Валерий Вертинский: «Под Газманова — на убой»

Валерий Вертинский — бывший специалист по работе с состоятельными клиентами Райффайзенбанка. Жил в Москве, многие годы был лояльным по отношению к действующей власти. Сменил свои политические взгляды на противоположные уже после начала войны, чему способствовали пара друзей и публикации ФБК, Максима Каца и Ильи Яшина.

В 2023 году Валерий уехал, сейчас он живет в Барселоне в качестве просителя политического убежища. Выучился на водителя вилочного погрузчика, теперь ищет работу. «Очевидцам» Валерий рассказал о том, как ему удалось вырваться из ментальной петли пропаганды, и о ритуалах, помогающих ему в Испании.

Расскажите о себе.

— Меня зовут Валерий Вертинский, мне 34 года. До переезда я работал в банке, менеджером по работе с состоятельными клиентами. В настоящий момент я являюсь кандидатом на получение статуса политического беженца, изучаю испанский язык, интегрируюсь в новую жизнь. И вопрос, кем я стану, когда вырасту, теперь имеет такую новую актуальность. Я родился и вырос в Подмосковье. Последние несколько лет до переезда я жил и работал в Москве. Сейчас нахожусь в Испании, в Барселоне.

Кроме основной работы в банке, так случилось, что еще лет в 19-20 я начал писать, как я это тогда называл, немного небрежно, строчки в рифму и в ритм, так как всегда хочется откреститься от громкого звания имени поэта. Так или иначе, в 2015 году даже мы выпустили сборник, был небольшой тираж, тем не менее, мы сделали презентацию в Московском доме книги на Новом Арбате, в Буквоеде на Лиговском проспекте в Санкт-Петербурге. До сих пор какие-то вещи я пишу. Это такая для меня скорее фотография эмоций, стихи. Такая частично может быть аутотерапия, которая, что приятно иногда отметить, откликается и в других людях, которые читают или которых я знакомлю с тем, что пишу.

Каких политических взглядов вы придерживались до войны?

— До войны, надо сказать, что я был достаточно аполитичным, в какой-то степени. То есть был отчасти конформистом, которого устраивала его работа, устраивала уровень жизни. Но я жил в таком заблуждении, что, если заниматься своим делом, не увлекаться политикой, не интересоваться ей, то все будет хорошо и прекрасно, а политика — это что-то такое, ну типа дома два для людей, которые имеют другие интересы. Но спойлер — нет. Более того, я даже скажу, что какой-то продолжительный период я ошибочно считал себя каким-то патриотом, когда соединял действующую власть и свою родину, которую я, конечно, люблю, по которой я, конечно, скучаю.

В 2014-м во мне ничего не ёкнуло. И более того, даже в 2022-м году я не сразу понял масштаб трагедии, которая произошла в феврале. Когда люди массово уезжали, я даже позволял себе такие наблюдения, не с целью как-то высмеять, но я говорил, что вот, пожалуй, я в декабристов играть не буду, когда была массовая миграция. Меня также не смущала мобилизация, представьте, то есть я искренне верил, да, даже до мобилизации, что ну как-то разберутся, что-то сделают и не может продолжаться так долго и так жутко. Поэтому, имея такой опыт, я понимаю, в какой ментальной петле и тюрьме находятся наши соотечественники, о которых я действительно переживаю, волнуюсь, которых очень люблю. С которыми нам придется научиться еще жить в будущем, я понимаю, как несправедливо, как цинично обошлись с ними, тратя миллиарды налогов, денег, по сути, которые должны идти на образование, медицину, для помощи социально незащищенным людям, таким как пенсионеры, дети, оставшиеся без родителей.

Это уходило на пропаганду, на пропаганду абсолютно разную, которая не является только лишь Киселевым и Соловьевым. Это еще очень серьезная и большая, и дорогая работа среди комедий, среди музыки. Резюмируя ответ на вопрос, долгое время такой конформизм, помноженный на такой странный псевдопатриотизм.

Как вам самому удалось выбраться из этой ментальной петли?

