« Те, кто едет на смерть, едут молча»
Мы получили письмо от нашей читательницы Екатерины (имя изменено). Ей 26 лет. Работает в сфере медицины. Часто сталкивается с военными во время своих поездок по работе. Ее первые впечатления от таких встреч были пропитаны ненавистью и неприятием, но время и личные наблюдения заставили ее взглянуть на эту ситуацию иначе. Она рассказывает о драмах и трагедиях, разворачивающихся перед ее глазами, о сложных эмоциях и разрывающих сердце прощаниях на вокзалах.
— У меня разъездной характер работы, и поэтому часто приходится контактировать с военными, так как мы часто оказываемся попутчиками. Первые два года я их ненавидела — настолько, что готова была плевать им вслед. Я морщилась, когда они были рядом, и игнорировала их, если мы ехали вместе. Они доставляют массу проблем: шумят, распивают спиртное, пристают. Мне приходится спать с ножом под подушкой в поездах. Понимаю, что это вряд ли поможет, но так мне спокойнее. Больше всего мне жаль проводниц.
Однако иногда их драмы разыгрываются прямо на моих глазах. Помню, однажды мы стояли в Омске, остановка была длинная — минут 40. Подошла пара: женщина лет 35 и мужчина на костылях примерно того же возраста. Они обнимались, говорили друг другу ласковые слова. Я смотрела на это со скептицизмом и отвращением. Когда до отправления поезда осталось минут 15, женщина начала уговаривать мужа зайти в вагон. Он долго сопротивлялся. Сначала она просто просила, потом начала толкать его ко входу. Мужчина громко сопротивлялся, говоря: «Меня там просто убьют, понимаешь? Я не хочу туда. Давай я просто не поеду». Женщина, чуть не плача, возражала: «Тебя объявят в розыск, куда я тебя дену? Как мы будем детей кормить?»
Эта сцена длилась минут 10, а поезд уже должен был отправляться. Она все же запихнула его в вагон, выкрикнув, что любит его. Мужчина прокричал ей в ответ, что она просто хочет его смерти. С тех пор я стала свидетелем множества драматичных случаев с военными, и я уже не могу ненавидеть их так, как раньше. Для меня они по-прежнему убийцы и преступники, но теперь я вижу в них людей.
Было еще несколько эпизодов. Я ждала поезд в очень маленьком городке. Там крохотный вокзал, и со мной пришла пара, на вид им было явно за 45, может даже за 50. Это было как раз в период объявления мобилизации. Сначала они сидели рядом, просто смотрели друг другу в глаза и говорили о детях и даче, но чем ближе было прибытие поезда (остановка очень короткая), тем больше они молчали. Их глаза наполнились слезами, они стали чаще целоваться, как в советских фильмах. Женщина, не сдерживая слез, положила его голову себе на колени, а когда он начал плакать, она прикрыла его лицо одной рукой, а второй гладила. Я невольно смотрела на них, и мне самой ужасно захотелось плакать от осознания того, что он, скорее всего, погибнет на чужой войне. Его обмундирование выглядело ужасно, и сам он был не в лучшем состоянии, прихрамывал на одну ногу. Когда мы сели в поезд, он долго махал ей, стоя в тамбуре, а она еле бежала по перрону. Потом, когда вокзал скрылся за горизонтом, он простоял там еще больше часа.
Я уже научилась определять, кто едет на «ленточку», а кто — в тыл или штаб. Первые не любят говорить о том, что там видели и пережили, будто обжигаются от этой темы и кривят лицо. Вторые охотно рассказывают, как там все хорошо, и делятся впечатлениями. Те, кто на фронте, хотят говорить о мирных вещах, о совершенно обычных вещах, радуются туалетной бумаге, хорошему кофе и сну. Некоторые из них сильно пьют, очень громко слушают музыку в наушниках и кричат во сне, пугая весь вагон. Занятно наблюдать за реакцией других пассажиров. Большинство делает вид, что их не существует, происходит какое-то вытеснение. Только единицы подходят и начинают говорить о победах. Я такое видела всего дважды. Штабные или тыловые поддерживают такие разговоры, но у нас с ними никогда не складывается общение. А вот те, кто на «ленточке», кажется, больше ни во что не верят. Если они едут в отпуск, то хотят болтать о жизни. Те, кто едет на смерть, едут молча. Один военный признался, что они как бы хоронят себя заживо, отгораживая себя от жизни и хорошего, чтобы не соблазниться.