Ксения Кагарлицкая — дочь Бориса Кагарлицкого. Социолога, политолога, бывшего главреда сайта «Рабкор». Ныне — политзаключенного. Ксения работала в команде отца, занималась ютуб-каналом «Рабкор», сейчас специализируется на роликах для детей в ютубе. Из-за ролика о подрыве Крымского моста Бориса Кагарлицкого сначала приговорили к штрафу а 600 тысяч рублей, а потом, после апелляции, приговор ужесточили, лишив свободы на 5,5 лет. Почему известного во всем мире политолога репрессировала каждая власть, и как можно помочь политзекам в России, Ксения говорит в проекте «Очевидцы».

Расскажите о себе.

— Меня зовут Ксения Кагарлицкая. Я бы хотела рассказывать о себе не в контексте, что я чья-то дочь, чья-то жена, но в данном варианте приходится говорить о себе в этом контексте. Я дочь Бориса Кагарлицкого, социолога, политолога, бывшего главного редактора сайта «Рабкор» и одноименного канала на Ютубе. И ныне, к сожалению, политзаключенного. Я бы про себя, наверное, могла рассказать, что я раньше работала на «Рабкоре»” что я была у его истоков, как у Ютуб-канала, потом мне пришлось его покинуть. Пришлось, наверное, это громко сказано, просто у меня появилась другая работа, на которой я до сих пор работаю. Я занимаюсь мультиками на Ютубе, создаю детский контент. И вот 27 июля 2023 года мне пришлось снова стать частью команды «Рабкора», мне пришлось стать частью международной компании. И, в общем, моя жизнь разделилась на до и после того, как Бориса посадили в этой итерации. Это важный момент, потому что у него была отсидка в Советском Союзе до моего рождения, у него была отсидка при Ельцине, у него была отсидка при Путине в двадцать первом году — административный срок, и вот первая итерация этой отсидки была в июле двадцать третьего года.

Как прошел ваш день 24 февраля 2022 года?

— Я жила в Подмосковье, в России. Я считала, что люди, которые считают, что начнется война, они сумасшедшие. Более того, у меня подруга есть, которая живет в Израиле. И она мне говорила, надо уезжать из России, потому что будет война. Я говорила, какая война? Ты с ума сошла. Но она уехала в Израиль, и там тоже война, и как бы мало от чего она уехала, но тем не менее мне казалось, что она абсолютно путает реальность с какими-то СМИ. То же самое мне казалось, когда я смотрела соцопросы людей на улице в Украине: «Как вы считаете, что вы будете делать, если начнется война?»

И только один человек сказал, что война действительно начнется, что он возьмет оружие в руки и пойдет защищать страну. 90% респондентов, я понимаю, как монтируются такие вещи, можно как угодно, это смонтировать, но тем не менее на меня это повлияло, что 90% респондентов отвечало, что не будет никакой войны, и вообще все это фигня, и вообще они нас запугивают. И я, в принципе, придерживалась того же мнения. И 24 февраля я проснулась, читаю новости, и я не знаю, все, наверное, одинаково это описывают. Шок, оцепенение, ужас, непонимание. Я у кого ни спрашивала, у всех подобные эмоции, особенно у людей, которые против войны. Потому что у людей, которые за войну, у них очень часто возникают эмоции — супер, класс, мы этого ждали столько лет. А тут у всех примерно одинаково это было. А мне нужно было в тот день делать смешные обложки на YouTube. В принципе, тогда я занималась исключительно этим. Я делала веселые обложки, — блюющие сортиры или что-то еще. Это было в норме моих ежедневных обязанностей. И тут выясняется, что война, и у меня совершенно не то настроение. Я взяла отпуск, чтобы просто осознать это, чтобы не делать эти обложки, потому что я чувствовала внутреннее противоречие между тем, что я делаю, и тем, что происходит снаружи. И начался трехдневный думскроллинг, бесконечное пролистывание новостей, которые вряд ли влияли позитивно на психику, но все равно человек продолжает это делать. Так начался мой трехдневный думскроллинг. Так вот я провела первые три дня отпуска.

Как изменилась ваша жизнь после начала войны?

