«Я не провинился, что родился в России»

Роману Флягину — 23 года. Родился в Санкт-Петербурге. Учился в Институте народов севера, изучал нанайский. Потом перевелся на юрфак. С подросткового возраста интересовался политикой, участвовал как волонтер в президентской кампании Навального в 2017. После начала войны из страны уехал. Сейчас находится в Германии. О том, почему страна живет от крови к крови, кто виноват в строительстве путинизма и чувствует ли он личную вину за происходящее, Роман говорит в проекте «Очевидцы».

Расскажите о себе.

— Меня зовут Флягин Роман, мне 23 года, родился в Санкт-Петербурге. Поступил в Российский государственный педагогический университет. Один семестр я проучился на факультете Института народов Севера по направлению образования в области родного языка и литературы. Язык моей группы был нанайский. Затем я перевелся на юридический факультет, на учителя права и обществознания.

Что вы поняли о коренных малых народах Севера в России, изучая нанайский язык?

— И советское, и российское правительство, будем объективны, минимум последние полвека на корню уничтожало все, что связано с культурой, традициями, языками коренных малочисленных народов Севера, Сибири, Дальнего Востока. Нет никакой цифровизации, никакого развития, никаких инвестиций. Государство не создавало для этого условий. Мы учились на факультете по учебникам и лексикологическим словарям 60-х, 50-х годов. Конкретно для нанайского языка до сих пор не существует кодировки даже в MSI-8. То есть его банально не набрать. У него письменность на основе кириллицы со множеством ответвлений — то есть апострофы, нижние-верхние подчеркивания. Для него до сих пор не существует цифровой письменности, потому что у государства свои цели. На мой взгляд, все, что имело место в Советском Союзе и нынешней современной России, не направлено на человека, а направлено на государство и его интересы, либо на интересы того, кем оно управляется.

Вы занимались политическим активизмом?

— Да, активизм имел место еще в моем становлении, в пубертатном возрасте. Мой первый митинг должен был быть Антикризисным Маршем «Весна», проводившийся 1 марта 2015 года. Но буквально за день до этого в Москве, под стенами Кремля, был убит Борис Немцов — один из самых видных и известных политиков современной российской истории. И Антикризисный Марш «Весна» сменил зеленый цвет на черный и назвался маршем памяти Бориса Немцова. В тот день в Петербурге от станции метро Горьковская, через весь Александровский парк мы прошли маршем к Троицкому мосту, перешли его и вышли на Марсово поле, где состоялся митинг памяти Бориса Немцова. Тогда я только-только начал формировать свои взгляды и убеждения, касающиеся социально-общественно-политических категорий. Я прекрасно помню декабрь 2014 года, посыпавшийся рубль на фоне событий, происходивших в 2014 году. Именно в те месяцы 2014-2015 года я понял, что наша страна давным-давно взяла курс не туда, и планомерно идет куда не нужно.

Что страна делает не так?

— Нужно стремиться к либерализму, к свободе. В первую очередь, трагическая история России отчасти связана с тем, что у нас никогда не было свободы мысли, собраний, выражения, за некоторыми исключениями, например, Первая русская революция или времена декабристов. Я считаю, из этого проистекает все остальное. Отсутствие экономической свободы, невмешательства государства в частную собственность, в конкуренцию. Из этого же проистекает и зависимость судов и правоохранительных органов. Дело в том, что страна живет от крови к крови, от одной революции к другой. Бесконечные периоды истории России завязаны на бунты, на кровь. Так не должно быть.

Что нужно молодому человеку, чтобы он остался в России?

— Возможность карьерного роста, высказывания, свободы ассоциаций, свободы профсоюзов. Мне нужны честные независимые суды, где в случае нарушения моих прав или нарушения мною чьих-то прав все было бы рассужено честно, объективно, беспристрастно, по совести и закону.

Сейчас социальные лифты не работают?

— Абсолютно. Остался всего один социальный лифт в России — это армия. Но он настолько в крови, что любой, хоть сколько-нибудь имеющий совесть человек, не должен иметь к нему отношение.

Как изменилась ваша жизнь после 24 февраля 2022 года?

— К 2022 году я понял, что юридическая стезя — моя, но 24 февраля, проснувшись в четверг на первую пару по уголовному праву и открыв новости… Если честно, я вообще не ждал этой войны. Конечно же, я следил за всем, что было в феврале: отселение беженцев из «Луганской народной республики» и «Донецкой народной республики», их признание на Совете безопасности 22 февраля. Но я до последнего думал, что это в принципе невозможно в 21 веке для всего человечества — начинать войны. А с точки зрения российской власти, я думал, что это невозможно, потому что это полный кретинизм. Абсолютно понятно, что при таком уровне коррупции и развала той же армии, никаких успехов в стратегическом плане не будет. Но война началась, и я понял, что это конечная. Больше будущего в России я не вижу. В то же время, в апреле-мае, на меня свалилось написание диплома, а по линии гражданского активизма мне начали поступать реальные угрозы. Плюс разгон штаба Навального, ФБК в 2021 году тоже стал звоночком. Я принимал участие в президентской программе Алексея Навального — в 2017 году я был волонтером. И после кратного закручивания гаек, нового витка репрессий, я понял, что, рано или поздно, до меня это тоже дойдёт. Чёрный воронок настигнет и меня. Диктатуры всегда кончаются войнами, в первую очередь, против своих соседей.

