«Задача тех, кто придет после Путина – выпустить Навального»
Дмитрий Низовцев – журналист из Хабаровска. Был уволен с регионального ТВ за поддержку Навального. Стал участником команды Алексея. Уехал из России весной 2021 года, когда штабы Навального стали признавать в России экстремистскими. Сейчас Дмитрий возит по европейским городам макет ШИЗО, копирующий камеру Навального. Низовцев рассказывает о пыточных тюремных условиях, чтобы люди за рубежом понимали, как это – быть в России политзаключенным.
Расскажите о себе.
— Меня зовут Дмитрий Низовцев, мне 36 лет, сейчас живу в Вильнюсе, хотя душой в Хабаровске и Москве. Работаю на канале «Популярная политика» или в команде Навального, как кому угодно. Занимаюсь тем, что свечусь на YouTube-экранах своих соотечественников, которые хотят узнавать о политике и о том, что происходит.
Почему вы уехали из России?
— Забавно, но в феврале 21-го года мы спорили с Майклом Наки, надо ли уезжать или нет. Я не знал, что у него уже был мысленный билет, и он просто спорил. Он говорил: «Мы, как евреи в Германии 1936 года, еще немного времени у нас есть, но уже скоро окно возможностей захлопнется». Я говорил: «Нет, ни в коем случае не надо, это все испортит, нельзя быть эмигрантами». Но март-апрель 21-го года не оставил мне выбора, потому что организацию, в которой я работал, признали экстремистской, и стало ясно, что я, конечно, могу остаться в России, но это закончится хреново. Если я остаюсь в России — я остаюсь в тюрьме. Счет шел на дни, и поэтому в апреле 21-го года я уехал и не возвращался. К сожалению, дорога в Россию для меня закрыта до тех пор, пока Путин жив. Если я приеду, а у меня не закончится административка — это будет сразу уголовка. Поэтому, к своему сожалению, я вне пределов России и очень грущу по этому поводу.
Что сейчас делает команда Навального для того, чтобы люди не забывали, что он в тюрьме?
— Сейчас мы делаем все возможное, чтобы напоминать о том, что Алексей сидит. На каждом стриме, который каждую неделю ведём я и мои коллеги, мы говорим, что Алексей Навальный сидит. Давайте не забывать, как бы ни веселились, как бы ни отвлекались на Исинбаеву, Пригожина — на кого угодно — что Алексей сидит. Мы запустили целый проект — Free Navalny, где разными способами доносим до всех: от европейских политиков до европейских обывателей, от российских жителей до жителей всего мира, что Алексей Навальный в тюрьме. Алексей — главный политзаключенный, sorry за пафос, но так и есть. Он главный заключенный России, главный заключенный мира. Мы промоутируем связанные с ним события, промоутируем, если можно так сказать, то, что с ним происходит, стараемся находить все самое интересное в судах. Конечно, суды — это рутина, они быстро начинают надоедать, да и у Алексея их много, но всегда есть интересные нюансы, за которые хватаешься и говоришь: «Друзья, обратите внимание, Алексея судят ни за что». В конце концов ШИЗО, которое за моей спиной, это модель той самой клетки, где Алексей изо дня в день абсолютно незаконно сидит и не выходит. Да, конечно, может быть, этого много, но что такое много? Независимо от того, как много мы рассказываем — вот я сейчас в майке Free Navalny — всегда хочется рассказывать больше. Я на свободе, дышу суровым европейским воздухом, а Алексей в тюрьме, в камере, где температура доходит до 30-35 градусов каждый день.
Как родилась идея сделать макет ШИЗО?
