Путин — дракон, который хочет больше золота
Когда Россия захватила Крым в 2014 году, Филипп был подростком и еще не понимал, что произошла трагедия. Он рассказал, что многие крымчане в один момент стали называть себя россиянами. Со временем Филипп осознал, что жить в Крыму небезопасно. После окончания школы он успел пожить в Москве, поступить на моряка в Керченское училище. Но обучение пришлось бросить. После того, как началась полномасштабная война России с Украиной, Филипп уехал в Армению.
Расскажите о себе
— Меня зовут Филипп. Мне 24 года. Родился в Крыму, в Украине. Какое-то время жил там, потом три-четыре года жил в Королёве, в Подмосковье. Потом снова вернулся в Украину. Окончил 11 классов. Почти получил высшее образование, но из-за войны уехал. Я учился на моряка, на инженера судоводителя. Никогда не нравилось учиться, просто реально, с момента оккупации Крыма просто по инерции жил. Какие-то были проблески в плане стать моделью, или что-то еще. Пытался ездить, но визу вообще никогда невозможно было мне получить из-за крымского русского паспорта. Постоянно получал отказы. Вот сейчас, как только я отдалился от России, все налаживается.
Почему вы уехали из Крыма?
— Мысль о переезде всегда витала в воздухе. Хотелось всегда уехать обратно в Украину. Не то, что не было возможности, я просто слишком был занят своими рутинными делами. Наверное, последней каплей стала война. Да, очень просто было уезжать. Потому что я изначально переезжал не один. Переезжал с бывшей девушкой и хорошим другом. Мы собирались переезжать в Батуми, но в последний момент меня не пустили на Верхнем Ларсе, на границе, и второй раз на границе Армении с Грузией. Я решил остаться в Армении.
Как Вы узнали о начале войны?
— Я помню, что узнал это в Инстаграме, в каком-то посте, что Киев начали обстреливать. Мы сразу созвонились с друзьями. Нас было человек 6−7 в Зуме. Начали все это обсуждать. Сразу же смотрели цены билетов, чтобы уехать. Родители все это воспринимали несерьезно. Ну да, можешь поехать в Грузию, посидеть месяцок, потом возвращайся. Всё равно это всё ненадолго. Это всё какая-то ошибка. Это все неправда. Последние мои потуги в моей профессии, случились на Камчатке. Я списался с судна, потому что там были ужасные условия. Камчатка сама по себе не слишком благоприятное место для существования. Вот я списался, уехал. Ребята, которые только недавно пришли с рейса, они были вообще отрезаны от связи. Они не знали, что случилась война. Вот они приехали, как контуженные, просто не знают, что делать. Но, всё равно пока, вроде как, не собираются переезжать. Тот же младший брат, я не знаю, он думает, что он под защитой каких-то своих знакомых, которые в какой-то момент его увезут в подмосковную деревню. Он там переждет и ничего не случится. Дай Бог! Но практика показывает, что повестка долетает в любой укромный уголок.
Как ваши близкие относятся к войне?
— Мама все понимает. Я с ней часто общаюсь на эти темы, стараюсь её выпрямить в этом плане и стараюсь, чтобы она тоже следила за новостями, следила за информацией. Отец, он за спецоперацию, за эту версию. Когда я мог упомянуть оккупацию Крыма в 2014 году, ему это не нравилось и все. Этот разговор на повышенных тонах сразу прерывался. Поэтому я стараюсь об этом не говорить. Но, мы хорошо общаемся.
Когда для вас началась война?
— Естественно что она началась еще тогда. Это Донбасс и так далее. Но по ощущениям, конечно, я почувствовала это только 24 февраля, когда Россия напала на Украину. Потому что это коснулось меня. Когда это меня не касается, я думаю, у многих такая политика была до этих событий, что если меня это не касается, значит, я это не особо чувствую. Значит, я могу как-то это обойти эмоционально, или физически. Так как это коснулась и вовлекло, это не может не вовлечь, то я начал уже интересоваться. Перестал быть аполитичным в какой-то степени. Хоть я сейчас не особо круто понимаю в политике, но слежу и понимаю, что нужно делать, чтобы хорошо себя чувствовать и помогать людям хорошо себя чувствовать.
Как вы восприняли события 2014 года?
