Евгений Рибалко — гражданин Казахстана и этнический украинец, родился в Чернигове. После 24 февраля 2022 года начал активно участвовать в волонтерской помощи Украине. Быстро понял, что требуется что-то более основательное, чем сбор гуманитарки, и основал в Астане благотворительный фонд «Ангелы свободы». Волонтеры фонда своими руками изготавливают поделки в виде ангелов и распространяют их за пожертвования. Собранные средства идут на оборудование бомбоубежищ и восстановление повреждений после обстрелов в детских садах и школах Чернигова.

Расскажите о себе.

— Меня зовут Евгений, я из Казахстана, но, как нынче принято говорить, этнический украинец. Я гражданин Казахстана, но родился в Украине, в Черниговской области, оттуда моя бабушка. Конечно, для меня как человека, который проводил в детстве каждое лето в Украине, эта страна волшебная и особенная. Когда все началось, было невозможно остаться в стороне. А по своей работе я общественник, организатор.

Как изменилась ваша жизнь после 24 февраля 2022 года?

— Это большая трагедия, которая, наверное, как и каждому человеку, в первые дни не давала ни спать, ни нормально себя ощущать. Казалось, что все это неправда, что такого не может быть. Не найдя себе места, я начал пытаться что-то делать. Я думал собирать гуманитарную помощь, но возник вопрос, как её отправлять, и так я оказался здесь, в посольстве Украины в Казахстане. Я начал помогать организовывать процесс гуманитарного движения и увидел очень многих людей, которые вернули ощущение веры в человечество, потому что они действительно хотели помогать и порой несли последнее. К примеру, я такой горы памперсов никогда не видел. Гуманитарки было очень много. Эмпатичность казахстанцев смогла дать силы как раз в тот момент, когда я начал наблюдать весь этот ужас. И ещё это, конечно, очень большой конфликт в обществе. Я очень удивился, когда часть моих знакомых или родственников, с которыми мы всегда имели очень милые взаимоотношения, начали говорить: «Да, так и надо мочить и убивать их — это все нацисты». Ты понимаешь, что это воздействие телевизора и пропаганды, и понимаешь, что в каком-то смысле ты бессилен. Даже своим родителям ты не можешь ничего объяснить, точнее можешь, но вряд ли они это поймут, потому что пропаганда такая сильная. Мне хочется что-то делать, потому что я не хочу жить в обществе, в котором люди одобряют войну.

Как появился фонд «Ангелы свободы?»

— Мы прошли разные стадии. В первые дни мы собирали гуманитарную помощь и отправляли ее в Украину. Отправив первые фуры, мы уже понимали, что надо менять формат, что надо думать о чем-то более основательном, например, помощь школам и детям. Это показалось мне оптимальным форматом, потому что Казахстан в своей политике придерживается нейтралитета. И это можно понять, даже, наверное, нужно понять каждому, почему так: Россия — наш большой сосед, у всех людей там есть взаимоотношения, связи. Я вырос в северном регионе, в Павлодаре, но у меня очень много друзей живут в России — кто-то поехал учиться, кто-то работать. Это взаимообмен и очень тесные связи. Поэтому проект, который помогает детям — это тот самый путь развития гуманного настроения в обществе. Я увидел в этом смысл, начал заниматься волонтерством. Что-то я умел, но собирать благотворительность — для меня это было впервые. Почему «Ангелы свободы»? Потому что это тот самый инструмент, который дает немного обезболивающий эффект. Делая что-то, внося свой вклад, тебе становится чуть-чуть легче. Большинство наших волонтеров оказались в нашем проекте по тому же принципу. Сама механика, принцип очень понятен: люди делают что-то своими руками, а потом предлагают другим людям помочь, сделав донат и приобретя талисман или амулет — кто как его воспринимает — и потом эти деньги финализируются в сферу обучения и образования. Мы все понимаем, что есть причинно-следственные связи, поэтому да, мы делаем убежища для детей, но мы должны думать и о том, чтобы не летели ракеты. А что как не образование и просвещение может помочь не допускать таких войн?

Война в Украине затягивается. В Казахстане, как и в других странах, привыкают к ней. Как это отражается на помощи украинца?