— Я испытываю глубокое чувство благодарности к паре, буквально 2-3 человекам, близким мне друзьям, которые, несмотря на… Мне не нравится слово «ватничество», несмотря на мои такие, какие-то строгие убеждения, противоположные нынешним взглядам, эти люди продолжали со мной вести диалог без каких-либо спекуляций, оскорблений, передергиваний фактов. Искренне делились тем, что происходит. И, конечно же, во мне возникал и рос личный интерес, который удовлетворялся, в том числе и гигантской работой, которая была проведена Фондом борьбы с коррупцией, и, в частности, Алексеем Навальным и Максимом Кацем.

И дальше я смотрел, что делает Яшин, и многие-многие проекты, которые абсолютно с разных сторон показывают, что происходит. Мне очень долгое время, почему я не вовлекался в эту историю, не смотрел, одним из моих больших таких возражений было: ну не может же все быть плохо, ведь такая большая страна, ведь делают же что-то хорошо. Только уже уехав и перестав жить в этом информационном пузыре, к сожалению, с большой трагедией и грустью за себя я был вынужден понять и признать, что да, может, может быть все плохо, и может быть так, что ничего хорошего. И я понимаю многих сейчас, кому тяжело это признать.

Мне было нелегко понять, что меня, ну, строго говоря, водили за нос больше 10 лет. Обещая что-то, говоря о том, что нужно раскачаться, нужно еще чуть-чуть поднажать, и все будет хорошо. На фоне каких-то там псевдопобед, зимние олимпиады, чемпионаты мира по футболу, которые, да, действительно являются большим, таким уникальным государственным праздником международным, но которые, по сути своей, являлись гадкой, циничной, подлой, изоблекающей историей, пытающейся ввести в заблуждение как внутреннего зрителя, так и внешнего в лице международных политиков, которым казалось, что с Путиным можно иметь дело. Ну, спойлер, как мы теперь все знаем, нет.

Какие новости стали последней каплей, после которой вы окончательно изменили свое мнение о политике Путина?

— Одновременно было две новости. Первая новость — это о том, что этим несчастным и заблудшим людям, это очень непопулярная позиция, но многие подписавшие контракт, даже циничные за деньги, они не могли бы нести в себе… По сути, это люди, лишенные права мыслить, права свободно жить, жить свою жизнь, проявлять свои человеческие, нормальные, присущие каждому человеку эмоции, загнанные в угол нищеты, хаоса и беспредела, как нравственного, так и образовательного. Я не хочу надевать белое пальто или говорить, что я слишком правильный. Я говорю именно о тех вещах, которые, если мы выведем за скобки Москву и Петербург, о той жизни, которую Путин за 25 лет привел для 90% людей.

То есть, когда 25 тысяч рублей, 250 евро, это заработная плата человека, который выполняет даже не простую какую-то работу, хотя и эта работа должна оплачиваться достойно. А это может быть врач, учитель, участковый, кто угодно. Слесарь, механик, продавец в магазине. Они получают, окей, 30-40, сейчас инфляция, может быть, кто-то предложит примеры более высоких зарплат, но я боюсь, что во мне говорит больше оптимизм, чем реальность, когда я начинаю накидывать по 15-20 тысяч вверх. И эти люди, которым говорят, получи сейчас 2 миллиона, а потом по 200 в месяц, оказались в трагичной ситуации. Они были лишены воспитания, заботы своих родителей, потому что родители зарабатывали на хлеб и думали, как прокормить ребенка, а не о том, как ему рассказать, что такое хорошо и что такое плохо.

И вот эти ребята выросли, они посмотрели клипы, посмотрели Дольче Виту, а как ее увидеть и получить, им никто не объяснил. Вот эта гадкая, циничная, уверенно разработанная и спланированная стратегия, политическая работа с населением, именно преследовала своей целью вести человека в такое состояние, когда он пойдет на преступление, не отдавая себе отчет, за какие-то непонятные лозунги, прикрываясь этими лозунгами подсознательно. Безусловно, это плохо. Но когда я увидел, что они даже на этом уровне не выполняют своих обязательств, то есть не платят деньги семьям, отдавшим своих детей на убой, семьям, которые потеряли брата, мужа, ребенка, отца, они начали писать, что он пропал без вести, он дезертировал, мы не знаем, что с ним. А по сути, либо присваивали себе деньги, либо отмывали, неважно.

