«Политика уже в трусы залезла»

Полина Лацци – журналистка, волонтерка. Выпустила зин (независимое малотиражное издание, журнал) «Сны о Москве». В нем показывается Москва до и после начала войны: влюбленности, прогулки, суды, страхи.

Первый митинг Лацци – Болотная площадь, с тех пор она увидела, как менялось протестное движение в России. Юридическое образование помогало ей консультировать задержанных на митингах. Да и саму ее задержали на выходе из метро: «Синие волосы – пакуем в автозак». Полина Лацци рассказала «Очевидцам», почему гражданская война в России может стать поводом не для бегства, а для возвращения россиян

Расскажите о себе.

— Я Полина Лацци. Кто я нынче — сложно сказать. Я всё и сразу, везде, где только можно. Вообще я журналистка, но много занимаюсь организацией культурных мероприятий, перформансами. Издала зин со своими текстами и иллюстрациями разных художниц и волонтёров.

Почему вы уехали из России?

— Я уехала из России потому, что началась война. Потому что я решила прекратить свою деятельность на территории Российской Федерации. Чем я хуже того же H&M? Я молодая красивая девушка, не хотела оставаться в России и как-то поддерживать происходящее. Я просто не могла этого делать. Я уехала примерно год назад, в мае, потому что когда началась война, я сначала болела, а потом вышла на митинг — было очень длинное, затянутое административное дело. Мне хотелось на нём присутствовать и ходить на суды к ребятам, которые были со мной вместе в отделении: у меня неоконченное юридическое, и мои хотя бы четыре курса позволяют немножечко понимать, что происходит, и консультировать ребят, подсказывать, поддерживать. Для меня тогда это было важно, потому что я понимала, что сам по себе мирный протест уже не особо полезен, но я знала, что могу быть полезна тем, что буду засланцем-юристом в отделении. Я взяла контакты у всех ребят, кто был со мной в отделении, мы собрали большой чатик и вместе писали все жалобы. Поэтому вся эта история закончилась только в мае, 17 мая у мамы был день рождения, а 18-го у меня был самолёт через Ереван в Тбилиси.

Как мама отнеслась к вашему отъезду?

— Её взгляды успели поменяться довольно сильно. Лет 5 назад, когда я выходила на акции и протесты, она говорила: «Это глупость и делать этого вообще не надо». Сейчас она меня полностью поддерживает, говорит: «То, что ты сделала — правильно. Ты молодец, я тобой горжусь, что ты уехала». Сейчас она продаёт квартиру в Воронеже и, я надеюсь, когда продаст квартиру, она всё-таки решится приехать сюда хотя бы в гости. Но вообще, я очень надеюсь на то, что она сможет сюда переехать. Ей здесь должно понравиться.

В каких митингах вы участвовали?

— Мой первый в жизни митинг был на Болотной площади. Я, когда была возможность, регулярно ходила на митинги, с той самой Болотной, и потому видела, как меняется протест, и уже поднаторела, стала понимать в какой момент нужно уходить или как замечать в толпе эшников. В моём городе они со мной здоровались и говорили: «Полина Александровна, как себя чувствуете сегодня? Почему в прошлый раз вас не было?» А в первые дни войны мне написал мой старый знакомый из Днепра и сказал, что у него сейчас никого кроме меня из России не осталось, и поэтому ему хотелось спросить меня, какие настроения в целом, как я это вижу, чего ждать, может ли быть такое, что на Красную площадь выйдут два миллиона человек и войну остановят. И мне, конечно, было очень горько, что я могла сказать только: «Я выйду, но когда выздоровею, и ничего не будет. Мирный протест не поможет, и ожидать массовых протестов не имеет смысла», потому что я знала, что если сейчас выходить, то повяжут просто на выходе из метро. Меня так повязали и многих моих друзей тоже. Они просто выходили в центр города пленку поменять, погулять с девушкой, если они выглядели просто неформально — их все равно задерживали. Записывали сопротивление и участие в митинге, даже если они знать не знали о митингах, или если их не происходило. Задерживали просто так, потому что: «Молодежь, синие волосы — пакуем в автозак».

Зачем Путину война?

— Я не очень сильно задумываюсь на эту тему, меня этот товарищ бесит уже очень давно. Зачем? Наверное, из-за существующей в параллельной реальности идеи того, что можно возродить какую-то имперскость. Наверное, ожидание того, что можно увенчать себя лаврами победителя и пойти на очередной срок — пожизненный. Или просто вписать себя в историю на старости лет. Слава, безумие, власть. Когда человек обладает властью так долго, он неизбежно сходит с ума. Я считаю, что это абсолютная шиза.

Вы выпустили зин «Сны о Москве», расскажите о нем.

— «Сны о Москве» — это мои сны за год после начала войны. Я всегда записываю свои сны, особенно когда они яркие, интересные, и люблю рассказывать друзьям о том, что мне снилось. Я поняла, что многим сейчас снятся похожие вещи. Это как будто бы наша общая подсознательная травма, и она ищет выхода наружу. Так как все это общее, я подумала, что имеет смысл попробовать это собрать и, возможно, кому-то будет интересно прочитать это и почувствовать, что они не одиноки, что всем приходят именно такие мысли и сны. При этом хотелось сделать так, чтобы это было не просто ностальгическое или воспевающее Москву, как нечто прекрасное. Понятно, что это метрополия, шиковавшая на колониях. Я не москвичка, я из Воронежа, и моя Москва вопреки, а не благодаря всему тому, что в ней было. В моей Москве, особенно в Москве моих снов, происходит всякое забавное безумие: огромный Кремль, тяжелое ночное небо, первая квировая влюбленность. В «Снах о Москве» очень многое связанно с войной, с судами и с мыслями о том, как было бы, если бы я вернулась в Россию. Зин состоит из восьми снов: четыре описывают довоенные воспоминания, вплетающиеся в мои сны, а другие четыре полностью про то, что произошло после войны, и заканчивается всё сном про возвращение в Россию. Я, конечно, в Россию не возвращалась, и вряд ли на данный момент вернусь. Иллюстрации к этим снам делали разные художницы, поэтому каждый сопровождается своеобразной картинкой в своем собственном стиле.