— Если я правильно помню, то у нас была целая летучка, где мы обсуждали, как еще можно интересно и наглядно рассказать об этом. Пусть на меня подает в суд тот коллега, которого я сейчас не назову, но по-моему, это был Волков. Он сказал: «А давайте сделаем клетку ШИЗО, и будем показывать её европейцам, которые думают, что Навальный сидит и играет в плейстейшн, звонит по мобильному телефону, когда захочет, как это принято в европейских тюрьмах. Покажем как на самом деле, а то они думают, что он сидит в нормальных условиях. Давайте?» Ему ответили: «Ну… Да?», и спустя какое-то время мы её действительно создали и стали возить. Это был брейнсторм — люди собрались и накидывали идеи. Были крайне фантастические, безумные идеи, но во время брейнсторма нельзя осуждать другого, какую бы фигню он не предложил, и все равно мы их записывали. Вот Волков и предложил ШИЗО. Сначала все сказали: «Ну, ладно, не критикуем», а потом действительно — why not? Раз-раз — и ШИЗО уже ездит по городам, я сам был с ним в Голландии, а сейчас рад, что мы снова в одном городе — я в Вильнюсе, и оно в Вильнюсе. Создать его именно таким, как у Алексея, было мучением. Да и казалось бы — поставили и поставили. На самом деле это длиннющее согласование в европейских городах, и в Германии может быть одно правило — анонсировать за три дня, в условной Голландии — за месяц, а здесь, тем более во время саммита — третье правило. И каждый раз наши юристы изучают законодательство — это, конечно, дикий процесс. Я знаю, что Олег Навальный имел к этому большое отношение, потому что Алексей не может же напрямую проследить то, как оно строится. Олег Навальный тоже сидел в ШИЗО, и мог поправить: «У меня было так же, а вот это было по-другому». Он рисовал и подсказывал. Большой респект ребятам: они сделали все в хорошем смысле плохо — и раковина ржавая, и кран ржавый. Кажется, что легко купить бэушное и плохое, но попробуйте еще найти бэушный плохой кран и купить его. Батарея тоже ржавая — как надо в настоящем ШИЗО у Алексея. Матрас кладешь и говоришь: «На этом он спит». Смотришь: нормально же человек сидит, вот окно — сиди и смотри в окошко, но здесь из окна видно, как идут люди, видна какая-то жизнь. А у Навального виден только кусочек стены, и даже его особо не видно — одна решетка тут, и еще несколько решеток там, чтобы света проникало чуть-чуть, и окно не откроешь или закроешь как форточку, оно всегда в одном и том же положении.
Как в Европе реагируют на ШИЗО и знают ли о Навальном?
— Почти все знают, кто такой Навальный, и это результат отличной работы моих коллег. Возможно, 15-летний школьник из Амстердама не в курсе. Так что ты уже начинаешь не с рассказа: «Ху из Навальный», а с того, что: «This is his prison», и развиваешь тему. Реакция интересная: голландские и некоторые французские депутаты, например, просили закрыть камеру, чтобы прочувствовать, как это. То есть реагируют с большим интересом. Разговариваешь с ними, они кивают, но очень редко возникают вопросы вроде: «Сколько времени можно пользоваться мобильным? У него тут есть телевизор?» Тогда ты начинаешь заново: «Вот так выглядит камера. Там нет ничего лишнего. Только кружка, зубная щетка и книга. Все». — «А, вот как все плохо». Восточная Европа — это отдельная тема, потому что когда приходят, например, белорусы, можно говорить чуть по-другому. Они говорят: «Да, мы знаем, у нас бывает даже хуже», и не преуменьшают страдания Алексея — у них действительно бывает хуже, у них совсем лютые условия. Так что европейцы не знают, насколько может быть плохо, а белорусы говорят: «Мы знаем, насколько может быть плохо, иногда бывает и хуже».
Что может сейчас помочь освобождению Навального?
— Конечно, нет какого-то суперрецептар для освобождения Навального — нечто вроде: «Сим-салабим, сделаем это, и он тут же будет свободен». Разве что, если убить Путина или разрушить тюрьму. Поэтому здесь необходима долгая и кропотливая работа. Это самый скучный ответ из всех моих, но реально, работа по пиару модели ШИЗО, промоутирование хештега FreeNavalny, рассказы о плохих условиях, в которых находится Алексей — всё это может оказать давление. «Выпускайте его, вам будет хуже, если не выпустите» — может сказаться. Да, не очень корректный пример, но 10 лет назад Ходорковского тоже, казалось, не выпустят. Но в один момент стало понятно: либо выпускаете Ходорковского, либо многого лишаетесь. Его пришлось выпустить перед Олимпиадой, несмотря ни на что. И вот противоречие: либо выпускаете Навального, либо вас ждет что-то очень неприятное, и они решат: «Черт, давайте выпустим Навального». Те, кто придут после Путина, понимают, что их первая задача — выпустить Навального. Поэтому важно пиарить его заключение и требовать освобождения, чтобы когда уйдет безумный Путин, у них в головах была мысль: «Первое, что мы сделаем — освободим Навального». Пусть бегут к клетке, кто быстрее успеет освободить его, даже если им этого не хочется.
Сейчас над Навальным откровенно издеваются на глазах у всего мира. Как вы думаете, зачем это насилие?
