«Война не исчезла с пересечением границы»

Наталья. Фото из личного архива

Наталья – редактор Интернет-издания в Санкт-Петербурге. До 42 лет серьезно об эмиграции не задумывалась, собирала документы для репатриации в Израиль на всякий случай. 24 февраля застало ее в конце лечения от ковида, но уже через месяц, едва оправившись после болезни, Наталья вместе с мужем уехала в Баку. С начала войны она ведет дневник, которым захотела поделиться с читателями проекта «Очевидцы 24 февраля». Мы публикуем «Кочевой дневник редактора из Петербурга» в сокращенном виде. Здесь можно прочитать его полностью и следить за обновлениями.

– Среди историй последних месяцев мало о чувствах внутри России. А ведь там тоже страшно, среди пока еще не разорвавшихся бомб.

Эта зима была ужасной. 30 декабря я заболела ковидом, потом пневмонией, потом последствия и минус 7 кг, – всю зиму не смотрела на себя в зеркало. А потом война. Чтобы не рехнуться от страха и ужаса, я стала вести дневник.

Перечитывая его из теплой страны, уже выздоровев и держа в руках свой ежедневный семит и капучино, я чувствую тот же страх. Возможно, он сохранился в буквах. Как мухи липнут на клейкую ленту и остаются там, – так на буквы налипло напряжение. Это напряжение жило в моем теле и не отпускало до момента, пока шасси не коснулись турецкой земли. 

24 февраля | 1-й день | 31 день до вылета

Достала документы для израильского консульства, которые три года назад собрала и отложила в сторону. Заполнила анкеты. Свернула за двое суток 3-летнюю неподвижную гору.

На анкетах написала дату – 1 марта. Не 24 февраля, хотя по чату репатриации знаю, что тысячи человек в этот день так же скачали анкеты. В чатах паника и хаос. Уезжать собрались даже те, у кого нет загранпаспорта.

3-й день

Ежедневно проверяю брата с семьей. Пока под Днепром тихо. Не знала, что Днепропетровск уже давно Днепр.

– Будете уезжать?

– 40 лет здесь строил жизнь, чего-то добился. Думаю вот.

Вспоминали детство, огромное поле с кукурузой за их домом, деда с одной рукой и его кроликов. Руку он потерял во время войны. Той.

5-й день

Друзья уехавших рассказывают, что в Москве на таможне у мужчин проверяют переписки в телефонах. Задают много вопросов.

Переходим все в телеграм. После каждой беседы стираем написанное. Моя подруга из Швейцарии пишет мне осторожно, хотя я ее ни о чем не предупреждала. Люди начинают быть тактичнее. А другие остаются бестолковыми.

Бестолковость теперь имеет тонкую грань, перейдешь ее – и уже сделал подлость.

А. (муж автора дневника – прим. ред.) неделю назад говорил мне: «Ничего не пиши в сторис, в чатах и не обсуждай с подругами». Я его тогда посчитала параноиком.

8-й день

Люди бегут из страны, сворачивая дела за пару дней. Обсуждаем третьи сутки с А. возможный отъезд. Меня при каждом обсуждении трясет. Жуткая паника. Ощущение опасности. Страшно бежать и страшно не бежать.

После 5 недель пневмонии я медленно наращиваю круги: от кровати на ковер, до кухни, двора, такси. Поездка к врачу – кругосветка. Вылет быстро и на неизвестный срок выбивает почву из-под ног.

Я даже не знаю, чего именно я больше всего боюсь. Сесть в тюрьму за сказанное вслух не по линии партии? Оказаться за железным занавесом?

Ночью все-таки купили билеты на конец месяца. Все, что раньше – по ценам Мальдив. А мы не на Мальдивы, – в Турцию. Море, воздух, устроимся там, сможем работать. Рядом Баку – родина А. План логичный. Но с кучей дыр. Как дальше зарабатывать, на что жить? Ничего не понятно.

Гостиница «Астория» в Санкт-Петербурге
Фото из личного архива Натальи

9-й день

Российские авиа отменили все рейсы за рубеж. Наш типа надёжный Аэрофлот в первых рядах. Вернула билет. Реву.

