немножко по-другому. Оказалось, что могут прийти к тебе домой твои ближайшие соседи, твои родные. Единственный лозунг: “мы вас освобождаем”. “Мы вас освобождаем”.
Почему пришлось уехать из дома?
Мы решили выехать в село наше. Потому что дочка – колясочница, и я понимала, что, если будет напряженная обстановка, то нам будет очень тяжело с ней куда-то быстро уехать, спуститься, попасть в бомбоубежище. Младшая дочь ей тут уже несколько дней назад исполнилось 19. У неё врожденные заболевания, это очень большой диагноз, если рассказывать. Н уесли кратко: это спина бифида. Она закончила школу, музыкальную школу. Я ее возила на класс фортепиано и вокалом она занималась. Год назад она поступила в Криворожский университет на эстетский факультет. Рисует везде: в любом виде транспорта, на всех остановках, где бы мы не останавливались, куда бы мы ни ехали. Она везде рисует, рисует, рисует. Она перенесла много очень тяжелых операций: и конструкцию ставили металлическую на спину, несколько реанимаций. И после этого она маленькая, с годика, стала бояться громких звуков. И поэтому сирены… Дома муж молоток даже не мог взять руки. Потому что у нее сразу начинались панические атаки, а тут сразу сирены. И мы выехали в село, а у нас над домом начали бомбардировщики летать прямо над крышей. Это было очень страшно, очень. И мы попросились к нашим друзьям, родственники, у них там дом под Коломийцы. Вот это объединение в те дни, когда совсем незнакомые люди помогали друг другу, это было, конечно, удивительно.
Добирались очень тяжело на машине, тогда такие пробки были, блокпосты и обстановка была очень угнетающая. Как-то чувствуется, что у каждого навалилось. Приехали тоже все из таких районов, кто из Киева, кто-то из Донецка, из Луганска перебрались к своим. Очень тяжело. Единственное, чем мы спасались, – нас пригласили всех сетки плести для воинов, которые над окопами, прикрывают. Рвали все, что можно – трикотажное, хэбэшное – и вплетали как в рыболовецкие такие сети. Там рядом тоже военные аэродром. Свистело беспрестанно тоже. И тут узнали впервые о том, что Болгария принимает. И утром следующего дня мы выехали в Болгарию.
Есть ли в Украине нацисты?
Пока не начали на этом акцентировать внимание, пока Россия не стала это все делать более выпуклым… Ну было и было, это всегда были анекдоты – ”кацапы и хохлы”. Ну, как бы на это никто не обращал внимания. Дело в том, что у меня старшая дочка закончила русскую школу. Когда говорили, что русские школы закрываются – неправда. Почти все семьи, очень многие: половина русской крови, половина украинской, – почти у всех так. Но сейчас никто не скажет, что он выступает за Россию. То есть нет таких.
Что вы почувствовали после объявления мобилизации в России?
Я когда узнала, что началась мобилизация… Мне не хочется злорадствовать, мне не хочется. Но я ощутила это как перелом, наверное, для нас. То есть раньше, если людей это не касалось, вот она идет эта война где-то, или это “у вас нацисты” и “так вам и надо”. Когда это сейчас коснулось всех, мне, конечно, больно, но меня с другой стороны это радует, что кто-то, наверное, очнется.
Почему многие русские поддерживают войну?
Вот до чего доводит такая автократия, где людей ни во что не ставят. Были такие звоночки раньше. Моя бабушка очень много пережила. Она и стахановкой была и попала в тюрьму на два месяца за опоздание. Она никогда не стеснялась, рассказывала то, что у них происходило при Сталине. То есть я знала это из семейных историй. И когда я пыталась с кем-то делиться, то вот украинцы, они воспринимали: это возможно. А с той стороны шла речь о том, что не все так. Как сейчас говорят: “не все так однозначно, это было нужно, что люди винтики. Зато для укрепления Советского Союза это очень важно было. Ну, а человек – это такое. Ну, были жертвы, а, может быть, не столько было, сколько пишут. И вообще все не так было. И все-таки Сталин – молодец”. И когда объясняешь, что человек – это важно, личность человека, его душа – это важно, [отвечают]: “Да нет, у нас много там всех, ну и что, что они там где-то кого-то перемололи”.
Чем русские отличаются от украинцев?
Я не думаю что мы очень разные или были очень разные. Я тоже была счастливым пионером, который был счастлив, что он родился не в Африке. Потому что там дети помирают, и все капиталистические страны это несчастные, злые и обездоленные дети там. То есть нас так воспитывали. Я хорошо это помню и я понимаю, о чем говорят, и с какой точки зрения сейчас смотрят на все это в России. Это все закрытое информационное пространство так действует.
Как изменилась Украина после Майдана?
Майдан, наверное, дал толчок к размышлениям и к разным точкам зрения. Было такое большое стремление выстраивать нечто. Будущее, хорошее для всех. И каждый из себя представлял, искал себе свое место, в котором он сделает что-то свое, свой город лучше. И очень много людей искало во что свое творчество выплеснуть. Сделать и свою жизнь интереснее и интереснее жизни своего коллектива, семьи. И в итоге страны. Потому что очень-очень много маленьких таких дел у людей появилось. Маленьких-маленьких микро бизнесов и заинтересованы были люди. Я думаю, что это большой толчок. А в России люди больше были ориентированы на бюджетные организации. Куда бы хорошо так войти, удобно кормиться. Главное – бюджет, бюджет, бюджет.
Чего пожелаете украинцам и россиянам?
Мне очень хочется, чтобы каждый из нашего народа, российского народа, действительность измерял собой. Не кем-то. Не доверяя свою жизнь, свою совесть кому-то. А думали своим сердцем, своими чувствами, своей душой и своим умом. И я очень надеюсь, что народ российский повернет – перестанет уповать на своего Бога-царя и откроет глаза. Очень надеюсь.