Вы же юрист, неужели не отбились бы?

— Нет-нет, не отбился бы, потому что российские суды судят не по закону, а по телефонному праву. Если кому-то что-то было сказано, что, например, нужно закрыть конкретно этого человека или эту социальную группу, то в данном случае мы бы никак не отбились. Найми мы самых лучших адвокатов, суды всё равно извернулись бы.

Какую перспективу вы видели в этой профессии, если считаете, что судебная власть в России устроена неправильно?

— Да, конечно же, это спорный вопрос. Я ни разу не собирался вступать в сделку со своей совестью. Я хотел прийти туда, чтобы на местном, а потом, возможно, и на более высоких уровнях, хотя бы на уровне субъектов Российской Федерации, поменять судебную и любую другую правоприменительную практику. Работать по совести, а не по деньгам в кармане и телефонному праву.

Российская оппозиция раздроблена, лидеры сидят в тюрьме или уехали. Что не так они сделали?

— На мой взгляд, они сделали все правильно. Они сделали задел на будущее. Диктаторы умирают, их режимы разваливаются, а страна остается, и люди так или иначе тоже остаются. Я считаю, что для России эти люди сделали все возможное, что только можно было сделать. Ненасильственный протест — это единственный выход в 21 веке при данном уровне развития демократии в мире. То, что российская власть их закрыла, не делает их виноватыми. Это делает виноватой только саму российскую власть. Мое мнение на этот счет окончательно сформировалось в 21 году, когда Алексей Навальный принял решение вернуться в Россию. Этим решением он показал, что Россия ему дороже всего.

Протест в России имеет значение?

— Конечно, имеет. Пока в самом тоталитарном государстве остается один-единственный человек, не готовый мириться с происходящим, значит остаётся минимальный, очень дальний, но свет в конце тоннеля.

Возможно ли восстановление отношений между Россией и Украиной?

— В ближайшем — нет. Абсолютно исключено. Это работа на долгие десятилетия. Возможно, даже не мое поколение, а мои дети или внуки придут к тому, что было у нас еще буквально 15-20 лет назад в людских и государственных взаимоотношениях между украинцами и русскими. Это катастрофа на десятилетия.

Чувствуете свою личную вину в произошедшем?

— Нет, не чувствую. Это вопрос, над котором я размышлял весь 22-й год. Мне себя не в чем винить. Я сделал все, что мог. Украину я поддерживал всегда с самого начала — я на четверть этнический украинец. Вся моя кровь по маминой линии осталась в Херсонской области. До 2013 года включительно каждое лето я проводил в Украине, в городе Голая Пристань. Я говорю по-украински. Не свободно, но разговор поддержу практически на любую тему. Я помогал украинским беженцам в 2022 году, был волонтером гуманитарного проекта Helping to Live -Допомагаємо виїхати — он помогает уехать украинцам с оккупированных территорий. Я отправлял денежные средства вооруженным силам Украины и не скрываю это. Я отправлял денежные средства полку «Азов». Я считаю, что это был и есть мой долг, и благодаря совокупности этих фактов мне винить себя не в чем. Я не провинился тем, что родился в России и не сверг Путина с вилами еще тогда, когда он захватывал НТВ и менял порядок назначения судей. В этом я не виноват.

Кто виноват в этой войне?

— Лично Путин, все его окружение, каждый по отдельности из самых высших кругов власти, Государственная дума, правительство, Верховный и Конституционный суды, годами строившие эту проклятую систему. Но я не считаю, что виноваты исключительно высшие круги власти. Множество виноватых имеется и среди российских обывателей, только вопрос не в том, что виноваты все. Далеко не каждый россиянин строил вместе с самим Путиным путинизм на своем уровне.

Вернетесь в Россию?

— Первым рейсом не вернусь точно. Возможно, во мне до сих пор играет юношеский максимализм, непринятие, непримиримость, разделение на черное и белое. Границы уже постепенно сходят на нет, я начинаю различать цвета: серый, коричневый, многие другие. Но все еще не могу сказать, что с первым рейсом побегу назад. Я безусловно не поверю любой новой российской власти. Буду исходить из обстоятельств.