«Страшно потерять лицо в минуты физической или психической слабости»

Татьяне Пономаревой 63 года. Относила себя к несистемной оппозиции: с 2011-го до февраля 2021-го участвовала в уличных протестах, при этом не поддерживая никакие партии или политические движения. Работала журналистом в экономических изданиях, специализировалась на налоговом, трудовом, корпоративном и антимонопольном праве. На своей странице в Фейсбуке после 24 февраля Татьяна писала и публиковала военные сводки и аналитику, а когда приняли закон «о фейках», она впала в депрессию из-за невозможности продолжать это делать. Поддержка пришла к Татьяне оттуда, откуда ее не ждали – от людей, знакомых с ней только по Фейсбуку. Благодаря друзьям по соцсети Татьяна смогла уехать из России в Израиль.

– Прочитала у Всеволода Лисовского о том, что для неравнодушного россиянина лучший способ пересидеть войну – это оказаться в тюрьме. Мне эта мысль очень близка. Весной я написала отчаянный пост, в котором честно призналась, что один из главных моих страхов – это перспектива тюремного заключения. Мне удалось преодолеть этот страх. Сейчас я могу написать об этом.

Неизбежность большой войны

О том, что большая война с Украиной неизбежна, я писала задолго до ее начала. Ночь с 23 на 24 февраля была для меня самой тяжелой и страшной. Я не спала, ожидая сообщений о начале боевых действий на украинском фронте.

Надвигалась катастрофа мирового масштаба. Как будто ураганный ветер истории сбивал с ног.

Я была абсолютно одна, и мне не с кем было обсудить происходящее. Накануне в ведущих западных СМИ появилась информация со ссылкой на источники в Пентагоне, что атака российских войск ожидается в течение 48 часов. Начался обратный отсчет.

Военные сводки

С первых часов войны я непрерывно писала военные сводки, ориентируясь, в первую очередь, на западные и украинские источники. Спала по 3–4 часа в сутки, не чувствуя усталости. Произошла внутренняя мобилизация: не было ни страха, ни отчаяния. Было одно желание – как можно лучше делать то, что я умею как журналист: собирать и доносить до людей правдивую информацию.

Если бы я была физически здорова, не раздумывая бы, пошла защищать Украину с оружием в руках. В свое время я прошла обучение в Федерации бывших спецназовцев «УНИБОС», умею обращаться с боевым пистолетом и стреляю снайперски. 

Показатель моей скорострельности – три выстрела за 0,98 секунды и три попадания из позиции от живота, то есть без прицеливания.

Однако я уже была не здорова: у меня серьезные проблемы со зрением, диабет (на инсулине), гипертензия и куча других болезней, которые не хочется перечислять. Поэтому единственное мое оружие – это слово.

 Депрессия и страх тюрьмы

После того, как был принят закон о военных фейках, и стало невозможно публиковать правдивую информацию, многочисленные друзья стали писать мне, чтобы я удалила ранее написанные «провокационные» посты и закрыла профиль. В результате я так и сделала. Сердце кровью обливалось, когда я уничтожала результаты своего труда. Закрыла профиль – и впала в депрессию. Я металась от бессилия: то хотела снова открыть профиль и продолжить писать военные сводки, то хотела выйти на улицу с плакатом. Пусть уже посадят – и буду сидеть, раз ничем не могу помочь украинцам, не могу остановить войну.

В то же время было очень страшно попасть в тюрьму. Больной человек уязвим. Можно оказаться в ужасном физическом состоянии, если не получишь вовремя нужный инсулин, таблетку от давления, обезболивающий препарат при хронической боли, психотропное средство во время панической атаки…

Можно терпеть голод, плохое обращение, но страшно потерять лицо в минуты физической или психической слабости, да еще в присутствии негодяев, облеченных властью.

Я осознавала, что именно невозможность действия вызывают во мне страх и депрессию, с которыми больше не могу справляться. В отчаянии я дошла до того, что готова была свести счеты с жизнью. И тогда я написала тот самый отчаянный пост, в котором описала свое состояние.

Надежда

Друзья по Фейсбуку написали мне много ободряющих комментариев. Многие писали в личку. Два таких личных послания стали определяющими. Первое я получила от друга, который совершенно справедливо укорил меня в том, что мое отчаяние – от недостатка веры и от непонимания того, что не только каждый из нас нуждается в присутствии Всевышнего, но и Всевышний тоже нуждается в нас. Это было длинное послание. Я несколько раз его перечитала, и испытала огромное облегчение.

У меня исчез страх тюрьмы. А на следующий день пришло послание от фейсбучной подруги по имени Нина с приглашением приехать к ней в Израиль. Боюсь обременять людей личными проблемами. По этой причине мне трудно просить помощи, особенно публично. Хотя несколько раз в своей жизни я это делала, в том числе и на своей странице и всегда мгновенно эту помощь получала.

Признаюсь, я раздумывала всего несколько секунд, прежде чем принять приглашение. В тот момент я еще не знала, где возьму деньги на эту поездку и смогу ли ее осуществить в своем нестабильном психофизическом состоянии. Те, кто читает меня постоянно, помнят, что однажды, находясь на дне депрессии, я обратилась за помощью в ПНД (психоневрологический диспансер). Но из-за бюрократических препон мою карту долго не передавали из одного ПНД в другой, что находится рядом с моим домом.  Психиатр так и не смог выписать мне необходимые препараты или направить в дневной стационар.

После того, как я приняла предложение Нины и решилась уехать, психотропные таблетки мне больше не понадобились. Однажды исчезнувший страх тюрьмы также больше не вернулся. 

Я понимала, что за мной могут прийти в любую минуту. Силовики могли сделать скрины моих постов, дискредитирующих российские вооруженные силы, когда эти тексты были в общем доступе.

Сегодня мы видим, что административные и уголовные дела возбуждают за февральские и мартовские посты, а иногда и за довоенные. Некоторые мои тексты «висели» в открытом доступе на сайте издательства Sandermoenpublishing ВКонтакте. А уж этот ресурс российские силовики давно окучивают.

Но я внутренне уже была готова к посадке и перестала бояться ее. Ко мне вернулась вера, и эти два месяца я прожила легко, с осознанием того, что если уж мне суждено отсидеть за свои убеждения, надо принять этот факт как данность. Одновременно я делала все от меня зависящее, чтобы мой отъезд состоялся. Но без Нины он был бы невозможен.

Отъезд

Через месяц после получения приглашения я так и не смогла собрать деньги на билет – даже на самый дешевый рейс с двумя пересадками в Турции. И тогда Нина сама купила мне билет на прямой рейс израильской авиакомпании EL AL: она боялась, что границу закроют, и я не смогу выехать из России.

Потом выяснилось, что на границе нужно подтверждать финансовую состоятельность. И еще одна фейсбучная подруга перевела нужную сумму на счет моей дочери, чтобы я могла купить валюту. Моя школьная подруга, узнав о моей предстоящей поездке, прислала мне деньги, чтобы я купила себе хороший чемодан.

Удивительным образом одна из некогда купленных мною на блошином рынке ваз оказалась антикварным Мозером. И еще одна подруга выкупила эту вазу у меня. 

Вырученных денег хватило, чтобы приобрести медицинскую страховку для поездки в Израиль, а также оплатить мою съемную московскую квартиру до октября включительно. Потом пришла и другая помощь.

До последней минуты я не была уверена, что смогу покинуть Россию. На паспортном контроле ФСБшник слишком долго сверял мои данные с теми, что были в его компьютере, и несколько раз просверлил меня взглядом. Это был самый трудный момент моего путешествия.