Владимир Комов: «Россию ждет ультраправый режим»

Война ударила по всем. По некоторым — прицельно. После 24 февраля российские власти решили ужесточить дискриминирующие меры в отношении ЛГБТ-сообщества.

Почему это происходит? Государству обязательно нужны сегодня внутренние враги? «Пробуждается монстр, который долгое время сидел в пещере, а теперь выходит наружу», — утверждает юрист и ЛГБТ-активист Владимир Комов.

Расскажите о себе.

— Меня зовут Владимир Комов. Мне 29 лет. Я старший партнер правозащитной организации «Дело ЛГБТ+». Занимаюсь правозащитной деятельностью в качестве судебного юриста на протяжении десяти — пятнадцати лет. До этого участвовал в рабочем движение, потом в ЛГБТ движении, в профсоюзном. Долгое время и до сих пор являюсь защитником в «ОВД-инфо». Наша организация признана иностранным агентом. В настоящее время, после февральских событий, я стал одним из тех, кто создал организацию «Дело ЛГБТ+», во многом потому, что надо было разбираться с тем большим количеством дел, которые остались в России, которые невозможно вести из заграницы. И мы с коллегами, другими юристами, ЛГБТ-активистами с большим стажем, продолжаем эту деятельность.

Ваши первые мысли и чувства 24 февраля

— Я был очень потерян, расстроен. Помню, что я шел к метро «Китай-город», когда появилась эта информация. Я был обеспокоен.

Больше всего меня смущало, что будет дальше? Не знаю, возможно во мне говорит длительное изучение теории государства и права, но надежды на изменения не было. Скорее тогда я думал в первую очередь, что это — история на очень длительный срок, на семь лет. И даже если она прекратится, неважно какой стороной будет выигран вооруженный конфликт, все закончится тем, что Россию ожидает ультраправый режим. И тогда я подумал, что надо сейчас взять некоторый перерыв. Впервые за очень долгое время, я уехал к себе на родину, в Архангельск. Ушел полностью в работу. Я взял перерыв и после этого вернулся. Через несколько недель у меня, буквально, каждый день было по 10−12 судебных процессов, где я защищал участников антивоенных акций протеста.

Как ваша жизнь изменилась после 24 февраля?

— С одной стороны вооруженный конфликт дал мне возможность заниматься любимым делом. У меня был прилив сил. Люди по-разному справляются с депрессией. Одни люди уходят в апатию. Другие наоборот — у них появляется активная деятельность. Да, конечно, все это — депрессивное состояние, и оно у меня тоже отчасти имеется. Но, по крайней мере, мне удалось избежать состояния выгорания. И в том, чем мы занимаемся, например, «Делом ЛГБТ» уже более полугода, действительно чувствуется большой результат. Это поддерживает, это укрепляет.

Что же касается материального плана, то да, здесь действительно пришлось сильно изменить свой образ жизни. Я снова пошел учиться, в том числе осознавая угрозу мобилизации. Оказался прав, что это нужно. А, во-вторых, сильно снизился социальный статус. Ну что, вот и так никогда особо не было каких-то ресурсов. Я всегда был бессребреником. У меня родители — хиппи. Но при этом при всем, продолжаем жить.

В основном, работы стало много и нет времени ухаживать за собой, заниматься собой. Растолстел, например, процентов на 30 за эти полгода. Стресс постоянный, кто-то с ним справляется, а я его заедаю. Но при этом у меня, по крайней мере, сохраняются силы заниматься делом. Я чувствую, что как раз после событий февраля я стал востребован не только как специалист, но еще и как ЛГБТ-активист.

Как ваши близкие относятся к войне в Украине?