Не могу уже читать новости – каждое утро кто-то уходит из страны, что-то отменяют и запрещают. Это меня не удивляет, 10 лет этот ком копился. Но внезапность, как пощечина.

10-й день

Проверять брата становится тяжело. Сил поддержать кого-то нет совсем. Так вышло, что я проверяю младшего брата, сестра – старшего. На двоих, наверное, меня бы не хватило. Плохо ем, продолжаю худеть.

Все еще охотимся за долларами – в банкоматах очереди и валюта заканчивается быстро. В телеграме делятся опытом, кто как снял. Шутят, что пора ставить палатку.

11-й день

Покупаем новый билет почти на конец месяца – Стамбул-Баку.

В Баку я давно хотела. Но билеты туда всегда стоили, как на курорт, и мы выбирали другие курорты. А теперь билеты по цене 4 курортов, и мы их берем.

Каждый день готовлюсь сначала рыдать, а потом искать новые пути, если что. Думаю, каково людям в подвалах, если живот заболит. Ужасаюсь.

13-й день

Каждый вечер у нас с А. есть час жизни. Мы договариваемся и следующий час просто живем: едим, пьём чай, иногда даже смотрим кино.

Сегодня был международный день – проверила своих иностранок. Наташа из Праги рассказала про девочек, бежавших с Украины. Некоторые сориентировались и приехали к своим чешским поклонникам, с которыми состояли в переписке. Отношения не сложились, но они живы.

15-й день

Оплакиваю рухнувшее. Ощущение беженства впервые в жизни. Мысли отдельно от тела. Тело уже не здесь. Я сама не понимаю, почему у меня ощущение финала. Мы же не эмигрируем, даже обсуждаем открытие бизнеса между Баку и Россией. Новые челноки. Нам просто надо выдохнуть. Выдохнем, я наберу вес, и мы приедем.

Канал Грибоедова в Санкт-Петербурге
Фото из личного архива Натальи

Все уезжают. Звонила Ирочка, моя подруга-врач. Они недавно купили квартиру, родили сына, она выступала на врачебных конференциях и общалась с врачами в Барселоне, Лондоне, Осло. Говорит, им закрыли все эти пути.

«Так и написали в официальном письме: “Мы вам больше не рады”. Веришь, ничего не хочу, а ведь я патриотка и всегда хотела жить в Питере», – говорит она.

Ковид был не так страшен, потому что весь мир был един против природного врага. Против стихии. А сейчас враг страшнее – он человек.

Атмосфера того лета, когда был Чемпионат мира по футболу и в Питер слетелся весь мир, и город стал одним мирным комьюнити, – не повторится. Чёрная пыль от паспорта в красной обложке везде станет следовать за нами. И сожрет все наши лета и маевки.

17-й день

Два больших чемодана.

– Может, один возьмем и самое необходимое? Зачем летние вещи?

– А мы до лета вернемся?

В канале про релокацию уже 96 тысяч человек, а я подписалась в первые дни и было 6 тысяч.

Наш рейс из Стамбула в Баку перенесли на 2 часа, то есть в Стамбуле мы будем два дня. Инста напоминает, что мы были там в первый раз вместе ровно 3 года назад. В те же даты.

Тогда я влюбилась в Стамбул – город хаоса, кипящий котел Востока и Запада. У нас с А. был роман, и мы не собирались жениться. А теперь едем семьей беженцев? Если границы не закроют и на таможне не развернут.

18-й день

Восхищаюсь психикой людей, которые заводят сейчас котиков, отношения и даже детей. Мой максимум – новый невроз. 18 дней напряжено тело. Полная мобилизация. Список дел – мое спасение. Просыпаюсь, смотрю в него, иду и делаю.

У брата все более-менее, дочь даже удаленно учится еще. Огород. Кошки. Не эвакуируются.

19-20 дни

Как хорошо, что мы не сбежали в первые дни. Это была бы истерика. Что бы мы сейчас делали в Турции с нашим обесценившимся бюджетом. В такие моменты я думаю, хорошо, что А. не атеист – у него всегда есть, кого спросить, в отличие от меня.

