Аркадий Островский: «Путин воспринимает внутренние изменения как внешнюю угрозу»
Аркадий Островский — сотрудник журнала The Economist, автор книги «The Invention of Russia: The Journey from Gorbachev’s Freedom to Putin’s War», которая стала лауреатом Премии Оруэлла. Считает, что война в Украине — это прежде всего война за ценности. И агрессия вовне началась из-за страха Путина перед изменениями России изнутри. Насколько далеко пойдет Запад в поддержке Украины, и какое будущее ждет Россию, Островский говорит в проекте «Очевидцы»: «Всегда можно объяснить, почему в России будет плохо. А вот изменение к лучшему — непредсказуемо».
Расскажите о себе.
— Меня зовут Аркадий Островский, я журналист. Я работаю в газете The Economist — это британская газета, которая выходит с 1843 года. Я редактор отдела России, бывшего Советского Союза. Я освещаю Россию, Украину и, естественно, войну.
Война была неизбежна? Насколько неожиданным для вас стало вторжение в Украину?
— Оно, безусловно, с одной стороны, было неожиданным, потому что события такого масштаба очень тяжело представить. Представить, как воют сирены воздушной тревоги, которую люди знают в основном по фильмам, как летят ракеты на город Киев, как убивают ни в чем не повинных украинцев — очень тяжело. С другой стороны, к этому всё шло. Мне не нравится вопрос «насколько это было неизбежно», потому что все «избежно», пока человека не лишили жизни. Мы понимали и видели, что есть предпосылки к войне, начиная где-то с 2008 года.
Зачем Путину эта война?
— Почему он ее начал? Очевидно потому, что у него есть, наверное, какая-то идея миссии. Надо сказать, что удивительная черта этой войны — ее совершенная бессмысленность. Все-таки настолько безумной, лишенной разума войны мир, наверное, не видел. Украина России не угрожала. Страны Запада и НАТО России военным путем не угрожали. России вообще угрожать очень сложно, поскольку она большая ядерная держава, и никто не собирался этого делать. Есть замечательный текст, написанный выдающимся американским дипломатом Джорджем Кеннаном в 1946 году. В этой телеграмме Кеннан точно объясняет, что то, что говорит Сталин, то, что говорит коммунистическая партия, это совершенно не то, чего хотят люди. Что [советским] людям нужно примерно то же самое, что нужно людям в любой другой стране — образование, нормальная жизнь. У России и Советского Союза есть страшный комплекс неполноценности и неуверенности в себе. Не у страны, а у ее руководства, которое не может обеспечить ни экономического роста, ни достойной жизни, и которое боится изменений, которые могут начаться внутри страны. Я думаю, что именно социальная модернизация России, которую мы наблюдали на протяжении всех этих лет, несла в себе угрозу той идее контроля и манипуляций, которая была заложена в КГБ СССР и которая была у Путина. Появился страх того, что страна начнет меняться (и она начала), страх, что это лишит его власти, а его власть приравнена к величию страны, империи, Советского Союза и так далее. Я думаю, что он воспринимал внутренние изменения в России как внешнюю угрозу, ведь эти люди не верят в свободу воли. Они не верят в хорошие позывы и считают, что все происходит по чьей-то воле, что людям нельзя доверять, ими можно только манипулировать. Путин приписывал все те изменения, то хорошее, что начинало происходить в России, в волонтерских движениях к внешней угрозе. Поскольку дать России меняться изнутри нельзя, нужно менять мир вовне — нужно отторгать Запад. А угроза шла с Запада — все эти либеральные ценности — и поэтому надо воевать с Западом. Я думаю, что для него война с Украиной — это часть войны с Западом и уверенность в том, что он может менять мир, а все остальные — слабаки. Сказать, что в России был мощный экономический рост, переизбыток сил, демографии, переезд большого количества молодых сильных людей из деревни в город, как это было в Германии в начале 30-х годов, тоже нельзя. Эта страна не переживала экономического расцвета. Поэтому сказать, что на эту войну был запрос — нельзя. Люди не хотели этой войны: никто не выходил на улицу, не было переизбытка агрессии, не было фашистского переворота, какой был в Германии. Хотя Россия погрузилась в фашизм, и то, что они стали обозначать себя полусвастикой — буквой «Z» — тоже интересно. Почему именно эта стилистика была выбрана для имитации поддержки низового движения, которого не было?
Почему россияне так легко поверили в то, что Украина хотела напасть на Россию?
— Потому что есть такая вещь, описанная много раз, как ресентимент. Во-первых, мы не знаем, сколько людей поверило в это. Вообще, во что люди верят, а во что не верят — я не знаю. Я встречался в хорошем городе Томске с хорошими люди. Я встречался с замечательными людьми в Красноярске и Новосибирске. Это нормальные люди, хорошо делающие свое дело. Поверили ли они, что украинцы враги? Я не уверен. Меня как раз поражает не то, сколько народу поверило, а то, как при этом потоке пропаганды, который льется на людей в течение многих лет, люди сохраняют некий здравый смысл. А что касается того, почему люди верят — потому что ресентимент, потому что зависть, потому что страшно представить и поверить, что твое государство уничтожает Украину и творит все эти ужасы войны. Потому что человеку сложно поверить в то, что мы по природе ужасные существа. Людям свойственно думать, что они делают что-то хорошее, и люди вокруг них тоже делают что-то хорошее. Потому что в России на протяжении многих лет осуществлялся негативный искусственный отбор — убивали лучших. Не случайно в сталинское время это называлось «ликвидацией класса» — они ликвидировали крестьянство, они ликвидировали ту самую интеллигенцию 80-х годов прошлого века. Они уничтожали собственную страну на протяжении очень долгого времени. У тех, кого они уничтожили, не было потомства. Это очень страшное прошлое. То, что мы видим сейчас, это завершение того эксперимента, который начался даже не в 1917 году. Мне кажется, что датировку нужно ставить с 1928-1929 года, а закончится это всё годом окончания этой войны. Для меня это последствия тех действий.
Насколько далеко Запад пойдет в поддержке Украины?
Я думаю, что они зайдут очень далеко, потому что и Америка, и Европа, и Великобритания — все понимают, что это не война России с Украиной, что это не просто война двух славянских стран или местный конфликт. Это война за ценности. Это война за свободу. Путин действительно считал, что раз он не верит в ценности, то у людей нет свободной воли и этих самых ценностей. А какие ценности на Западе? Тридцать лет технократического правления, экономики, глобализации, конца идеологии. Меня очень поразило то, как всё быстро вернулось назад. А на Западе — ощущение ценности идеологии у людей. Санкции и поставки вооружения — это результат не решений политиков, а низовой поддержки. Как быстро Америка привела себя в действенное состояние, ведь речь идет о своих ценностях и вообще о свободном мире. Это действительно война добра и зла. И поэтому я думаю, что поддержка не закончится.
Каким вы видите будущее России?
— Я думаю, что возможностей избежать волну насилия очень немного. Надежды на то, что это кончится чудесным избавлением, сменой власти, а дальше разворотом страны, ее прихождением в себя и ощущением ужаса от того, что было сделано, покаянием, выплатой репараций, выдачей военных преступников — всего того, о чём Навальный написал в своем блоге к первой годовщине войны — немного. Как и на то, что это быстро закончится, что Россия сможет избежать большого насилия внутри. При этом в русской истории есть довольно странная черта: практически в каждый момент русской истории можно довольно точно сказать, почему будет плохо. Почему в какой-то момент становится лучше, никто не знает.