— Вооруженный конфликт на Украине привел к тому, что я стал меньше общаться со своей семьей. Они в замешательстве. Они не знают, что нас никто не поддерживает. Все считают, что это полное безобразие. Как можно поддерживать? Тем более после таких новостей с фронта. Ну как можно поддерживать? Ну что вы, это — полное безобразие. Опять все разворовали, но при этом Америка все равно плохая. Хотя мы безумно осуждаем запрет абортов, нарушения прав ЛГБТ и прочее, но все равно плохая. Они тоже перевариваются, борются со своими взглядами, но очень непоследовательно. У них нет какого-то четкого вектора, идеологии. Хотя они меня поддерживают. Например, одни из наибольших жертвователей «Дела ЛГБТ» — это мои родители. До этого они, возможно, помогали какими-то другими способами другим организациям, но теперь вот понимают, что в нынешних условиях именно наша деятельность, ЛГБТ-активизм, имеет значение. За что, конечно, я им благодарен.

Как изменилась настроение в обществе после объявления мобилизации?

— В этих условиях ожидать, что люди прозреют, резко встанут, очнутся, выйдут матери на улицы — вряд ли. Тем более, если мобилизация выборочная. Всегда есть надежда на то, что тебя это не коснется. Поэтому увеличился отток людей за границу. Это большое изменение. Мы не можем его игнорировать. Это изменение пронизывает все сферы жизни общества. Это шокирующая, ужасная новость. Поэтому да, действительно изменилось. Остается мало людей, в том числе мало специалистов, в том числе мало активистов. Для многих это была последняя точка. Даже, например, из нашего коллектива часть людей покинула страну. Причем первоклассных адвокатов, юристов, людей убежденных, которые занимались активизмом на протяжении многих лет, именно исходя из своих идеологических взглядов, желания помогать людям. Но, как только старый сказал слово на букву «М», всё, сразу же они не выдержали. Количество людей, которые поддерживают власть оно резко уменьшается не на фоне протестов и прочего. Честно говоря, и раньше-то не было поддержки, но понимание необходимости сопротивляться у людей есть. Просто нет понимания, как бороться? Это факт. Ну, а если говорить об ЛГБТ-сообществе, то, конечно, мобилизация ударила сильно по нам в том плане, что увеличило количество проблем, к которым был практически никто не готов. В начале всех событий, по-моему, 27 сентября, может быть и раньше, ко мне обратились журналисты с просьбой дать комментарий: «А что и геев будут брать в армию?» Да, действительно, это забавно. И берут. И случаи есть, в том числе случаи трансгендерного перехода среди военнослужащих на контрактной основе. Такие тоже есть случаи. Поэтому количество обращений с желанием, скажем так, избежать отправки на фронт, оно действительно имеет место.

Почему сейчас усилилось давление государства на ЛГБТ-сообщество?

— На протяжении многих лет положение прав ЛГБТ ухудшалось. Например, законопроект Мизулиной вводил обязательный аутинг и ограничил права транс-людей. Мы до этого видели практику применения закона о гом-пропаганде 2013 года. В принципе, можно было спокойно прогнозировать, что государственная гомофобия будет усиливаться просто как некое формирование государственной идеологии. Но после февральских событий этого года изменения, конечно, стали качественные. И в первую очередь из-за того, что власти, я думаю, нужно выбрать определенного врага. Врага, который всегда рядом с вами. Который имеет виды, господи, на ваших детей. Вы его не вычислите, потому что это, возможно, ваш сосед. А может быть вообще кто-то в вашей семье. То есть враг такой скрывающийся, безумно опасный.

Недавно был принят закон о полном запрете пропаганды ЛГБТ. Что с ним не так?