Сейчас уже и паники будто нет. Внезапно весна, солнце, льды тают. Вечером видели красный не кровавый закат. Пахнет летним Петербургом, когда кругом вода, камень, яхты и лодки, друзья, игристое и гулять ночь напролет. Всё это летнее волшебство возвращается, когда забываешь ужас ноября на берегах Невы.

Летняя веранда питерского кафе в марте
Фото из личного архива Натальи

А надо ли уезжать? Сейчас отъезд даже на пару месяцев, и даже ради здоровья, кажется бегством, эмиграцией. Чертой. Я прожила три жизни в трех местах: Урал, Москва, Петербург. Что дальше?

28-й день

Сходила к врачу. Уже не верю, что когда-нибудь всё будет нормально. Но впервые за 3 месяца просто рада – потому что нет ничего смертельного, и я увижу Босфор и чаек и смогу выдохнуть. Мне можно лететь.

Была в метро, видела буквы Z из георгиевской ленточки. Выведены на экран, то есть это централизованная акция. Жутковато.

Вечером виделась с лучшей подругой из уральской ещё школы. Говорит, там пока обычная жизнь, никакой пропаганды, никаких букв; Уралу на шею не сядешь

.

30-й день

Перед аэропортом заехали к родителям. Разговор с папой перед телевизором. Это конец. Как в кино – беспартийная героиня покидает Союз, а партия считает её… Продолжать разговор не стали.

Паспортный контроль в Пулково. Я два года не была за границей. Во время ковида мы впервые осваивали Геленджик, Красную Поляну. Вместо Хельсинки на кофе ездили в Выборг.

Перед таможней мы удалили часть соцсетей и были готовы к вопросам, но нам не задали ни одного. И мы улетели без обратного билета.

31-й день

В Стамбуле нас встретил друг А., бакинец, и отвез на завтрак к другому другу – стамбульцу. Мне впервые не страшно. Я даже ем. Прилетели в 7 утра, а в 8 уже завтрак с видом на Босфор. Ходим тут как очумелые, вспомнилось, как в тыл детей отправляли – в Ташкент, например, а там солнце и фрукты.

Потом нас поселили в аутентичном районе, где будто маленькая Италия, окраина Рима после войны, когда уже родилось много детей, уже мир, и просто нет лоска, а из окон свешивается пахнущее солнцем белье.

Деньги за комнату друг А. взять отказался. И хотя это просто восточное гостеприимство, я чувствую себя беженкой, причем той, к которой добр весь мир. Впервые такое чувство.

Стамбул – снова окно в Европу, век спустя. Ирония окаянщины.

2 апреля | 7-й день вне России

Мы в Баку почти неделю. Другой мир. Другая жизнь.

Есть ощущение, что мы все же бежали – нам так же все рады и готовы помочь, хотя я к такому не привыкла, ведь на Урале и в Москве с детства учат самостоятельности.

Но мне уже (или пока) не грустно. Зато стало понятно, что я оплакивала т а м. Этого больше действительно нет – мирного летнего Петербурга, куда все приезжают, где слышна речь на всех европейских языках.

Центр Гейдара Алиева в Баку
Фото из личного архива Натальи

30 апреля

Прошел месяц эйфории в Баку.

После ежедневного солнца под сумасшедший ветер (28 м/с против питерского дуновения), после знакомства с родными А. (родители, дяди, дети дядей, семьи детей дядей) и их гостеприимных ифтаров, после тонны тандыра, кёфте и дюшбары, нежнейшей пахлавы, оставляющей медовые следы на пальцах, после разговоров взахлеб (покрытые женщины и непокрытая я, Восток и Запад, и межкультурный язык, на котором говорит любая женщина от рождения, если не прикидывается кем-то другим).

После всего этого, а еще – после ежедневного запаха моря, прогулок по старой крепости, оливок под ногами и гранатов над головой, – вот после всего этого я загрустила.

Парк Физули в Баку
Фото из личного архива Натальи

Мне отчаянно захотелось контраста – простого европейского общения, может быть, рюмочку. Я так расслабилась, что стала везде говорить и писать, что думаю.