— Сначала не очень сильно в том плане, что я продолжила жить, где жила. В этом плане моя жизнь не очень сильно изменилась, кроме новостного фона. Мне кажется, что с одной стороны открываешь телефон, там какой-то ужас, а потом выходишь на улицу, а там этого ничего не происходит. И начинает казаться, что это происходит только где-то в интернете, что это вообще не существует. Выходишь на улицу, там солнце светит, все гуляют, все нормально. Открываешь телефон, там люди гибнут, там Мариуполь. И вот этот диссонанс постоянный, потому что люди в Украине, они не только это наблюдают в интернете, они это наблюдают вокруг себя. А потом началась мобилизация. Вот тут-то моя жизнь сильно изменилась, мне пришлось уехать из страны. У меня муж служил, ему пришла повестка прям сразу же, потом пришла еще одна. Я как такая классическая жена сентябриста. Он уехал в сентябре, я приехала в ноябре. Я еще два месяца решала всякие вопросы в России. Он после начала мобилизации был в каком-то таком анабиозе, вообще не понимал, что происходит. Это была абсолютно моя инициатива, что надо срочно уезжать из страны. И нам повезло — мы не из тех людей, которые в Верхнем Ларсе 3 дня стояли или какие-то бешеные деньги отдали. Мы за 6 часов пересекли границу с Казахстаном за 10 тысяч рублей. А потом вот приехали сюда, в Черногорию.
В России бесконечное ощущение тревожности, что к тебе могут прийти с обыском. Я, тем более, проходила через этот опыт. И в Казахстане оно никак не прошло. Мы уехали в другую сторону, но у меня продолжилось ощущение, что к нам могут прийти, что нас могут обыскать, что могут остановить на улице. Потом переехала в Черногорию, и, наконец-то, это ощущение прошло. И, слава богу, я поэтому тут и нахожусь уже год.

Разделяете ли вы идеи вашего отца, Бориса Кагарлицкого?

— Я формировалась под влиянием идей Бориса Кагарлицкого, в целом, мое мировоззрение, мои взгляды на жизнь, то, как я вижу мир — отчасти через призму того, как его видит Борис. Другое дело, что есть вопросы, в которых мы различаемся. Например, вот моя любимая тема — это гей-браки. У нас в этом вопросе различное мнение. Но есть еще какие-то вещи, в которых у нас разделялись позиции. Особенно в рамках того, как надо вести работу у нас очень часто разделялись позиции. Но глобально нет.

Почему Борис Кагарлицкий при любой власти был в оппозиции?

— Потому что мой отец никогда не был оголтелым идеологом чего-либо. Он смотрит на плюсы, минусы, более комплексно на какие-то проблемы.

«Меня же критиковали и за то, что я плохо писал про украинскую власть, и за то, что я плохо писал про российскую власть. А я просто никогда никому не угождаю. Я пишу так, как вижу и так, как я проанализировал».

Будучи коммунистом, он сидел за несоветскую пропаганду. Это кажется каким-то бредом. Но это ровно так, потому что он в советской власти видел проблемы, на которые он указывал, и это оказалось причиной, почему он сел. То есть его взгляды не менялись в течение жизни глобально по принципам, но он не угоден каждой власти. А сравнить советскую власть и российскую — это же две большие разницы. А и тем он не нравится, и другим, и те, и другие его сажают. Потому что он просто объективно оценивает реальность, критикует ее. И все еще думают, что он рафинированный интеллигент, которого очень легко сломать, который вообще такой трус. А на самом деле он упрямый и принципиальный. И вот эта причина, по которой он не уехал из России, причина, по которой он сколько лет живет, его постоянно сажают, а он продолжает говорить то, что думает. Просто он хоть и интеллигент, но он свои взгляды отстаивает всю свою жизнь.

Борис Кагарлицкий осудил вторжение в Украину в 22-м году. Но в 2014 году он писал: «Новороссия — это не проект, а движение, мечта, общественная цель. Единая Украина сохранится только при условии, что Донецкая Республика и ее силы возьмут Киев». Как вы это объясняете?