И в этот момент Олег Газманов стоит в куртке Prada, стыдливо прикрытой каким-то листочком, стоимость которой, ну, не хочется громких слов, но 5 годовых пенсий пенсионерок. Вот на нем эта курточка, и он говорит о том, как надо защищать родину, быть настоящим воином, офицером. Настолько мне показалось гадко, цинично, насколько же они не любят свой народ, даже который они подводят, пачкают в этом грехе войны, в этих преступлениях. Но даже вот на этом уровне, что стало очевидно, что точно нужно уезжать, это было в параллель с размышлениями о том, что они возьмут право на себя блокировать паспорт в случае получения повестки. Насколько я знаю, справедливости ради, нужно отметить, что это пока так не работает, но предположив, что они вот хотя бы уже распоряжаться и моим элементарным правом на поездки, я и понял, что я не могу здесь оставаться, это опасно, потому что в какой-то момент, если я буду дальше думать, что все окей, я окажусь в эшелоне или в окопе, буду думать, как бы мне тут загуглить «Идите лесом» и выбраться.

Как восприняли войну люди из сферы банковских услуг? Как отнеслись к ней состоятельные клиенты, которых вы консультировали?

— Финансовая сфера, как и большинство бизнес-сфер, не предусматривает классических тем, таких как религия, медицина, сексуальная ориентация и политика. Поэтому, конечно, не то чтобы это был ежедневный small talk с клиентами, однако по жестам, реакциям, мимике и, естественно, такому деликатному обмену мнениями о происходящих событиях становилось ясно, что часть клиентов принимает решение о том, чтобы уехать, выводит деньги, насколько это возможно, в безопасные страны. Потому что в один день заблокировалось все.

Просто, к сожалению, это тоже один из результатов 25 лет правления Путина. Очень маленький процент людей финансово грамотен, финансово образован, имеет возможность пользоваться простыми финансовыми инструментами, которые кажутся каким-то космосом, на самом деле очень доступны. Но даже этот набор, который активно рекламировался, в какой-то момент был умножен на ноль, а вместе с этим — сбережения многих людей среднего заработка. То есть те, кто зарабатывал 100, 150, 200, 250 тысяч рублей, могли что-то откладывать, спланировать свою жизнь. Но и как современные люди, готовые инвестировать, в том числе и в российскую экономику, они увидели, как стоимость Сбербанка упала, по-моему, в моменте в 3-4 раза. Купили на 100 рублей, а сегодня у вас там 25. Нормально. До этого это росло и по 30% в год, и по 25, намного интереснее, чем любой депозит. Но говорить всерьез о фондовом рынке России сегодня, к сожалению, сложно, хотя он жив.

Стало всем ясно, насколько это зыбко. И, конечно, стало ясно, как люди с большими активами, сотрудники разных нефтегазовых компаний, принимают решения в пользу защиты активов, продолжения работы. То есть люди привязаны, их можно понять, но многие выводили деньги, это тоже большой… Это логично. Они не бегут с корабля, они защищают, потому что это экономика, которой весь мир не доверяет. Я очень удивлялся, вот еще важная ремарка. Почему рейтинг? У каждой страны есть определенный кредитный рейтинг, который выставляется международными организациями, которые не могут быть аффилированы или как-то ангажированы кем-либо, потому что это их реноме. И у России всегда был очень низкий уровень, и меня всегда это удивляло, так как в своих кругах говорят, может война начаться или чума, или еще что-то, железный занавес упадет.

И мне казалось, да, как же так? Потому что я не занимался политикой, потому что я думал, все разберутся, и никто не занимался. Нас этому научили, опять же, через пропаганду. И когда мы консультировали клиентов, мы говорили: ну, война же не начнется, давайте покупать акции. Ну, война же не начнется, потому что мы сами не верили, ну это бред, ну куда? И вот в один день это случилось, и это свидетельство того, что не зря те оппозиционные политики, которых называли кликушами или алармистами ситуации, говорили об этом и раньше — и 5, и 7, и даже 10 лет назад.