Поначалу приятно бакинское уважение, такт, обращение на «Вы» от мужчин, даже друзей мужа; от незнакомых женщин. Везде, как в турецком, сериале тебе говорят «Ханым» (уважаемая). Покупаешь какую-то бытовуху в магазине «Хозяюшка», а тебе консультант: чего изволите, ханым?

Но затем внезапно и жадно хочется иного. И вот вчера я познакомилась в местном чате (чаты релокации – это новый тиндер, в том числе для дружбы) с девочками из Риги и Нижнего Новгорода. Несколько часов болтали на одной волне и расстались со словами: «Мы такие классные, давайте встречаться».

А еще сегодня мы переехали, это уже моя 4-я постель за месяц. Теперь у меня есть шкаф, люстра и ковер.

1 мая | день весны и душевного труда

В Баку тепло и красиво, я каждый день вижу море и расслабленных людей, мне заправляют чистые простыни, у меня есть вкусная еда и много любви. Даже без стабильности назавтра все это сегодня роскошь.

Но каждый день здесь мы говорим о войне. Она не исчезла с пересечением границы, потому что происходит со всеми, просто некоторым повезло не быть прямо там.

Я не стараюсь оградить себя от тех, кто думает иначе, я даже ищу их, потому что не хочу оказаться в пузыре единомышленников. Да, с думающими иначе я не близка, но если наблюдаю таких, то не рву на себе волосы «Как же так?!» (после ковида, кстати, рвать почти нечего).

Я не отписываюсь, не рву связи, – а пытаюсь понять, почему люди так думают. Мотивы позиции.

И вижу там много страха, который мешает признать происходящее. Ну, страшно же, когда мир непредсказуем, когда все не так, как думал, когда люди способны на любой мрак и любое чудо, – каждый, и даже ты сам.

Наталья. Фото из личного архива

9 мая любого года

Наша с М. 22-летняя бабушка Дуся воевала с 1942 по 1945 год, была связистом и медсестрой, дошла до Калининграда. Управлялась с морзянкой, вытаскивала раненых с поля боя.

Когда форсировали озеро Сиваш – мне в детстве это название казалось заморским, а оказалось, это где Азовское море. Там ей пришлось сидеть в окопе по колено в воде. Ноги отекли, и когда ее привезли в госпиталь, сапоги было не снять. Пришлось разрезать. Сначала сапоги. А потом и ноги хотели отнять. Но Дуся категорически отказалась. Она любила наряжаться, а как это делать без лаковых туфель?

Вылечилась, вышла из госпиталя и порвала все медицинские справки. Ноги болели всю жизнь, но Дуся после возвращения в Свердловск носила крепдешиновые платья, красную помаду и духи «Красная Москва». Пудра в хрустальной пудренице, летящие ткани в изумрудных тонах, заливистый смех – такой я ее запомнила. Еще – с тетрадкой, куда она писала свои стихи. Невеселые.

После войны ведь была целая жизнь. Ее будущий муж, наш дедушка Фишель, тоже был эстет. Познакомились они на танцах, где он во время вальса испачкал Дусю своими ботинками (закрашивал потертости на старой обуви, чтоб щегольнуть). Во время холокоста в 1939 он вместе с братом бежал из оккупированной Варшавы и оказался на Урале.

Через 12 лет после Победы, 9 мая, Евдокия и Федор (никто не мог выговорить Фишель на Урале) родили дочь Аллу, нашу маму. У неё родились мы с сестрой. А у их старшей дочери Люды родились два сына. Они выросли и живут на Украине. Вспоминали вместе с ними бабушкины пельмени с манником и особенно – батареи вкуснейшей сгущенки. Ну, и как же без теплых вязаных носков в бандероли?

16 мая

Мотание по гарнизонам перестает быть приключением. Россия с ее отоплением, врачами, косметологами, озоном, собственным домом кажется уже чем-то приятным. Начинаю понимать возвращающихся. Усталость притупляет бдительность.

