«Паспорт моего мужа превратился в бомбу»

Дмитрию 26 лет. Жил в Рязани, работал в сфере IT. Письмо, которое он прислал «Очевидцам», могло бы лечь в основу сценария для остросюжетной военно-юридической драмы. Граница между воюющими государствами разделила двух любящих людей. Усложнило ситуацию то, что они одного пола.  Дмитрий рассказал, через какое «игольное ушко» пришлось проскользнуть ему и его партнеру, чтобы вместе переехать в безопасную страну. Приводим письмо Дмитрия с небольшими редакционными правками.     

– До событий 2014 года мой муж жил в городе Макеевка Донецкой области. Учился на историческом факультете Донецкого национального университета, где планировал затем стать преподавателем и вести научную деятельность. Но после того, как в город зашли «освободители», а по сути, разношерстный сброд из России, стало понятно, что его планам не суждено сбыться.

«После его отъезда за ним приходили вооруженные люди»

Сначала в институт начали захаживать разнообразные сторонники «русского мира» и предъявлять различные требования: например, не разговаривать на украинском или преподавать так, как они скажут, по тем «книгам», что они привезли из России.

Мой муж всегда придерживался проукраинской позиции. Терпеть такое он никак не мог. Да и эскалация все больше нарастала. Так что, получив диплом в первых числах июля 2014 года, он покинул Макеевку под звуки обстрелов, которые становились все ближе и ближе.

Уехать из города тогда было очень сложно, как он рассказывал. Водители боялись ехать через блокпосты так называемой «ДНР», где могли обобрать до нитки или, если не повезет, вообще расстрелять. Да и сами дороги были не безопасны. Машины периодически попадали под обстрелы.

 Мать моего мужа, которая первое время не хотела уезжать и оставалась еще несколько месяцев в Макеевке после его отъезда, рассказывала, что за ним приходили вооруженные люди. Искали его, говорили, что хотят с ним поговорить. Скорее всего, это связано с тем, что перед отъездом он написал все, что думает о так называемом «ДНР» у себя во ВКонтакте и группах института. И то же самое высказал в лицо сторонникам «русского мира», которые на него и настучали местным полицаям.  

«Все боялись, что на съемной квартире поселятся «сепары»

Из Макеевки он выехал в Винницу, где продолжил обучение в уже эвакуированном ДонНУ в магистратуре. А в марте 2015 года мы познакомились в одном проукраинском чате. Удивительно, но уже через неделю общения с ним я понял, что это тот человек, с которым я хочу прожить всю жизнь. Возможно, это было глупо с моей стороны. Мы были в разных странах, которые, по сути, вели войну друг с другом. Я знал, что наши родители никогда не поддержат таких отношений. Но тогда я дал себе обещание, что сделаю все, чтобы мы были вместе.

В сентябре 2015 я выехал в Украину. К тому моменту он закончил магистратуру, и мы собирались снять квартиру и жить вместе. На границе России и Украины меня «прессанули» тогда с обеих сторон. Со стороны России меня допрашивало ФСБ, так как я открыто высказывался против политики России и участвовал в антивоенных акциях и протестах. На меня уже была ориентировка, и они посчитали, что я еду воевать за Украину. А со стороны Украины, как я понял уже после, с меня просто пытались стрясти взятку: долго расспрашивали и рассказывали про сложные времена в стране. В итоге на обеих границах автобус задержался на 3 часа.

С работой тоже были большие проблемы, даже без учета наших прописок. Гривна сильно обесценилась после начала войны, а рынок труда был сильно сжат. Через 3 месяца мытарств я понял, что лучшее решение для нас – уехать жить в Россию.

С декабря 2015-го по сентябрь 2022-го мы жили вместе в России. Мы решили, что гражданство России он брать не будет, так как это требовало отказа от гражданства Украины. В России фактически он был нелегалом, но нас это устраивало. Работал он удаленно, а наши отношения официально мы бы все равно никак не могли оформить. Я вел достаточно активную протестную деятельность, выходил на митинги и не боялся высказывать свою позицию. Получил за это пару административок и штрафов.

«Отсиживаться, как раньше, не выйдет»

До 24 февраля прошлого года мы внимательно следили за событиями на границе. Думали, что все эти учения – блеф, просто игра мускулами, которая закончится, максимум, признанием «ДНР» и «ЛНР» и введением туда войск. Путину хватило бы этого для очередного приступа патриотического угара. Рейтинги бы поползли вверх. Армия «освободителей и защитников» с пафосом заехала бы в  Донецк, откуда можно было бы показать кадры с ликующими людьми, как когда-то это было сделано с Крымом. Но вместо этого Путин объявил войну. Во время его выступления стало понятно, что это будет не просто очередная гибридная война, а самая настоящая аннексия целой страны. Помню, как меня трясло, когда я смотрел первое видео из Украины, когда стали поступать новости об обстрелах жилых домов и смертях мирных жителей. Я понял, что это начало конца, что обратной дороги нет, и что отсиживаться, как раньше, не выйдет.

