«В больницу могла попасть ракета. А без диализа Сереже конец»

После массированного нападения российских войск миллионы украинцев были вынуждены эмигрировать. Среди них есть люди с тяжелыми заболеваниями. Хореограф на пенсии Галина Дворникова приехала в Болгарию из Николаева. Решилась на беженство ради сына Сергея с врожденной патологией почек. Ему 35, и все эти годы Галина боролась за его жизнь. А потом началась война. Ее рассказ лишен политической подоплеки – о том, как она заботилась о Сергее и вывезла его из-под обстрелов.

– Я растила Сережу и его младшую сестру одна. Он родился с аномалией развития мочевыводящих путей. В два месяца обнаружили, в полгода дали инвалидность и сказали, что доживет до трех лет. В Киеве сказали, что мало чем могут помочь. Я вернулась в Николаев. Начались хождения по бабкам и экстрасенсам. Когда Сереже исполнилось 3 года, ему стало совсем плохо. И тогда наш детский врач-уролог Валерий Бережнов согласился попробовать его спасти. В течение нескольких лет он сделал Сереже 5 операций. Они прошли успешно.

И началась стадия ремиссии. Сережа даже футболом занимался с 9 лет, за что врач меня очень ругал, называл «***нутой мамашей». Но у Сережи глаза загорелись, когда он мяч увидел. Грамоту мне принес – «Кращий гравець у команді (пер. с укр. – лучший игрок в команде)». Это была николаевская команда «Торпедо». Тренер его на ноги поставил. А потом начался переходный возраст – и тутути, ремиссия закончилась. Сережа не смог уже бегать.

Мы перешли во взрослую больницу. Там ему поставили несколько капельниц, после которых у него случился гипертонический криз, и его почки отказали. Так началась наша история с гемодиализом. Два года мы искали средства на операцию, и в 2006 году в Киеве ему пересадили мою почку. Она проработала 9 лет и отказала. Что теперь уже сделаешь?

С тех пор 7 лет он снова на гемодиализе, и дома у нас не было никакой надежды сделать повторную операцию по пересадке. Пересаживать уже не от кого. У меня и так одна почка осталась, а папы Сергея уже давно нет в живых, да и не жили мы с ним вместе.

Сереже стало тяжело ходить, начались осложнения на суставы и позвоночник. И каждые два дня ему необходим гемодиализ. А потом еще и у меня самой начались проблемы с ногами. Совсем плохо хожу, нужна замена тазобедренного сустава. Поэтому на последнем месте работы, в Русском драматическом театре, я потом уже не хореографией занималась, а ключи выдавала сутки через трое. Но все ж около сцены, это меня радовало.

На операцию сустава не решалась. Это дорого, стоимость операции – 4 тысячи долларов. И кто, пока я после нее восстанавливаюсь, будет за Сережей ухаживать? Надеялась, что буду делать зарядку – и все обойдется. Но незадолго до начала войны врачи сказали: пара месяцев – и совсем слягу.

24 февраля все было страшно и неожиданно. Когда в 5 утра послышались взрывы, мы подумали, что это ненадолго – к обеду или в течение дней двух успокоится. Когда поняла, что это война, у меня было истерическое состояние.

Незадолго до этого мы продали 4-комнатный жилкооп и купили однокомнатную квартиру на 5-м этаже. Вырученный остаток планировали потратить на мою операцию, чтобы хоть кто-то ходячий из нас двоих остался. И тут война: деньги обесценились, их перестало хватать на операцию. Я не понимала, куда нам деваться.

Город постоянно под обстрелами. Мы живем далеко от диализа в районе Северный, надо ехать через мост на Соляные, а его развели. Сережа был вынужден переехать в другой конец города, месяц жил у друга в общежитии недалеко от областной больницы в Лесках. Потом мост сошелся, но спокойнее не стало.

Воду почти сразу после начала обстрелов везде отключили. Чтобы элементарно попить и умыться, мне надо поднимать воду на 5-й этаж, а я не могу. В больнице тоже не было воды. Грузовики приезжали с технической водой и стояли под ее окнами. Ведь для гемодиализа надо много воды. И в больницу в любой момент может попасть ракета, как в Херсоне было. А несколько дней без гемодиализа для Сережи означает конец.

Тем временем людей на диализе в больнице стало меньше. Уезжали. До Львова своим ходом, а там под опеку Красного Креста – и в Словакию, там обещали устроить на диализ. Но из Николаева добраться через Львов до Словакии за два дня двум маломобильным людям – это извините меня! Мало кто сможет. Очень рискованно.  Даже просто эту сумасшедшую дорогу пережить для Сережи тяжело: жидкость в теле накапливается, и когда он сидит на одном месте, у него ноги отекают.

И тут моя дочка предложила другой вариант. Ее начальство вывозило свою семью в Болгарию, и для нас нашлось два места. Дочь, на тот момент находившаяся в Швейцарии, выехала оттуда нам навстречу, приняла здесь «из рук в руки». Я сама с трудом хожу и очень теряюсь, не смогла бы договориться ни о чем. Но она в течение 3–4 дней ходила по всем инстанциям в Болгарии. Везде отказывали, говорили: с такими заболеваниями нельзя, уезжайте. Но в итоге, обойдя все входы-выходы, она собрала нужные бумаги, чтобы нас здесь пристроить.

Теперь мы живем в ПВЦ «Железничар» в Золотых песках. За Сережей 3 раза в неделю приезжает скорая помощь и увозит на гемодиализ. Тут условия славные, даже, можно сказать, изумительные по сравнению с тем, откуда мы выбирались. Кормят очень хорошо, морской воздух.

В общем, нам повезло несказанно. У меня появилась надежда, что здесь удастся сделать мне операцию по замене сустава. И самое главное, мы себе придумали роскошь – хотя бы спросить, возможна ли трансплантация почки для Сережи здесь. И благодаря участию добрых людей надежда появилась. Дома ее не было даже до войны. А он парень молодой. Ему жить да жить.

А о политике я говорить не хочу. Пусть пройдет время, тогда будет понятно, кто прав. Конечно, все хотят мира. Но какого мира и какой ценой?