Вчера номер делюкс и кофе за 7 манат (= цене блюда, 2-х супов или 3-х донеров), сегодня подвал в зоне хостела. Как у Булгакова, – утешаю себя. Завтра снова делюкс, а послезавтра в Баку Формула 1, значит, московские и так цены на жилье умножаем на 3. А доход упал, и это вам не курорт. Отели Баку часто меняют названия из-за плохих оценок. Просят отзывы и беспокоятся о рейтинге вместо того, чтобы работать над сервисом и не тупить.

Flame Park в Баку
Фото из личного архива Натальи

Кругом престиж, бутик, люкс, эксклюзив. Эксклюзивно в городе все – чай, мобильный оператор, медитации. Но пока не переехали в действительно бутик, окна я мыла в отеле сама.

Короче, седины у меня всё больше, а доверить ее здесь некому. Мастера в салонах Баку – сплошь мужчины, но не те, к которым мы привыкли. Те – по красоте, а у этих глаза масляные.

В каждой бочке эйфории есть ложка нефти, и она черная. По моей бочке растеклось огромное пятно.

22 мая | неделя до 90-го дня войны

Постоянно тревога. Баку называют городом ветров; я думала, метафора, оказалось – химия. Этот ветер меняет состав крови и ума, так делал питерский, но бакинский делает сильнее.

Голова полна неясностей. Планируем будущее только на 2 недели, платим за жилье, и так каждые 2 недели.

«Лежала рыдала на белых простынях», – так про себя может сказать сейчас каждая женщина во внезапной эмиграции. Каждый день и у меня в графике: поплакать. Быстро плачу и иду по делам. Иногда некогда, приходится надевать очки и плакать по пути.

«Сейчас сложнее всего атеистам», – говорю в разговоре с Н. (месяц в Турции, ей хорошо, поедет в Россию продавать машину). Говорю и сама осознаю это: если сейчас не верить во внешний космос, тебя быстро поглотит внутренний.

Звонила мама из нашей квартиры в Питере, искали документы. Думаю, только бы видео не включила, не смогу видеть квартиру, разревусь. А ведь я мечтала оттуда убежать и вообще я не домашняя.

Из уехавших можно уже создать новый Израиль.

23 мая

Через неделю закончатся мои 60 дней пребывания в Баку. Я могу здесь быть 90, а потом надо выехать (это и называется визаран). Но сухопутная граница еще не открывалась после ковида, а лететь даже в Грузию сейчас нерентабельно. Решили не вылетать, а сделать ВНЖ, его надо делать не позднее 60-ти дней от момента въезда.

Бюрократии в Баку как будто нет, хотя есть и культ личности, и «блат». Но в России, когда А. получал гражданство, очередь в МФЦ продавали за деньги. Здесь мы все сделали за 15 минут.

Могла я подумать, что вместо гражданства Израиля получу в этом году документ Азербайджана и он будет ценим и желанен?

1-2 июня | реализм в Баку

Дали в эмигрантской группе фейсбука значок «амбассадор». А я все еще ношу в себе вопросы эмиграции, а не ответы.

В соцсетях продолжается драма. Стыд, вина, боль, разложенные в фантики невыносимости и невозможности с этим мириться. Рвут на себе волосы в основном те, кто в тылейшем тылу. Те, кто под сиренами, кажутся адекватнее, хотят жить, решают вопросы. Их философия – это практика: живи. Вызывает уважение. Нытье – нет. Как будто если прилюдно не рвать на себе волосы – ты плохой.
Улицы Баку
Фото из личного архива Натальи

Спрашиваю брата под Днепром, мол, люди стали в Киев возвращаться. То есть становится безопаснее? «Людям есть нечего, деньги нужно зарабатывать. К войне привыкаешь», – отвечает он.

У второго брата вернулась семья из эвакуации. Кажется расстроенным этим фактом, так как там было безопаснее. «Настроение у женщин не очень. Приехали из села от мамы по админ вопросам – школа, босоножки купить ребенку». Я женщин понимаю: жить и выжить не всегда одно и то же.

И всё равно хочется быть красивой. Видеть красивое: обшарпанные домики, стильные интерьеры, закат, вино, сердце человека. И жить всей жизнью, до самой смерти.

19–22 июня

Запретили русскую литературу в Украине. Гнев. Ведь так фашизм порождает фашизм.