Как вы оказались в Барселоне?

— Я тоже, ну, не знаю, не в силу своего цинизма, а какой-то, может быть, недоверчивости, всегда смотрел на людей, которые релоцировались еще там в 2016, 2017 году, на основании каких-то политических своих взглядов. Мне казалось, ну, come on, почему решили в Европу переехать. Действительно, я в Европу ездил часто в отпуске, очень любил это направление, всегда. И думаю, ну, нашли повод, переехали. Но за, скажем, 21-й, частично 22-й год у меня появилось другое мнение на этот счет. У меня появилась такая самоироничная шутка, что чем раньше человек уехал из России, тем он сообразительней. Я уехал в двадцать третьем году, можно подчеркнуть, но, конечно, это шутка, и я здесь хотел бы обратить особое внимание, что для меня каждый человек, который сейчас живет внутри России и внутри не согласен с тем, что происходит здесь…

Я подчеркну, не нужно сейчас уже выходить никуда, ни на какие баррикады, ни с пикетами, это опасно, не нужно тебе делать срок, потому что, к сожалению, в текущих реалиях, если это для кого-то не очевидно, то да, это несколько лет, это гигантские штрафы даже за те вещи, которые сегодня разрешены Конституцией. Я хочу сказать, что вот поэтому те люди, которые просто внутри и против, внутри страны и против происходящего, для меня это настоящие герои. Которые первые, если такое ранжирование можно в пример привести, первые после политзаключенных. Даже ведь молчаливый протест, молчаливое несогласие, отсутствие вот этого кивания пропутинского, оно очень ценно и важно. Поэтому вот, общаясь со своими знакомыми, друзьями, даже которые против или сомневаются, я говорю о том, что будьте хотя бы внутри против. Это уже много сегодня.

Я для себя понял, что я не смогу там находиться в родном для меня городе, в родной мне стране, потому что я не смогу молчать, я не смогу быть свидетелем всего этого. Когда я понял, что я просто сяду в тюрьму, я принял решение, что я уеду, и мой друг, теперь уже друг, с которым я абсолютно случайно познакомился в Москве в клубе в ночном, это было супершапочное знакомство. У нас с ним были беседы, в том числе о политике. Он говорит, а поезжай в Польшу. У меня знакомый просто там в аэропорту, сказал, я прошу политубежище. Все, я говорю, ну как? Я не вел никакой политической активности, я не посещал митинги. Я все узнавал в моменте, в процессе.

И когда я уже там решил, у меня была одна такая идея фикс, я услышал впервые песню группы «Порнофильмы» «Это пройдет». И я понял, ну все, надо брать колонку и около Лубянки вот с этим сделаю пикет под эту песню, напишу «Это пройдет». Это был 23-й год, март. И я уже заказал такси, чтобы туда ехать. Уже попрощался с ребятами, я думал, ну, мало ли вдруг что. Я понял, что я не могу не сделать этой мини-акции, потому что я ее впервые услышал в 23-м году. Все, я вот решил с ней ехать. Мой приятель говорит, Валер, ты уже ничего не изменишь, ничему не поможешь. Для Европы или для США, естественно, я не для кейса это делал, но это, наоборот, может вызвать какие-то сомнения. Ты и так в опасности, ты и так имеешь риск оказаться на войне, поэтому уезжай.

Я таким образом уехал в Варшаву, пересадка была в Будапеште, поэтому я туда уехал благополучно со своей туристической визой и в Польшу уже попал без какого-либо пограничного контроля. Там запросил политубежище и прожил там три месяца. По истечению трех месяцев меня приятно удивили, это было такое весьма впечатление и удивление, что так как виза у меня испанская, то политическое убежище мне будет предоставлено в Испании. На мой наивный вопрос, а как же я туда полечу, ведь у меня сейчас нет работы и так далее, мне любезно ответили, что ну как, мы вам приобретем билет и вы полетите. Я решил уточнить, а куда? Они говорят, ну как куда? Куда пожелаете? Из чего можно выбрать? Ну, Мадрид, Барселона. Постановил свой выбор на Барселоне и через неделю оказался там. И вот я здесь уже полтора года.