Первое, что мы сделали – позвонили маме моего мужа. После 2015 года, бежав из Макеевки, она поселилась в небольшом селе под Винницей.

В первые же дни полномасштабной войны я понял, что надо валить из страны. Не потому что я боялся выйти на протест, а потому что паспорт моего мужа превратился в бомбу. У него даже не было загранника. К тому же Россия официально аннексировала Макеевку, в которой у него и была прописка в паспорте. А значит любая случайная проверка документов на улице могла закончиться либо насильной паспортизацией, либо (что еще хуже) бесконечным заключением в СИЗО.

«Наконец-то появился реальный шанс покинуть Россию»

Для выезда из России необходимо иметь действующий загранпаспорт. Мой муж въехал в Россию в 2015 году, когда для въезда в РФ со стороны Украины загранпаспорт не требовался. Потом Украина разорвала дипломатические отношения с Россией, а значит, теперь никак не может помочь там своим гражданам и оказать консульские услуги. Тысячи Украинцев застряли в российских СИЗО на неясный срок. По российским законам, они лишены всех прав и находятся на положении хуже апатридов. Единственный шанс выйти на свободу  для них – это получить российский паспорт.

Мы звонили на экстренную линию консульства в Киев, писали письма. По совету правозащитников, писали в консульства Украины всех соседствующих с Россией стран. Все было впустую: либо нам отвечали, что надо ждать конца войны и верить в победу Украины, либо практически посылали на три буквы. Консульство в Белоруссии все еще работало, но после начала войны оно перестало выдавать загранпаспорта и сократило свой штат до нескольких человек.

Я пытался писать в посольства других стан с просьбой выдать временный проездной гуманитарный документ. Писал и звонил в ООН. Писал во все международные правозащитные организации. Все было без толку. Единственный совет, который я получил от ООН – это обратиться в ФСБ с просьбой предоставить гуманитарный коридор. Я, конечно, же, этого не сделал. Стало понятно, что мы – сами за себя, помощи с выездом ждать не стоит. И я начал думать.

Первое, что мне пришло в голову – это смешаться с потоком беженцев, которые выехали после начала полномасштабного вторжения через КПП «Три сестры», неподконтрольное тогда Украине, на территорию Белоруссии, а затем попытаться перейти границу Литвы, которая на тот момент начала пропускать к себе украинцев по любому документу и вообще без документов.

Связавшись с белорусскими организациями, я узнал, что не все так просто. С белорусской стороны на границе с Литвой стояло ФСБ. Украинцев тщательно допрашивали и узнавали, откуда они едут. Всех, кто не прошел проверку, увозили в неизвестном направлении (вероятно, в фильтрационные лагеря). Я посчитал этот вариант слишком опасным.

22 марта мы едем в Москву сдавать биометрию. Сотрудники визового центра были немного в шоке, когда вместо загранпаспорта им дали внутренний украинский паспорт, еще и старого образца. По инструкциям, без загранпаспорта в визовый центр даже зайти нельзя, но запрос на биометрию был настоящий, а значит, обработать его они были обязаны.

Через неделю приходит приглашение на вклейку визы. Но куда ее вклеивать, если на руках только внутренний паспорт? Тогда про CUAET в Интернете практически не было информации. Погуглив, я узнал, что Канада в исключительных случаях может выдать специальный проездной документ – Single Journey Travel Document (SJTD). Он предназначен для того, чтобы беженец без паспорта или апатрид с аннулированным паспортом мог безопасно въехать в Канаду, где ему уже одобрен статус беженца. Загвоздкой тут было то, что украинцы по программе CUAET не беженцы. Но мы все равно решили попробовать.

Я составил письмо на английском языке, адресованное консулу Канады в Москве, с объяснением всей нашей плачевной ситуации. Мы повезли его в визовый центр в Москве. Сначала работники отказывались принимать вместо загранпаспорта письмо, но после нескольких звонков начальству они забрали внутренний украинский паспорт, письмо и фото, необходимые для SJTD, и сказали ждать решения.

Через две недели украинский паспорт пришел нам по почте обратно, а с ним и готовый SJTD. Радости тогда моей не было придела. Наконец-то появился реальный шанс покинуть Россию. К тому времени я уже подал заявку на себя и успел сдать биометрию.