— Каждый раз, когда я упоминаю, кого я поддерживаю, чья я дочь, мне это припоминают. Тут очень важно понимать, кто такой Борис, его взгляды и комплексность его взглядов, чтобы понять, что произошло в 2014 году. Борис верит в низовое восстание. Борис изначально всегда говорит про горизонтальный протест, про низовое восстание. Все его работы на протяжении всей его жизни направлены на идею, что будет такое событие, которое соберет и консолидирует вокруг себя общество и поднимет массу. Я очень плохо цитирую, и лучше, конечно, смотреть стримы Бориса, в которых он, кстати, очень подробно это все рассказывал. Есть две версии случившегося — что в ДНР сами восстали, и то, что это российские войска. Сейчас уже считается априори, что там были российские войска. На тот момент это было очень неочевидно. Это я точно могу сказать. Это сейчас нам кажется из 2024 года, что очень очевидно.

Борис искренне верил, что это низовое восстание. То самое, про которое он постоянно всю жизнь писал. И он не может не поддержать низовое восстание. Вот и все.

Борис Кагарлицкий больше известен в мире, чем в России. Почему?

— Ну, он переведен на очень много языков, и в России он как бы не очень угоден власти вечно. Хоть его книги до ареста и до признания агентом продавались и наверно, кстати, не уверена, до сих пор продаются в книжных магазинах в России, но за границей его буквально проходят на политологических факультетах. Мне кажется, странно, если бы студент не знал, что он читает и кого он читает. А в России его не проходят. Мне кажется, это основная причина. А «Рабкор» не смог раскрутиться настолько сильно, поскольку он узко очень направленный, чтобы привлечь к себе достаточно много людей. Но сейчас вот благодаря интервью Ксении Собчак, благодаря аресту, как ни странно, его имя стало более узнаваемо и известно. У него все равно была большая аудитория в России. Она просто намного меньше, чем либеральная аудитория. То есть, если, например, сравнивать Навального и поддерживающую его публику, и Бориса, конечно, она будет меньше. Тем не менее, мы устраиваем встречу подписчиков «Рабкора», там 300 человек собирается. То есть, так или иначе, все равно публика была. Но, с другой стороны, был митинг в Америке, когда Бориса посадили, 500 человек вышло. Фри Кагарлицкий!, — они скандировали. В Америке он наиболее популярен из всех стран. Это не причина, почему его сделали иноагентом, но в Америке он действительно популярен.

Вашего отца задержали за высказывание о подрыве Крымского моста. Как вы считаете, он мог это предугадать?

— Я читала материалы дела, там претензии только к заголовку. Там даже нет претензий к содержанию ролика, там претензии только к заголовку, который процитирую «взрывное поздравление кота Мостика». Кроме как к этому заголовку, даже нет претензий к содержанию видео. Я работаю на youtube и считаю, что нужно создавать хорошие заголовки, и что этот заголовок был, действительно, неудачный, но за это сажать на 5 лет даже я бы сказала, что это слишком жестоко. Хотя я считаю, что многие люди плохие заголовки делают на Ютубе. Да, но они просто нашли повод, потому что с октября висел этот ролик, 10 месяцев он висел, прежде чем его за него задержали. Ну, если бы что-то было не так с этим роликом объективно, и если бы он не соответствовал новым российским законам, которых очень много, которые надо все учитывать, чтобы, не дай бог, ничего не нарушить, они бы сразу бы заметили и сказали бы. С октября по июль ничего не происходило. Они просто искали хоть что-нибудь, за что можно зацепиться, потому что он филигранно формулировал всегда свои предложения, все фразы так, что к нему вообще никак нельзя было прицепиться. И вот тут он совершил ошибку, которую совершают многие люди, которых долго не сажают в России при современной власти. Они думают, что они понимают, что нужно делать, чтобы их не посадили. В этот момент их всех начинают сажать. Я такое видела с очень многими нынешними политзэками. Говорят, вот я хакнул систему, я понял, что нужно делать, вот сейчас я вот так буду говорить, и меня точно не посадят. Посадят, друзья мои, всех.

Почему Борис так и не уехал из России?

— Принципы. Вот я говорила, что он очень упрямый человек. Но он бы это называл — принципиальный, но я назову его упрямцем, который не хочет уезжать из России. Потому что, говорит, если у России дела плохи, это они должны уйти, а не я. Почему я должен уехать?

Но он должен был понимать, что его могут посадить?