— Я совершенно не интересовался. Я не понимал, что происходит. Я был маленьким. Я еще учился в школе. В школе это был восьмой или девятый класс. Я помню, что просто все в секунду стали русскими и повесили российские флаги. На классных часах в школе учительница, классный руководитель, которая всегда топила за Украину, у нас висел герб Украины, мы знали гимн, она сразу же нас заставляла учить гимн России. Мы все просто ерничали, не хотели учить и злорадствовали максимально, типа, Рашка-Рашка, все такое. Неприятно было, но это не кололо никак сильно, мы просто такие: «О, круто, пришел рубль, а цены остались украинские, пойдём пива выпьем». Типа такое, а потом уже со временем стал понимать и жалеть, что рядом не оказалось взрослых, которые смогли бы объяснить, что это нехорошо, и тебе стоит уезжать, как можно скорее, иначе тебя это затянет и останешься в России.
Как вы относитесь к понятию «коллективная ответственность»?
— Коллективная ответственность, конечно, она будет ощущаться в России сто процентов, от этого никуда не убежишь, и нет смысла убегать, потому что все это содеянное будет тянуться еще очень много лет. Вот и россияне будут все это вынуждены нести на себе, потому что многие русские даже уехав в другие страны не выходят на митинги, в Турции в Ереване, типа это очень легко отслеживается, и это видно. Я думаю, да, что она имеет место быть.
А ты выходил на митинги в Ереване?
— Да, неоднократно. Как только переехал в Ереван, был первый митинг в поддержку Арцаха и Украины. Очень непривычно было находиться на таком мероприятии, где тебе ничего не угрожает, а наоборот полиция даже защитила меня от одного армянского мужчины, который напал на меня из-за того, что я шел с флагом Украины в руках.
Зачем Путину эта война?
— Я думаю, что что он дракон, который хочет больше золота, как в Хоббите.
Вы хотели бы вернуться в Украину?
— Я хочу вернуться, и я вернусь в Украину. Это будет супер-прогрессивная страна, которая не будет уступать европейским странам.
Действительно ли много россиян поддерживают войну?
— Когда началась война, я полномасштабно оценил всю силу пропаганды. Я думаю, что это она, и только она. И этот путь правления, который выбрал Путин, вся эта его философия, она очень грамотно подобрана именно под каких-то узколобых людей, которые, не знаю, какими-то категориями привыкли мыслить. В принципе те, кто хотел уехать, они уехали. Те, кто остались — это либо люди к которыми я питаю только уважение, у которых есть причины остаться, они не могут переехать по каким-то причинам, из-за бабушек, дедушек, или чего-то еще. Ну, а остальные — это просто зомбированные, или недалекие люди.
Какое будущее вы видите для России и Украины?
— Блин, я не буду, как Дурнев хайпить на тему того, что Россия навсегда в пропасти, и теперь все будут вытирать об нее ноги, и никогда больше русский не подружиться с украинцем. У меня нет такой яркой, дикой ненависти, допустим, как у тех же армян к туркам. Какое-то количество времени придется с натянутыми отношениями просуществовать, наверное.
Как по вашему армяне относятся к Путину?
– Очень маленький процент местных жителей говорит, что он все правильно делает, так и надо, Путин — толковый, умный дед. Но, это очень маленький процент. В основном, все говорят что он поехавший старпер, которому не место больше у власти, и скоро он сгинет и все будет хорошо.
Как вы устроились в Ереване?
— Я супер-круто устроился в Ереване. Не с первого раза нашел коллектив, с которым я кайфую и наслаждаюсь практически каждым днем нахождения с ними. Мы стали друзьями, стали семьей, празднуем совместные праздники, День благодарения, Хануку, всякие такие приколдасы. Очень тепло себя здесь чувствую, очень много планов, очень свободно, реально жизнь с чистого листа. Перестала абсолютно заниматься тем, чем занимался в Крыму. Я сейчас работаю поваром в МуКимЧи, в семейном местечке. Параллельно занимаюсь музыкой, вот начал снова моделить, фотографируюсь, кайфую.
Чего вы боитесь больше всего?
– Я боюсь вернуться сейчас в Крым российский, если вдруг придется. Я боюсь, что если вдруг начнутся какие-то боевые действия по возвращению Крыма и кто-то из моих близких пострадает, и мне придется ехать, и я не поеду, и неприятно от этого становится. Вот, как-то только этого боюсь на самом деле. И еще страшно, что младший брат, которому 19 лет, находится в Москве сейчас, и не особо думает о переезде.