Еще. Украинцам помогают активисты из РФ, митингуют, сидят за мир, а там запрещают культуру, которая в этих активистах и вырастила вот такую мораль, которая заставляет бороться. Это абсурд войны. Но для страны, где война – это риторика, это понятно.

24 июня | первый дом в Баку

Заселились в апартаменты на месяц, – первый дом после 3 отелей за 3 месяца в Баку. Своя кухня. Холодильник огромный. Начали готовить: первая паста, первый чобан салат. Помидоры пахнут детством, базилик будто даёт тень в летний зной. Скатерть купила. Блюдца достала. Первые гости. Коврик ручной работы мамы А. Дом.

Раньше думала, всю жизнь бы в отелях жила. Но нет. Временный угол и мещанское болото (даже на месяц) утешают ум. Паника ушла. Могу работать. Могу в шавасане лежать спокойно. Написала план дел. Блокнот положила в одно место, горничная не придет и не переложит. Никуда не поеду целый месяц.

Конец июня | ветер в Баку

Увидела новый термин в сторис А. из Киева – «war life balance». В тылу мы тоже его соблюдаем – живем, пока живы.

На мне платье в горошек. А. говорит: «У тебя стиль послевоенный». Оно такое, как носили и в пир, и в мир. Потому что второго не было. Я себя чувствую более собранной в нем. В кармане без дела лежит красная помада. Здесь это опасное оружие. Город мужчин, но не таких, кто подумает: «Как красиво!»

Дел постоянно много, ритм в Баку московский, центр города – безумная Азия, чей гул доносится до нашего 8 этажа. Стала забывать восхищаться морем в окне. Среди эмигрантских дел, кроме экзистенциальных и финансовых, есть быт. В оффлайновом Баку это так: сгорел чайник – узнай, где купить дешево новый, потом сходи купи, вот и два часа прошло.

Фото из личного архива Натальи
А от стресса у меня есть второй инстаграм, и там я подписана на блогеров, у которых нет войны, а только лето, любимая красивая Москва, тусы, Мальдивы, Лазурка, и все они пишут, как счастливы, а некоторые даже горды родиной. Я хожу в тот аккаунт, чтобы побыть под кайфом, в иллюзии, и расслабить мозг.

Звонила Л., много месяцев в Азии, потом Эмираты, Турция. Теперь вернулась в Екатеринбург. Говорит, не по себе, кругом приметы военного времени: в банке реклама вклада для пенсионеров «Наши герои», на архитектурной академии буква Z. А ведь архитектурный был оплотом харизматиков. Но, наверное, говорит, я слишком чувствительная, так как все вокруг никаких таких примет не видят.

Братья из Украины шлют фото красивых дочерей на летних лужайках. У нас регулярная перекличка в чате. Когда читаю новости про Днепр, боюсь им писать. Но потом они шлют девочек и котов, пишут про огород и уроки фортепиано. И до следующего раза живем.

Конец июля | ковид (?) в Баку

Заболела. Стресс неопределенности, бакинский ветрище и перемена холодных и горячих блюд – пекла улицы и льдов кондиционера. А, может, это ковид снова? Гуглю «кентавра», это новый штамм московский – не подходит. Гуглю ковид британский – подходят все симптомы.

Волосы мои только недавно выпадать перестали. Второй раз я не вынесу. Зато нет сил на панику, финансовый проект сорвался. Договорились с А. больше не шутить про элитное бомжевание.

Врача тут не вызвать, только скорую. Спрашиваю местных, они детей лечат содой. Любую ангину. Глотать больно, начинаю кашлять, все напоминает январский ковидно-пневмонийный ад. Полоскания не помогают, в горле колючая проволока. Ищем врача у друзей, присылают имя и номер, но надо ехать в клинику самим.

Обычно эта нецивилизованная схема раздражает, но в этот раз спасла: моя местная фея А. прислала имя доктора, сказала, на какой этаж подняться и от какой ханум передать привет. И вот 15 минут спустя я в кресле у лора. Диагноз: это не ангина, а бронхит. Отправили на рентген.

Милый старичок в кабинете флюорографии сказал, что от КТ опасное излучение.

