«Я рисую в суде, потому что не могу иначе»
Нам написала Марина (имя изменено) из Москвы. Она художник и дизайнер костюмов. Уже восемь лет Марина рисует танцоров в медленном движении, а с 2023 года начала изображать сцены судебных заседаний. Вот ее история:
Формирование гражданской позиции
Я родилась в Восточной Сибири.
В третьем классе нам задали написать сочинение о родном крае. Я написала о ГУЛАГе. Тогда я не до конца понимала, почему пострадали эти люди, но меня поразила жестокость одних и бесправие других. Переписав факты из газет (такие материалы тогда публиковались), я заполнила целую тетрадь. Сочинение начиналось так: «На берегу небольшой реки землемеры отмерили участки для политических ссыльных». Так появилось это поселение. В годы большого террора оно получило статус города — города лагерей и боли.
В пятом или шестом классе я впервые узнала о «Мемориале». В кабинете истории висели черно-белые фотографии с раскопок захоронений японских военнопленных.
В 11 классе я снова, неожиданно для себя, написала выпускное сочинение о ГУЛАГе.
После школы я училась создавать красоту — находить соотношение и баланс в композиции, цветовые гармонии. Тогда мы жили в мире новых идей, который казался открытым и цельным.
Конечно, я видела, что в стране процветает коррупция, а власть принадлежит странным людям. Однако до 2011–2012 годов сохранялась видимость демократического будущего для России как части Европы. Вопросы вызывало разве что введение военных классов в школах. Я спрашивала себя: зачем это нужно? Почему родители отдают туда своих детей?
Но потом все изменилось. Автозаки в центре Москвы. Черные люди с дубинками и щитами. Их присутствие пугало.
До 2022 года, встречая людей с советской символикой, я думала, что это просто шутка или мода. Мне даже в голову не могло прийти, что кто-то действительно хочет вернуться в авторитарное прошлое. Желание жить в состоянии войны с миром кажется мне абсурдным.
Перед войной
События развивались стремительно.
В 2020 году я сотрудничала с театральной режиссеркой. Она решила поставить пьесу современного автора о красоте и власти. Это была историческая пьеса про Индию XV века. Но неожиданно то ли спектакль вышел на улицу, то ли улица вошла на сцену. Черные люди с окровавленными руками оказались уже не в Индии XV века, а здесь, в Москве, в 2021 году.
Последний раз спектакль ставили в апреле 2022 года. Я не осталась на сам спектакль. Выйдя из здания, я думала: если на спектакль донесут, если ребят арестуют, я должна буду пойти с ними.
24 февраля 2022 года
Я помню этот день очень хорошо. Я знала, что маленький черный человек будет говорить речь.
И он начал. Это была абсурдная речь, полная каких-то обид и домыслов. Его распирало от собственного величия. А в это время уже началась война, которую он боялся назвать войной.
С того дня я иначе относилась к информации. Я стала замечать то, на что раньше не обращала внимания.
Меня всегда интересовало отношение советского общества к террору и немецкого общества к нацистскому режиму. Но ответы на свои вопросы я получила самым жестоким способом: моя страна решила это повторить.
Я никогда не делила людей по половому признаку, национальности, религии или отношению к деторождению. Эти различия делают нас уникальными и интересными друг для друга.
Все проекты, в которых я работала, закрылись к весне 2023 года. Я даже перестала вести занятия с детьми.
Я научилась больше молчать и слушать незнакомых людей. Мой круг общения полностью изменился. Я прекратила или ограничила общение со многими людьми. Я узнала, кто такие эшники.
Пересмотрела состав своей семьи.
Перестала понимать русскую церковь, всю православную культуру и отчасти классическую русскую литературу. Православные иконы замолчали. Церкви стали картонными. Русская литература зазвучала иначе.
Рисунки с судебных заседаний
Летом 2023 года я впервые пришла в суд с блокнотом.
Я посещаю суды как слушатель. Главная задача — попасть в зал заседания.
Обычно родственники подсудимых доброжелательно относятся к тому, что я делаю. Они стараются пропустить художника в зал. Первыми проходят родственники, затем пишущие журналисты, а потом художники.
Все рисунки я делаю во время заседаний. Иногда я дорабатываю их позже, но основное создается именно в суде. Атмосфера и напряжение этого места уникальны, их невозможно воссоздать в другом месте.
Суд над политзаключенными — это страшное место, где людей приговаривают к реальным большим срокам за слова, мысли и картинки. Машина устрашения создает тяжелые условия для заключенных и пытается воздействовать на слушателей.
Я рисую черными гелевыми ручками. Этот инструмент соответствует месту. Линия сухая, скупая, без возможности исправлений. Напряжение линии отражает напряжение ситуации.
Начиная с приговора по «Маяковскому делу», перед вынесением приговоров мои гелевые стержни начинают «плакать» черными чернилами.
Мне тяжело, когда я не могу присутствовать на процессе, который уже рисую. Я стараюсь узнавать даты заседаний заранее, чтобы планировать посещения.
Судебное заседание может занять весь день. Иногда оно длится пять минут, если его переносят, а иногда — с 10 до 18 часов и дольше.
Рисунки как потребность
Я рисую в суде, потому что не могу иначе.
Я вижу смелых и сильных людей. Суд — единственное место в России, где можно услышать правду о войне и власти.
Если человек пришел на политический процесс, значит, он против войны, против диктатуры. Это возможность заявить свою позицию и встретить таких же людей.
Это место, где можно быть честным, снять маску. Все просто: есть группа людей против войны и режима, а есть вооруженные люди, облеченные властью и законом.
В начале 2023 года я сотрудничала с проектом, публиковавшим письма политзаключенных. Я делала иллюстрации к письмам. Эти письма переворачивали мою жизнь.
Политзаключенный Егор Кусонец писал: «Мне 19 лет, и сидеть мне столько же». Я пыталась представить эту фразу в объеме.
Мы как будто собираем крошечные осколки разрушенных жизней, кусочки несбывшихся ожиданий и надежд.
Мои знакомые активисты говорят, что мы рисуем для истории. Приставы частенько спрашивают, зачем мы это делаем. Они не получают однозначного ответа и через какое-то время опять спрашивают об этом.
Я публикую рисунки в моих соцсетях, отправляю родственникам обвиняемого или в группу поддержки, «Мемориалу». Я публикую рисунки там, где получается опубликовать. Я не смотрю желательное или нежелательное СМИ.
Я хочу сделать выставку, но это действительно сложно. Это можно сделать только не в России, и сразу возникает много нюансов.
Я думаю, что я хочу, чтобы эти действия насилия и несправедливости не исчезли со временем из памяти, чтобы состояние этого момента осталось в рисунках.
Когда политзаключенные произносят последнее слово на суде, они совершают гражданский подвиг, выступая в одиночку против репрессивного государства.
