«Россия вернулась на свои людоедские рельсы»
Александр Горынин – художник из Санкт-Петербурга. Ему 47 лет. Творческая специализация – светокинетические инсталляции. А еще Александр – гражданский активист. Рассказывает, что все хорошие новости Петербурга за прошлое лето были из района Коломна, и связаны они были с добрососедским сообществом. Весной команда неравнодушных людей, к которой примкнул Александр, создала волонтерскую сеть, помогающую беженцам из Украины покинуть Россию. После того, как Минкульт не разрешил разместить в Третьяковской галерее работу Александра Горынина, художник эмигрировал в Израиль.
– Накануне войны у меня назревал долгожданный большой зарубежный проект. С грандиозным монтажом. Мы должны были разместить инсталляцию на стене в Испании. Сущностно это большой бетонный диск с установленными на нем оптическими элементами. Через световые образы он должен был рассказывать историю трех удивительных дней. Как потом оказалось, последних счастливых дней прежней жизни. 12 февраля я вернулся с объекта обратно в Санкт-Петербург, после того как в Испании все осмотрел, ощупал, выдумал.
Конечно, в те дни нервничали все, но война казалась невозможной. За гранью. А когда случилось… У меня есть фотография от 24 февраля. У меня на работе много пыли. Она везде, в том числе на клавиатуре компьютера. Так вот я сидел и бесконечно нажимал CTRL+Z на клавиатуре. Отполировал эти две клавиши на фоне остальной грязной клавиатуры.
Первый месяц была буквально кататония (ступор, «застывание» – прим.ред.). Я же художник. Не солдат. Первое время меня подмывало ехать добровольцем в Украину. Не воевать, а хотя бы разбирать завалы, поскольку я работаю с металлом и могу быть полезен. Потом я начал устраивать антивоенные художественные акции.
9 мая у меня, например, был Парад Победы: пока через центр города шла техника с военными, параллельно через центр по Неве шли 60 гробов с буквами Z и номерами. Тогда еще эти номера кончались на 21000.
Весной мы взялись строить сеть помощи украинским беженцам. Она получилась гигантской. Люди, оказавшиеся за линией фронта имели только два варианта: остаться в руинах или ехать, куда можно. Так они оказывались в России. Далеко не все, понятно, хотели в ней оставаться. Им нужна была помощь во всем: кому с прививкой для кошки, кому с операцией, кому одежду собрать, кому с билетами помочь. В основном, вывозили из России в Европу. И это десятки тысяч людей.
Я всегда был неравнодушен к обществу, в котором жил. Например, мы пытались формировать приличную городскую среду. В меру своих сил, разумеется: урны, скамейки… Организовали соседей, чтобы они скинулись и оплачивали ежемесячно дополнительного дворника. Чистили речку, потому что у коммунальщиков не хватало сил, и там была постоянная помойка. Делал «паблик арт» нехитрый в Пряжке – современный дом для уток с террасой, садом, со светом в окнах.
Мне всегда казалось, что наша главная проблема в атомизации общества: люди не видят других вокруг себя. И я создавал некие коммуникаторы для людей, поводы пообщаться. Вот они стояли на мосту напротив дома для уток, знакомились, говорили о том, что они видят.
Во время выборов наши соседи придумали акцию «Сытый наблюдатель». Районное сообщество запустило флешмоб, чтобы избиратели во время голосования несли на участок еду для наблюдателей, которые дежурили. Тем, кто «со стороны света», приходилось трое суток жить на участке, чтобы караулить вбросы. Для них кто-то испек шарлотку, кто-то сварил картошечки. При мне одна милиционерша расплакалась, когда поняла, что им тоже можно угощаться, что мы не только «своих» кормим.
Специфика моей питерской мастерской по интерьерному металлу была в том, что мы делали очень дорогие вещи в особняки. Заказчики были разные. И бандиты, и просто богачи. В том числе и конторы, которые обставляют дворцы преступной группировки, которая у власти.
В какой-то момент я понял, что не могу больше брать заказы. Сначала воры превратились в убийц, причем в серийных. А потом сразу стало ясно, что, кроме них, на рынке никого не осталось. И вот я принял решение бизнес сворачивать и уезжать.
Но мне было важно поставить точку в своей российской истории, и я принял приглашение поучаствовать в биеннале современного искусства в Третьяковке. Затеял инсталляцию на целый зал. Она была про горечь несбывшегося. Про те вещи, которые мы больше не увидим. Про то, что мир разделился на то, что еще может произойти, и на то, что никогда не случится.
Когда все было смонтировано, куратор выставки говорит: «Александр, у меня еще 28 авторов, мне надо спасать проект. Минкульт не разрешает ставить вашу фамилию в Третьяковке. Можно ли устроить так, чтобы работа осталась, а вашей фамилии под ней не было?»
Говорю: «Это даже некоторая честь для меня. Пусть будет написано просто Художник». Я уж молчу, что многие работы на биеннале были если не провоенными, то откровенно на другом полюсе. И я не видел в этом причины для того, чтобы не показать людям свое искусство. Но тем не менее, биеннале не случилась вообще. Может, и к лучшему, потому что горечь несбывшегося накрыла весь проект. Получилось вот такое «мета-мета» искусство.
По моему плану, открыв биеннале, я должен был сесть на самолет и улететь. Но пришлось покинуть Родину без этого.
При всех жертвах, которые Украина принесла этой войне, сильно выиграет от нее: и в смысле сплочения народа, патриотизма, и в смысле места на международной политической арене. Россия же вернется в удобное для себя средневековое состояние.
Это не 24-го случилось странное, это Россия вернулась в обычное русло. Необычное что-то случилось в августе 1991-го. И все мы были свидетелями небольшого кусочка истории, когда страна была не собой. Когда у людей было будущее. А сейчас она вернулась на свои людоедские рельсы и будет ехать по ним еще десятилетия.
Мне говорят: «Когда Путин умрет, ты же вернешься?» Нет, ребята. Я вернусь только в одном случае, и то не факт – когда я увижу, что неделями в прямом эфире в прайм-тайм идет суд над этими п******ами. Если я почувствую, что буду полезен России и смогу какую-то пользу принести, то, может быть, вернусь. Но, к сожалению, все выглядит так, что наступает долгий тяжелый мрачный период.