— Понимаете, это мы с вами понимаем, что это что-то серьезное. А для него это, ну, посадят и посадят. Ну, если вы пожарный, вы можете сгореть на работе. А если вы занимаетесь политикой, вас могут посадить. Это профессиональный риск. Вы либо идете на это, либо не идете. А если вы боитесь, что вас посадят, вы просто в политику не идете.

Как вы общаетесь с отцом сейчас?

— Ой, Россия удивительная страна.Лучше, чем в России, сидеть нигде нельзя, Не в плане того, как к вам относятся, естественно, нет, это вообще нет. А именно в плане цифровизации всей отсидки. Есть «Зона телеком». Это штука, я ей не пользовалась, но она организует аудио и видео звонки с заключенными. Если вы смотрели шоу «Есть ждуль», и там постоянно дают интервью зэки. Я все время думала, а как они это все снимают? Почему на зоне можно дать интервью? Можно. Там специально стоит веб-камера, можно пойти и записать там видеозвонок. Есть сервис «Сидим-едим», где можно заказывать еду. Есть в «ФСИН-маркетплейс», там тоже можно заказывать еду. И там UX просто как ЯндексМаркет. Там вообще никак не отличается. Ну, может быть, чуть похуже, но и цены примерно такие же, ассортимент примерно такой же. Овсяное молоко там можно заказать. Ну, все, что хотите. А «ФСИНписьмо» — это такой сервис, тоже интернет-сервис, с помощью которого безумно удобно. Вот я каждый раз поражаюсь, насколько удобно все сделано. Человек, в принципе, не должен сидеть, но как удобно все устроено в плане его отсидки. Там пишется письмо, и буквально за полтора дня я получаю ответ. Тут никаких проблем нет. Все письма проходят цензуру, это я понимаю. Я все письма пишу с оглядкой на то, что они проходят цензуру. У меня не было слава богу пока что ни одного случая, чтобы цензуру не прошло письмо. Борис говорил, что первая его отсидка была в Сыктывкаре. Тут, наверное, надо объяснить про первую и вторую отсидку. Потому что сначала его посадили в июле, и потом его освободили в декабре со штрафом в 609 тысяч рублей. А параллельно, пока он первый раз сидел, его Росфинмониторинг внес в список террористов и экстремистов. Все думают, почему Росфинмониторинг занимается списком террористов-экстремистов? Я тоже не понимала. Потом поняла. По закону террорист не может тратить больше 10 тысяч рублей в месяц. То есть если вы террорист, вас объявили террористом, вы можете жить в стране, и все нормально, но не можете больше 10 тысяч в месяц тратить. Вот такой у нас есть закон. Все это для меня было совершенно новое. Я вот сейчас рассказываю все на фоне уже произошедшего теракта в Крокусе. Мой отец и все эти люди в одном и том же списке. Это одни и те же люди с точки зрения государства. Ему назначают штраф 609 тысяч рублей, а он не имеет права тратить больше 10. И он должен их выплатить. Чувствуете, да, вот это противоречие? Не может. И он прямо приходил в Сбербанк и говорил, я Борис Кагарлицкий, я террорист и экстремист. Пожалуйста, помогите мне оплатить штраф. Все такие, да-да-да, сейчас мы вам поможем. И все что-то пытались сделать, и он оплатил этот штраф. Он смог как-то найти изъяны в их же системе и оплатить штраф. Потому что кажется, что это изначально так и было сделано, чтобы он не оплатил штраф, и его по этому поводу бы и посадили. Что вот мы вас освободили, а вы штраф не заплатили. Ну что, мы не виноваты, что он террорист-экстремист, не надо было терроризмом-экстремизмом заниматься тогда. А тут он оплатил этот штраф, и прокуратура выходит с апелляцией, что он не сможет оплатить этот штраф, когда он уже его оплатил по факту. После этого апелляционный суд — два у них было аргумента, что наказание недостаточно суровое по степени «ужасающего преступления» — заголовок на ютубе. А второе, это то, что он не сможет оплатить штраф. Один из аргументов, вы уже поняли, что штраф он оплатил, — не работает. И по идее, я специально читала статистику, апелляционный суд может дать три года, могут перейти на 2 или на 4. Нет такого, что со штрафа — на 5 лет. Штраф — это минимальное наказание по этой статье. А 5 лет максимальное по этой статье. Нет такого, что апелляционный суд с ног на голову, на 180 градусов переворачивает весь приговор. Это беспрецедентный случай с точки зрения юриспруденции, даже российской. И в целом он шел в апелляционный суд с настроем, что сейчас будет такая классическая бюрократическая процедура, сейчас они там что-то позаседают, все останется в силе, они придут в кафе, значит, потом все обсуждать. Ну, по классике надо взять с собой сумку. Ну и вместе с сумкой он уехал в СИЗО второй раз. И первый раз он сидел в СИЗО в Сыктывкаре, Республика Коми, потому что донос был от депутата Сыктывкарского. А сейчас он сидит уже, сначала он сидел в Москве, а теперь в Зеленограде. Пока что он там до мая примерно.