— Они понимают, что если страдает Алексей, то страдают, извините за пафос, тысячи и десятки тысяч людей, которые ему сопереживает. Поэтому им приятно его мучить, чтобы мучались и мы. Но они не на того нарвались, потому что чем больше они изощряются в наказаниях Навального, чем больше выдумывают как его мучать, тем больше он на все это реагирует суровым черным юмором. Они же дошли до пошлого: закидывали окурки на те площадки, которые он подметал. Он убирает какой-то островок в тюремном дворе, а они тут же бросают туда окурки и говорят: «Алексей, ты здесь не убирался, поэтому мы снова тебя сажаем [в ШИЗО]» Казалось бы, это должно сильно демотивировать человека, но Алексей просто говорит: «Представляете, есть какой-то ментяра, задача которого намусорить и накидать вонючих окурков, чтобы сделать мне хуже. Ну, нормальные вообще люди?» Ты читаешь это и, конечно, понимаешь, что, блин, Алексея жалко, но, с другой стороны, по-черному смеешься — у какого-то дебила-мента задача за день намусорить там, где убирался Навальный.
Как вы считаете, насколько оправданным было возвращение Навального в Россию?
— У Юлия Кима есть песня — «Куда собрался капитан». В ней один человек уговаривает другого: «Зачем, капитан, ты идешь в море, ты же понимаешь, что тебе будет плохо?», на что тот отвечает: «Я слышал сигнал sos». «Но это всё равно не поможет. Зачем, зачем?». И по ходу песни ты понимаешь, что речь идет о политзаключенном, который на самом деле идёт на площадь с плакатом, где его посадят. И в конце песни: «Во всем ты прав, а я не прав, как в песенке поется, но не могу я иначе, иначе не могу». И с Алексеем такая ситуация: он не мог поступить иначе. Может, кто-то забывает, но я помню осень 2020-го года, когда Алексей несколько месяцев был за границей. Уже ощущалось давление, уже было понятно, что с каждым месяцем за границей они будут все больше надсаживаться, они будут всё больше уничтожать его имидж как политика, превращать его в оппозиционера в изгнании. Он просто не мог поступить иначе. Кому-то из нас нужен воздух, еда, а Алексею необходимо пребывание в России, потому что без этого не могло быть Алексея Навального. Например, Тихановская находится за границей — окей, это ее роль, она представляет белорусов. Алексей должен быть российским политиком в России. К сожалению, чудовищно страшно, но политик уровня Навального в России может быть только в позиции политзаключенного. Но другого политика Навального быть не могло. То есть Навальный, находящийся где-то в Германии или в Литве — это уже не политик в принципе.
Как можно повлиять на людей, которые вне политики, не замечают войну и происходящее в России?
— Просто нужно быть открытыми к этим людям, с распростёртыми объятиями и рукопожатием. Я знаю немало супераполитичных людей, которые, казалось, к политике совершенно не имеют никакого отношения, но со временем, когда жизнь их била — родственника забрали на войну, кого-то уволили за высказывания, или просто увидели видео о Буче — они начинали понимать: «Блин, как я могу жить с этим?» и меняли своё мнение. К людям, которые заявляют: «Я аполитичен», я быстро теряю интерес. Могу спорить с теми, кто занимает «неправильную» позицию. Если человек говорит: «Я аполитичен», я знаю, что дождусь своего момента — это произойдёт. Нужно ждать и быть готовыми, не отфутболивать этих людей, говорить: «Да, я рад, что мы теперь вместе, жаль, что такие обстоятельства нас свели. Давай работать вместе.» Их будет всё больше — жизнь показывает, что это так.
Когда война закончится вероятной победой Украины, российское общество сделает выводы? И какие?
— Я думаю, российское общество сделает большущие выводы. При этом нужно быть готовым к тому, что некоторые люди сделают выводы не совсем такие, как мы. Есть те, кто скажет, что Запад победил и надо сплотиться вокруг Путина, но на них не стоит тратить время и нервы. Большинство людей поймет, что Путин — гад. Я заранее решил, что не надо быть злопамятным, нужно принять этих людей, не говорить им: «Я же тебе говорил, иди ты нафиг», а вместо этого взаимодействовать с ними, просто брать и вести. Я уверен, что таких людей будет очень много, возможно, 70 на 30% или 60 на 40% тех, кто придет к правильным итогам войны: Путин чмо и проиграл, Россия теперь на уровне Германии 46-го года, с обязательством платить репарации и так далее. Этих людей нужно принять, понять и направить в сторону изгнания Путина. Вместо того чтобы их маргинализировать, надо взаимодействовать. И да, будет процентов 20-40 людей, которые скажут: «Черт, Америка победила, давайте сплотимся вокруг Путина». Им нужно показать, что их меньшинство, и постепенно побеждать коллективного Путина. Как в 2014 году, только наоборот. Тогда люди говорили: «У меня были претензии к Путину, но, чёрт, он присоединил Крым, я за него». После поражения от Украины, я уверен, большинство людей будут думать иначе. Идеальный момент для монтажа: «Я был против Путина, теперь Крым наш, я за него». Это использовать в тизере — самое оно.