Как устроена ваша настоящая жизнь? Что в ней устойчиво, а что зыбко?

— Устойчиво в ней, так как я сейчас нахожусь в статусе кандидата на получение политического убежища, соответственно, страна Испания предоставляет проживание. Это трехзвездочный отель, звучит очень романтично и красиво. Это на берегу моря в 10 минутах ходьбы от берега, в другую сторону — это горы. Очень живописное место, сейчас он находится в 40 километрах от Барселоны. Это пригород, буквально час на поезде. Соответственно, предоставляется полный пансион, вот как у нас, когда мы путешествуем и живем в каком-то хорошем отеле. Это 4 дня в неделю испанского языка по полтора часа. Это 2 занятия в неделю каталанского языка. Это помощь в адаптации к каким-то базовым профессиям, которые можно получить здесь.

Потому что я для себя пока, ну и по личным настроениям, естественно, по причине языкового барьера, не вижу свое продолжение в финансовом секторе, я бы занялся в целом, переосмыслил бы свою будущую карьеру и будущее, но для того, чтобы как можно скорее уйти с программы, чтобы интегрироваться в общество, чтобы платить налоги, а не жить на эти налоги. На прошлой неделе я получил сертификат, дающий мне право управлять вилочным погрузчиком. Это, если знаете, палеты, такая штука, маленькая машинка, грузит. Обучение было на испанском языке. То есть я не скажу, что у меня очень хорошо дела с изучением языка. Наверное, это А2. Я думаю, что в горизонте, ну, хотелось бы, конечно, полутора-двух месяцев я найду подходящую работу, подпишу контракт, сниму жилье и продолжу размышлять на тему того, кем же я все-таки стану, когда вырасту.

Звучит как реклама Испании в качестве страны для получения убежища. Но что будете делать, если вам откажут?

— Как реклама прекрасной России будущего, чтобы это была страна, которая может приглашать людей, которые оказались в странах со сложными политическими системами, оказывать им поддержку и научать их тому, что можно без войны, без преступлений, абсолютно придерживаясь каких-то своих ценностей, взглядов, идеалов, жить. У меня нет опасений в отношении Испании. Из Испании не депортируют, как это сейчас мы можем наблюдать в США. И здесь есть такое понятие, как получение вида на жительство по оседлости. То есть, если человек по какой-то причине получает отказ, то, и при этом он живет более двух лет и работает официально, а право на работу человек получает через полгода уже жизни на территории Испании. Если он живет, платит налоги, он получает вид на жительство, интегрируется, ничего ему не мешает, никто его не прогоняет. То есть здесь как-то супер-friendly в этом смысле.

Зачем вы участвуете в антивоенных акциях в Барселоне?

— Мне пришлось сдавать всю историю оппозиции экстерном, буквально за год. То есть первый мой период — это был такой период даже некого неофитского, когда я проявлял максимальную нетерпимость, желание выходить на митинги. Мне казалось удивительным, как же так, столько тысяч людей живет в Испании, почему нас так мало. Для меня выход на акции сегодня, сейчас и когда я приехал, это возможность сказать людям на центральных улицах Барселоны, одного из самых туристически активных городов мира, он входит в топ-10, сказать о том, что Россия — это не Путин, сказать о том, что Путин — это не Россия, что русские против войны, что мы не хотим войны с Украиной, что мы против диктатуры, которая длится уже более 25 лет в России. И что гигантскому количеству людей это не по нраву.

Мы говорим это как от себя лично, так и от тех людей, от тысяч, от десятков, сотен тысяч людей, которые в России устали или сомневаются, или начинают сейчас что-то понимать. Я очень надеюсь, что этих людей много. Просто говорить сейчас об этом опасно, и нам сложно посчитать, сделать какую-то выборку. Как я говорил на одном из митингов, что мы, строго говоря, не жопы приехали сюда греть. Мы приехали сюда сохранить свое право сказать, что мы против, сказать об этом миру и людям, и сказать это тем, кто остался там внутри.