Еще одной проблемой оказалось то, что наши отношения не официальны, и в случае гражданского сожительства необходимо собирать доказательства нашего совместного проживания, нотариально переводить их, а также составить декларацию онлайн у канадского юриста, поклявшись, что мы действительно жили вместе все эти годы.

Я по крупицам собрал все доказательства, что у нас были: килограмм банковских выписок за все годы, совместные фото, аффидевиты. Все это необходимо было перевести, заверить, а затем сжать в два pdf-файла размером не больше 2 мегабайт каждый. Я понимал, что виза для меня – это решение одного человека, визового офицера, который будет рассматривать мое дело. И, как оказалось позже, рассмотрение это может быть очень долгим для негражданина Украины. Я ждал, месяц, два, три. Визы все не было. Звонки на экстренную линию в Канаду заканчивались одним ответом: «Вы в приоритете, ожидайте». Все это время мой муж оставался в России, а значит был в опасности. Я много раз предлагал ему ехать без меня, убеждал, что мы встретимся позже. Но каждый раз он отвечал отказом.

В сентябре его SJTD заканчивался. Покинуть территорию России со мной или без меня он должен был до конца месяца. В конце августа я все-таки смог убедить его и купил ему билет до Канады на 22 сентября. Тогда я и подумать не мог, что 21 числа в России будет объявлена мобилизация. 20 сентября я купил билет для себя до Казахстана на 22 число. Оставаться в России после отъезда мужа у меня не было ни желания, ни сил. Визу я собирался ждать в Казахстане.

«Ему сказали, что он поедет вместо Канады в ДНР на фронт»

21 сентября я понял, через какое игольное ушко нам предстоит просочиться. С одной стороны, он – без паспорта, а с другой – я, который хоть никогда и не служил, но имею категорию годности Б и незаконно вклеенное бессрочное мобилизационное предписание. Но я верил, что у нас все получится, и в итоге мы обязательно будем вместе. Именно с такими мыслями я ехал в аэропорт.

Я знал, что, скорее всего, пограничники будут копаться в телефонах, так что мы все заранее почистили. Его документ очень долго, около часа, разглядывали на стойке регистрации. Хорошо, что мы прибыли в аэропорт намного заранее. После многих звонков и вызова начальства его проводили дальше в зеленую зону. Вот там-то и начался ад. Я нервно мерил шагами аэропорт. До моего рейса еще долго. Очень волновался – знал, что его будут допрашивать. Но того, что они будут делать это с таким пристрастием, я не ожидал.

Но все окончилось хорошо. Минут через 40 он позвонил мне и сказал, что стоит возле терминала. Во время «допроса» сотрудники ФСБ разломали ему ноутбук, обшарили телефон, его самого заставили раздеться – искали «нацистские татуировки». Спрашивали про любовь к Путину, про СВО, не хочет ли он остаться в России и получить гражданство. Были и угрозы, и рассказы про то, что его канадский документ в России ничего не значит, что сейчас его порвут, а он поедет «родину защищать в ДНР». Отпустили его в итоге за 10 минут до рейса.

Я был ужасно рад. Его пропустили. Теперь надо было сесть на рейс и мне. Но, к счастью, со мной все было куда проще. Я купил билет 20 сентября, так что вопросы были стандартные, не считая вопроса о годности к службе. А вот тем, кто купил билет 21-го и 22-го, вопросов задавали куда больше: про СВО, про то, почему родину не хотят защищать. Некоторых отводили на дополнительный допрос. Мой билет был транзитным, через Таджикистан. В очереди было много граждан Таджикистана. Они обсуждали происходящее, говорили, что не собираются умирать за Путина. Некоторые из них купили билет после объявления мобилизации за 100 тысяч рублей, лишь бы скорее покинуть Россию. В самолете было рекордное количество русских. Пожилой таджик, с которым я сидел рядом во время полета, сказал, что не видел столько россяин за 20 лет полетов из Таджикистана в Россию.

Ну, а дальше наши приключения подошли к концу. Еще три месяца я ждал канадскую визу в Казахстане – и на восьмой месяц ожидания, после повторной заявки, я наконец получил долгожданный реквест и смог вылететь к своему мужу. 24 декабря в аэропорте Калгари мы встретились. Я верю, теперь мы не расстанемся никогда. Ожидание в Казахстане вдали от любимого далось очень тяжело. Семь лет мы каждый день проводили вместе, а тут оказались так далеко, за много часовых поясов друг от друга.

Сейчас мы просто живем дальше. Тут в Канаде мы чувствуем себя в безопасности, но меня постоянно терзает чувство вины, когда я читаю новости из Украины. Становится стыдно. Каждый раз задаю себе вопрос: «А что я сделал, чтобы этого не произошло?» Может быть, я просто трус, который бежал с поля боя, и стоило бороться до последнего?