Вы верите в светлую Россию будущего?
— Я себя сравниваю с лягушкой, которая упала в молоко и месит его в сметану. Казалось бы, маловероятно, что молоко превратится в сметану, но что еще остается, кроме как болтать ножками и пытаться выжить? Так и я: я не думаю, что все изменится завтра или послезавтра, но в какой-то момент это должно случиться. Например, даже когда моя вера в будущее немного подкосилась ближе к концу июня этого года, я вспомнил: «Черт, а ведь нет уже пригожинской империи, уже многое исчезло». На днях рухнула «Кремлевская прачка». Казалось, что эти негодяи будут с нами всю жизнь, а теперь части путинской империи откалываются, и это придает мне веру в будущее. Казалось невероятным, что Пригожин упадет, но он упал. Кажется невероятным, что упадут Кириенко, Мишустин или Вячеслав Володин и, надеюсь, Путин, но если Пригожин упал, то упадут и они.
Зачем Путину война?
— Я буквально на днях задался вопросом, зачем Путину нужна война. Думаю: «Черт, ну реально, 2013-й год, бой Кличко-Поветкина в Москве, нормальные отношения России и Украины, люди без визы ездят в Украину, в Крым и обратно». Думаешь, что должен быть логичный поступок, наверное, Путин сам был бы рад все это исправить, но на самом деле он не мог поступить иначе. Чем больше делаешь хорошего, тем больше продолжаешь делать хорошего. Так и здесь — он понимал, что если он двигается в сторону чего-то хорошего, то это хорошее его разрушает, потому что не может существовать нормальная рыночная экономика и «путиномика» — одно другое перекроет. Он должен был становиться хуже, он должен был отхватывать часть Украины. Что-то должно было его удержать у власти, и он повышал ставки. После 2013-го года он должен был идти в сторону демократичного государства, но нормальная демократичная страна его выплюнула бы. А закостенелое государство — полу-Иран, полу-Северная Корея, полу-Афганистан — то, за что он мог держаться 10 лет. Так и получилось: 10 лет он держится и собирается держаться еще лет 10-20. Как Навальный не мог не вернуться в Россию, так и Путин не мог не начать войну — это основа его существования. Он не мог поступить иначе.
Вы хотели бы вернуться в Россию?
— Я безумно хотел бы вернуться в Россию. Как-то раз у меня был неловкий момент: мы собрались друзьями, давно уехавшими из России. В какой-то момент я поднял тост, предложил выпить за то, чтобы через год мы подняли такой же тост уже в России. Они почокались, но… Как только Путина не будет, я сразу зайду на условный авиасейлс и буду искать ближайший рейс назад. Мне очень хочется в Россию. Мне до сих пор почти не снится Вильнюс, Хабаровск и Москва гораздо чаще сняться. Если что-то со мной во сне происходит, то в России. Я могу зайти на гугл- или яндекс-карты, включить режим панорамы улиц и просто ходить по ним, смотреть, что поменялось. Все критиковали «О чем говорят мужчины» — бесконечное продолжение, люди в 2022-м году ведут себя так, как будто нет войны. Я, конечно, осуждаю квартет за это, но я смотрел ради того, чтобы увидеть Москву, Чистые пруды. Я смотрел на эти виды и думал: «Черт, я люблю Москву». Если бы был фильм, снятый в Хабаровске, я бы с удовольствием его посмотрел, потому что скучаю по этим ландшафтам, они восхищают меня.
Чего вы боитесь?
— Боюсь не дожить до окончания Путина. Последняя моя литературная цитата будет из «Искры жизни» Ремарка. Там был мощный момент, из-за которого, может, и называется «Искра жизни»: главный протагонист и главный антагонист умирают примерно в одно и то же время, изможденный узник концлагеря смотрит на своего охранника и думает: «Черт, я не могу умереть. Я дождусь, когда умрет он и только после этого умру», и это для него главная задача — умереть на минуту или секунду позже, чем охранник концлагеря. Вот так и я — сколько бы я ни прожил, но очень хочу дожить до конца путинщины, дожить до освобождения Навального. Я мечтаю дожить до возвращения в Россию или хотя бы пережить Путина. Это было бы клево и классно, и хоть я немного боюсь, что не получится, но ставлю скорее на то, что получится.