Что ждет Россию?

— Не знаю, я в целом человек позитивный, всегда думаю, что стакан на половину полон, я всегда такая. Но я тут не знаю уже, что ожидать. Мы и войну не ожидали, потом мы не ожидали, насколько это будет ужасающая война. Потом мы не ожидали этот теракт в Крокусе — тоже какая-то жесть. И у меня сейчас мысль, что только будет все хуже, хуже, хуже, а где это дно у хуже, я не знаю. И что это будет означать, что это хуже, я тоже не знаю. Это очень так пространно звучит, что хуже. Что значит хуже? Я просто могу поделиться вот этим ощущением, надвигающегося мрака. И опять же, я сижу тут в Черногории, смотрю на солнышко, на море, все замечательно, а потом захожу в новости, и там людям горло режут в Москве. А Крокус, я буквально там рядом жила. Это диссонанс. Или когда горел дом. Помните, на Черняховского горела кровля дома недавно. Это буквально соседний дом от того, где я жила. И вот просто мне приходят прямо картинки моего района с горящими вот этими домами. И эта страна в состоянии войны, но не на их территории. А будет только, мне кажется, хуже. И уже сейчас обстрелы в Белгородской области, и это дальше, дальше, я думаю, будет продвигаться, ближе к Москве также.

Что дает вам надежду?

— То, что мой отец остается позитивным. Что не я его успокаиваю, а он меня. Он, находясь в тюрьме, говорит, да все нормально, живется неплохо, могло быть хуже. Это человек, который меня поддерживает. То есть он уже, находясь в путинских лапах, внутри путинского режима непосредственно, без возможности сбежать, сохраняет позитив и ощущение, что все будет хорошо. И бесконечно повторяет, что все будет хорошо. И опять же, очень все не любят, когда я их сравниваю с Навальным, но есть очень много точек соприкосновения. Навальный тоже сидел в тюрьме, его бесконечно пытали, ШИЗО, одно за другим, все ужасно. А он приходит успокаивать тех, кто на свободе. Это и есть внутренняя сила духа, которая заставляет нас, тех, кто остался тут, продолжать бороться, а не опускать руки и ничего не делать. А мы делаем очень много. Например, у нас вышла петиция, которая переведена на 14 языков и продолжает переводиться. В том числе на хинди, индонезийский язык, арабский язык. То есть, действительно, на многие языки переведена эта петиция, и на сербский язык тоже. Конечно, задают вопрос, — вы же понимаете, что вы говорите о путинской России, в которой он уже убил Навального, в которой он уже два года ведет войну, что петиция тут не сработает? Другой вопрос, что это не цель. Конечно, это будет замечательно, если петиция сработает, и освободит Бориса. Но я не питаю иллюзий на этот счет. Идея петиции в том, чтобы показать, что нас много, что про Бориса не забыли, что мы его все поддерживаем, что каждый из нас продолжает находить в себе силы бороться. Да, у нас есть уже погибшие политзаключенные, сейчас мы уже на этом этапе находимся. Давайте спасать тех, кто еще жив. Давайте спасать тех, кто может быть спасен. И да, это будет маленькая петиция, но зато каждый вот такой вот шажочек, когда мы за Надеждина идем оставлять подписи, когда стоим вот эту длиннющую очередь, я тут, кстати, стояла в Подгорице на выборы, каждый вот этот маленький шажочек, подпись петиции, вообще дело одной минуты, показывает, что нас много, и это солидаризирует, консолидирует общество. Это очень круто. Поэтому я призываю всех подписать эту петицию. Это очень-очень важно, и действительно дело одной минуты, и это безопасно.