Но ведь оставшиеся в России ваших акций не увидят. Какой смысл к ним обращаться?

Сегодня мы живем, в том числе в информационном и цифровом пространстве. В этом нет ничего плохого, когда мы делаем картинку, яркое заявление, может быть, на плакате. Хочется, чтобы это масштабировалось. Теория и политика маленьких дел: когда каждый человек дает отчет, что да, может быть, он с собой не поведет сегодня тысячу человек, но он придет один и заявит это, и достучится до кого-то. Ну, если мы все будем думать, что ничего не поменяется, то мы все и не выйдем. Но если мы каждый подумаем, что мы можем сделать, внести свой вклад, свою маленькую лепту, то это будет очень, как бы это обыденно и, может быть, просто не звучало банально, вот эта присказка о том, что с миру по нитке — голому рубашка, которую мы все с детства знаем. Как бы это банально ни казалось, это действительно так. И я вижу, как реагируют здесь испанцы, я вижу, как реагируют туристы. Наши митинги они активно поддерживают, они аплодируют, они показывают палец вверх, фотографируют, снимают, делают какие-то репосты.

По вашим наблюдениям, как испанцы относятся к войне в Украине?

— Мне повезло видеть реакцию исключительно эмпатийную, абсолютно поддерживающую, разделяющую нашу боль, наш протест против войны, абсолютно поддерживающих и сочувствующих Украине, понимающих всю преступность происходящего со стороны власти Путина. Я не вижу здесь какой-то усталости или негатива по отношению к украинцам или в целом русскоязычному населению. Но они такие спокойные, в них все окей. У них два таких главных слова — это «транкило» и «маньяна». «Транкило» — это спокойствие, как завещал нам Карлсон, «маньяна» — это еще и завтра. Но завтра — это значит любой… Это после майских на нашем, если мы это в марте говорим.

Обсуждают ли в Испании риск эскалации конфликта и распространения войны на территорию Евросоюза?

— И чтобы понять, насколько население той или иной страны может реагировать на потенциальные риски большого военного конфликта, наверное, отчасти имеет смысл вспомнить, как эту или иную страну коснулась Вторая мировая война. Испания, которая находилась тогда при Франциско Франко, который был тоже диктатором, порицается большинством испанцев, естественно, но он тогда умудрился не взять никакую из сторон и оказаться в стороне. То есть, по сути, Испания не принимала участие во Второй мировой войне, как это было со странами, ставшими Восточным блоком, там с Балтией, ну и тем более Германия, Франция, Италия. Франко умудрился вот так немножко бочком-бочком как-то не вовлечься в эту гигантскую и жуткую мясорубку, как это еще можно назвать. И поэтому у испанцев нет вот этого сильного триггера, как мне видится.

И второе, испанцы — они чересчур пацифичны и миролюбивы. То есть в чем проблема, например, сейчас оказать помощь Украине? Потому что очень простая мысль: чтобы избиратель не бастовал, не был против, правительство заботится о том, чтобы избиратель был заинтересован и принимал, что делает правительство. Вот коротким месседжем не донеси людям, что чтобы остановить войну, нужно дать оружие. Потому что логика такая: даем оружие — кормим войну. Поэтому и возникают сложности конкретно у испанцев с пониманием: зачем нам давать Украине оружие, если это будет как будто бы множить конфликт. Но нужно большую работу проводить, чтобы донести, что нет, это чтобы не было Третьей мировой. И это, наверное, один из главных вызовов.

Есть ли в новых ритуалах, языке, маршрутах что-то, что дает опору, даже если день не задался?