– Но в России сразу делают КТ, чтоб не пропустить пневмонию, – научно шепчу я сквозь бронхиальную пленку.

– Людей обманывают, – констатирует рентгенолог, – КТ – только по показаниям, если опухоли. Так зачем облучать? Надо хорошо питаться.

Показывает свежую грушу и говорит, что через 2 тысячи больных за два года так и не болел.

– Ковид искусственно создан, людей снова обманывают, – добавил он. – Всегда эти коронавирусы были, сто лет в обед.

Чувствую, что у меня температура 40. Футболка мокрая, не только от болезни, но и от научного возмущения. Но сил нет. Шепчу, чтобы дали снимок. Легкие чистые, бронхит, – подтверждает специалист.

Лор выписывает лекарства и отправляет на тест. С уверенностью на 90 % в ковиде сдаю его. Через час на почту пришел результат.

4 августа | Баку без сил

В доме теперь есть градусник, у семьи – толковый лор, а я, миссис ковид, годовую норму выполнила. Неделя карантина. Экспресс-апатия на 2 дня. Антибиотики, завтраки и обеды от А., аминокислоты от упадка сил, и врач на связи.

Пока болела, еврейский Сохнут в России почти запретили, оспу обезьян объявили катастрофой. Еще проблема зерна. Но и без этого голода у меня паника. 1–2 месяца назад мы сервис критиковали местный, отели сравнивали. Вот это времена были. Сейчас назад откинуло, к базовым потребностям: еда, жилье.

Иногда думаю плюнуть на все и сдаться. И тогда я вижу себя жительницей Баку, которая терпит, экономит, мучается, во всем себе отказывает, жалуется и забыла, что мир большой. В марте шутили, как я вешаю белье на веревку, а А. из чайханы поздно домой приходит. Шутки ли теперь?

Олл инклюзив без иллюзий, сравниваем с сестрой Европу с Россией. По всем параметрам в России было лучше всего: медицина, ЖКХ, услуги. Да, все, кроме погоды зимой, безопасности и атмосферы. Потом в фильме увидела кадры московской зимы, слякоти, услышала звук скрипящего снега. Вспомнила гололед и как устаешь, пока в куче одежды и обуви дойдешь от квартиры до такси.

Вспомнила чувство мокрого снега: эту смесь зимней темени, уюта, уязвимости и ностальгии. Смесь детства в СССР, мокрых варежек и чего-то ушедшего. Без чего нет меня, но что часто затмевает всю радость. И поняла: нет, здесь мне лучше.

Конец лета | Нервы в Баку

Впервые получила письмо от банка, требующее разъяснений об экономической целесообразности моих банковских операций. Погуглила номер закона, а он об отмывании денег и содействии терроризму. Как раз в тему, когда живешь легально, без удовольствия платишь налоги и даже долгов по кредитам не имеешь.

А затем придется закрывать счета, потому что это уже не тот свободный банк, который нам помогал и зарабатывал на нас. Большой банк испытывает большой страх и косит своих клиентов.

Затем поймала паническую атаку возле сарая, так называется дворец Алиева в Баку. Села на ступени, говорю А., сейчас в обморок упаду (хотя не умею). Это паника, давай дышать, приговаривает А. Подышали и пошли домой. Вечером откупорила рижский бальзам, подаренный рижанкой А. Приняла решение – – забить максимально на всё происходящее в эпоху нестабильности.

А сегодня бывшего мэра Екатеринбурга взяли, город уважает его. В фейсбуке обсуждают: жертва это или долг политика? А я думаю: что такое свобода, самая ценная для меня вещь? И то ли она, что я о ней думала? Свобода – это остаться собой и пойти в тюрьму, или свобода – это остаться на воле (ха-ха) и помогать людям, но при этом молчать?

Кто-то ещё маркетингом занимается, пока все рушится. Предназначение? Призвание?

А. просто деньги на еду и жилье зарабатывает, продавая все, что нуждается в продаже, от компьютеров до обивки мебели. О призвании позже, сейчас о нижней части пирамиды. А я тюль буду стирать. В этих апартах есть тюль, и она пыльная. Вот мое предназначение на ближайшие полчаса.

Оставьте комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

EN