— Данный закон не отражает требования, которые имеются в Российской Федерации к законодательству. Он совершенно непредсказуем. Более того, вы обратите внимание, какие там пределы для возможности привлечения к ответственности. Три способа привлечения и, по сути, четыре направления, которые могут быть. Более того, ведь у нас же запрещается не только нетрадиционные отношения, у нас запрещаются нетрадиционные помыслы, побуждения. Не могу сейчас вспомнить точно эти фразы из закона, но… Предпочтения. Такого не было даже в средние века, потому что людей сжигали за содомию, но когда были доказанные контакты, а не предпочтения. Это откровенные мыслепреступления, иначе не сказать.
Поэтому, когда мы говорим об этом законе, то мы просто не можем понимать, как он будет применяться. Были к нему обращения со стороны депутатов Государственной Думы, которые говорили: «Давайте, подскажите, как можно улучшить?» Невозможно ничего улучшить! Просто заменить слово «пропаганда» на слово «склонение»? Мы же понимаем, как это будет работать. Будет работать ровно так же, как работает закон «О дискредитации вооруженных сил». Сначала тебя хватают, притаскивают в отдел, еще, возможно, тебе говорят, что паспорт не показала. Поэтому сажают на двое суток. И за эти двое суток тебе придумывают, по сути, за что же, конкретно, применить. А второе, конечно, надо понимать, что данный законопроект — это не только ответственность с чудовищными штрафами. После них заниматься ЛГБТ-активизмом будет практически невозможно. Либо ты должен объявлять себя банкротом, либо, если это организация, то она должна закрыться. Я думаю, что преднамеренно введены такие штрафы, которые в 30 раз больше, чем штраф за подкуп голосов.
Одновременно с чудовищной административной ответственностью, имеют место и другие ограничения, например, ограничения на рынок кино или на издательские услуги и прочее. Все это содержит в себе откровенную коррупциогенные факторы. Потому что какой-то простой чиновник где-нибудь в Министерстве культуры, имея к тому же еще такой рычаг, как огромные штрафы по 5, а то и по 10 миллионов, сможет откровенно вымогать взятки у граждан. Сами по себе штрафы уже толкают на подобного рода, скажем так, неправовые отношения. Но к тому же еще и механизмов защиты от этого нет. Поэтому я уверен, что любому фильму, где мужской персонаж держит в руках бюстгальтер, если вы не договоритесь с Минкультом, может быть отказано в прокатном удостоверении.

Чего вы боитесь больше всего?

— Когда у меня появилась семья, я стал больше всего бояться того, что моя активистская деятельность может повлиять на моего супруга. Он тоже ЛГБТ-активист. Поэтому, в принципе думаю, что если что-то произойдет, то мы будем вместе. Я, конечно, беспокоюсь за то, что, те планы, которые мы строим, те действия, которые мы ведем, они могут просто рухнуть внезапно. Может быть признано такое законодательство, что вся наша деятельность окажется бесполезной. Такого я тоже сильно боюсь. Но ничего, это уже не первый раз. Можно будет тоже с этим перестроиться. Поэтому скорее все мои страхи, которые сегодня присутствуют, и которые я осознаю, а не которые у меня отделяются, благодаря защитным механизмам человека, это страхи — скорее такие, за сиюминутную деятельность.

Каким вам видится ближайшее будущее?

— Пробуждается какой-то монстр, который долгое время сидел в пещере. И вот он выходит наружу. Это не фашизм. По крайней мере, не в его изначальной форме. Это нечто иное. Какой-то правый уклон. Поэтому я думаю что, как бы не разрешился конфликт между Украиной и Россией, этот перекос в сторону правых, он будет иметь место. А это угрожает нашей социальной группе, серьезно угрожает, в том числе всем результатам, которые дал нам прошлый век. Век довольно прогрессивный, неожиданный, очень вдохновляющий. Поэтому мне кажется, что нужно запастись терпением и действовать в этом направлении. Или, по крайней мере, пытаться уже сейчас снизить последствия этого поворота. Потому что если мы сейчас не будем пытаться давать бой, например, тем, кто занимается гонениями на ЛГБТ-людей, то из этих вот гонителей вырастут эффективные гонители всего общества. Не зря же не только евреев направляли в газовые камеры, а также ЛГБТ и умалишённых и прочих. Поэтому вот это меня беспокоит. Может, черт побери, в какой, наверное, уже в пятый раз в истории человечества сформировалось это понимание у широкого круга людей, что если нападают на кого-то одного, то это угрожает всем. Поэтому я искренне надеюсь, в том числе почему я участвую в подобного рода интервью, я искренне надеюсь, что удастся донести эту мысль — чтобы не было полного коллапса, победы трампов во всем мире и всех прочих популистов-клоунов, нужно все-таки всем нам объединяться, сотрудничать и не давать ни нашу социальную группу, ни другие социальные группы в обиду.