Что позволяет мне чувствовать уверенность в завтрашнем дне и в текущей ситуации — это строгое убеждение, что испанцы по своему нутру очень прямые, открытые люди, без двойного дна, без какой-то хитрости, без какой-то излишней закрытости или какой-то скрытности, которая может быть присуща в разном количестве другим нациям. Они очень доброжелательный народ, который преследует победу здравого смысла, логики и доброты к всему происходящему. То есть они с большим теплом реагируют, когда мы пытаемся говорить на их языке. Они не корчат нос, что мы ошиблись или сделали какую-то грамматическую ошибку. Они: «Вау, ты говоришь на нашем языке, круто!» И вот этот общий подход и заряд, он отражается и в законодательстве, и в быте, и в устроении нашей общей жизни.

Поэтому вот это… А далее тоже следствие — климат. Конечно, здесь тепло, здесь хорошо, мне нравится климат, мне нравится их сиеста, послеобеденный сон. Это очень круто. Я ее практиковал, оказывается, на работе. Вот что я делал раньше в банке. Я не понимаю, почему руководитель возмущался. Оказывается, это была сиеста. Поэтому это к ритуалам.

Вы вернетесь в Россию?

— Я, конечно, рассматриваю свой приезд, но не при нынешней власти, увы. Не каждого за лайк сажают и не каждого сажают за репост. Но это все равно такая определенная форма садизма над гражданами и такого контроля. Другая, более оптимизированная форма. То есть не нужно тратить кучу ресурсов силовых на то, чтобы посадить всех, как в 37-м, но очень громко сажают по самым надуманным, самым бессмысленным, абсурдным поводам. Я имею прямой риск получить и 5, и 7, и 8 лет за ту деятельность, которую кто-то может быть в России скажет: да чего у него там, полтора подписчика, он там три фотографии выложил, кому он нужен? К сожалению…

Даже при всем моем оптимистичном взгляде, первый год-полтора я был более воодушевлен, что это все ненадолго. Ребят, укореняйтесь, интегрируйтесь, планируйте свою жизнь. Потому что действительно это страшно оказаться и не здесь, и не там, и где-то между, как вот такая неприкаянная душа между двух стран. И правильный выбор — это, конечно, ориентироваться на интеграцию, желание остаться здесь. Я понимаю причины, по которым люди это не делают, как будто бы это будет такой приметой упадничества, такого, как будто бы опустили руки и отчаяния. Но нет, нужно просто интегрироваться, быть готовым, да, как у «Кровостока»: я не жду и не готовлюсь, я давно уже готов.

Один из таких моментов отношения уехавших людей из России, там порядка двух миллионов, окей. Сейчас скажут: какие 2 миллиона, все уже повозвращались. Окей, полтора миллиона, давайте скажем миллион шестьсот. Это люди, которые сейчас получают уникальный опыт в самых разных странах. Опыт социальной работы, управленческой, какой-то культурной, бытовой, социальной. Мне хочется верить, что многие, все мы, за этот период, неважно, он будет длиться год, два, три, пять, может быть, десять, сможем научиться гигантскому количеству очень крутых вещей, которые мы с большой радостью привезем в Россию, когда настанет время собирать камни, потому что, к сожалению, мы их пока разбрасываем.

Есть ли надежда на возвращение? Конечно, да. И, что называется, не с пустыми руками, с уникальным опытом. А для того, чтобы этот опыт был, нужно просто максимально интегрироваться. Поэтому учим язык, изучаем новые профессии, растем здесь. Когда настанет пора, мы с хорошим базисом, с хорошим таким бэкграундом, с хорошим багажом сможем вернуться обратно. Это несколько строчек, которые я написал в размышлениях о том, что такое эмиграция, как переживаю я и, я думаю, многие сегодня:
Внезапно, как утренний будильник.

Как «Добрый вечер, гражданин, пройдемте».
Как в детстве в шутку добрый подзатыльник.
Всей неизбежностью пустыню сознаете.
Что больше не гулять по улицам знакомым
Родной деревни, города, страны.
И очертания архитектуры в горле комом.
И где-то эхом отзовутся пацаны.
Но нет, не эхом, лишь воспоминанием
О том, как мы годам теряли счет.
Отчаяние граничит с пониманием,
Что мы вернемся. Может быть, еще.