В последнем сне вы говорите, что «не ездить в Россию — это почти как веганить». Что должно случиться, чтобы вы вернулись?

— Эта мысль мне приходит в голову почти каждый день, впрочем, как и мысль о суициде. Мне недавно опять снился сон, буквально позавчера, о том, что я вернулась в Москву. На этот раз снилось, что война закончилась, и потому я смогла приехать. Что должно случиться? Чтобы я поехала прямо сейчас, наверное, должны возобладать саморазрушительные тенденции, потому что на данный момент мне в Москве жизни нет. Хотя я безумно скучаю по людям, которые там остались. Чтобы я приехала туда спокойно, должна закончиться война или начаться гражданская война, потому что только тогда я почувствую, что статус-кво изменился и я со своими взглядами смогу честно, искренне там находиться. Сейчас я не могу ехать, потому что первый же полицейский меня останавливает, просит разблокировать телефон, я отказываюсь — и все. Или я не смогу, идя по улице, не говорить со своими друзьями и близкими о войне. Не смогу называть это специальной военной операцией. Для меня это абсолютно невозможно. Я думаю, что толку от меня очень мало, потому что я нифига не здоровенный боец, но, по крайней мере, я смогу и захочу там быть. Мне кажется, у многих сейчас такие настроения: «Вот я поеду в Европу и там буду классно жить. Или в Америке срочно нужно искать какую-то классную работу, визу таланта, Nomad визу, и делать вид, что все это меня не касается. Я так классно эмигрировал, как можно было эмигрировать 5-10 лет назад». В то же время я знаю примеры людей, которые едут сейчас обратно в Россию. Например, один знакомый едет на родину в Удмуртию, чтобы издавать на удмуртском языке тексты. Он понимает, что если все люди, которые имеют такие же антиколониальные настроения, покинут родину, то ее не останется. Не останется самобытности, независимости, языка как такового. Для него это важно, и я это уважаю. Я думаю так же. Если будет хоть какой-то проблеск надежды, то, да, я буду за него бороться.

Вы верите в светлое будущее для России?

— Есть вариант бесконечного, медленного, тягомотного, антиутопичного кошмара, когда нет никакого просвета, люди просто живут в посттоталитаризме и продолжают дальше прятаться в своей уютной норке, где политика их не касается, хотя она уже в трусы залезла. Либо все-таки будут масштабные волнения, конфликты, будут кровь и боль, но только через это можно добиться свободы. Как это ни страшно, как ни чудовищно, но это мне кажется самым светлым вариантом из реалистичных.

Как вы следите за новостями в России? Что читаете?

— До сих пор читаю телеграм-каналы и почтовые рассылки, на которые подписалась, когда была в России, потому что все к чертям заблокировали. Читаю довольно малочисленные партизанские анонимные телеграм-каналы, которые ведутся с шифрованием. Они рассказывают про вещи, о которых более массовые источники вроде Каца, например, никогда не скажут. Я смотрю Каца каждый день, но иронично. Если его поставить на 0,75 скорости, то он звучит как бухой батя.

Чего вы боитесь больше всего?

— Мне кажется, что я уже отбоялась всего, чего только можно. Страшнее чем сейчас, мне кажется, уже некуда. Уже год абсолютная непредсказуемость, кошмар и ужас, на который ты не можешь влиять — что может быть страшнее, чем это? Иногда страшно, что кто-нибудь нажмет ядерную кнопку, но этого тоже за год уже отбоялась десять тысяч миллионов раз. Могу бояться разве что самой себя, что сделаю какую-нибудь глупость. Вот и все.

О чем вы мечтаете?

— Мечтаю вернуться.

У вас есть стихи о войне, вы не могли бы их прочитать?

— Это стихотворение написано в тот момент времени, когда я болела, и мы жили в очень маленькой комнате на чердаке, где у нас было окно в потолке.

Если бы наши будни
В крошечной квадратуре
Запечатлеть на пленке,
Запечатлеть в скульптуре,
Вывести в кольцах дыма,
Тянущихся в окно,
Пялящееся сверху,
Из потолка на дно,

Наших рваных простынь,
Наших изнеженных тел,
Весь этот беспредел вечен,
Будто латынь,
Будто твое лицо не сохраняет морщин,
Снова включаем кинцо
И выбираем токсин.

Видим не дальше стен, протянутой руки,
Скрывшись от эпистем
И от игры в поддавки
С пластиком черных забрал,
Грубостью голосов,
Никто никого не забрал
И не скрипел засов.

Не наблюдаем часов,
Гандоны за полцены,
Медленно,
Как друзья, покидают пределы страны,
Пристально глядя в глаза,
Чтоб в них отразились сны,
Мы занимались любовью
В первые дни войны.