— Конечно, прежде всего работают эмоции. Когда эмоций много, мы видим много активности и донатов. Бывает, что эмоции затихают. Знаете, в принципе неплохо, что они затихают, потому что это означает, что никуда не прилетело и не убило десятки людей. Этому можно радоваться, и пусть лучше у нас эмоциональный фон и повестка чуть-чуть просядут. Наш проект будет жить независимо от эмоционального фона, потому что его механика очень простая: приходят люди, которые желают помочь. А у большинства же из них это не эмоция, а позиция по жизни: если кому-то плохо, он придет помогать. Казахи — очень эмпатичный народ, они всегда кому-то помогали. Всем, кто приезжал на эту землю, они всегда помогали адаптироваться, откликались на беды своих соседей. Я думаю, что у многих это позиция по жизни, поэтому помощь будет продолжаться. Мы очень надеемся, что в скором времени помощь Украине будет не нужна, что нам не надо будет делать убежища в школах и детских садах Украины. Мы очень надеемся, что это время наступит как можно скорее. Когда мы завершаем тот или иной проект, мы говорим: «Лишь бы не пригодилось по назначению».

Куда именно направляются средства фонда «Ангелы свободы»?

— Спустя 6 месяцев войны мы отправились в Чернигов посмотреть объекты, школы, детские сады, которым мы помогали, знакомиться с руководством системы образования. Нашли партнеров и волонтеров в Чернигове. Таким образом процесс доставки помощи выглядит следующим образом: на той стороне в Украине, в Чернигове, у нас есть конкретные организации и люди, которые финализируют нашу помощь в конкретных объектах. Мы помогли уже трем школам и двум детским садам. Какая это помощь? Чаще всего это вентиляция, покрытие пола и оборудование мебелью. Далеко ходить за примером подвалов школ и детских садов не надо — в каждой постсоветской стране они примерно похожи. Конечно, их нужно облагораживать и делать так, чтобы большое количество детей в этом тесном пространстве могли уместиться и не навредить своему здоровью и психике и продолжать учебный процесс.

Какие впечатления у вас остались от поездки в Украину?

— Когда ты воочию видишь разрушенные здания, сожженные машины, следы от снарядов и пуль, если у тебя хотя бы чуть-чуть развита фантазия, то ты можешь понять, что за ужас там происходил. Это первая стадия — ты просто видишь. Вторая стадия — ты начинаешь разговаривать с людьми. Когда они тебе рассказывают эти истории, насколько все было сложно… Я ехал в поезде, а со мной женщины с детьми, они возвращались домой из Румынии. Они рассказывали, как по холоду, в больших очередях, пытались спасать своих детей и родственников — это все очень сильно трогает. Есть истории, когда кто-то погиб, не выдержав нахождения в убежище. Он отправился домой в очередную воздушную тревогу, а именно в этот день прилетело в этот дом, и в итоге ты этот дом видишь и понимаешь, что в той квартире погибла эта семья с двумя детьми. Сейчас, спустя время, я уже могу говорить, рассказать про это, а когда я вернулся сюда, в Казахстан, у меня была большая депрессия. Невозможно было воспринимать происходящее в мирной обычной жизни нормально. Да, люди в Украине приспособились: они посещают какие-то заведения, там есть комендантский час, какие-то ограничения, очень большое сплочение общества. Мне было очень сложно вернуться обратно в жизнь, в которой не каждый человек понимает, какая трагедия происходит.

Война в Украине сильно поляризовала российское общество. Наблюдаете ли вы что-то подобное в Казахстане?

— Старшее поколение смотрит телевизор. Невозможно сказать своему дедушке или родителям, которым уже за 60-70 лет, что они не должны его смотреть. Это очень сложно, и не все способны этот диалог построить. Сама молодежь в своем большинстве, конечно, больше пацифисты, но у них меньше инструментов для диалога. Мы же соседи с Россией, и кто-то посмотрел на происходящее через эту призму. В первое время люди определялись, кто за войну, а кто против. Очень здорово, что в Казахстане были против любой символики, пропагандирующей войну. Казахстанское гражданское общество оказалось зрелым для понимания этого. Но есть частные моменты в семьях, в коллективах. Да, этот конфликт есть. Мне бы хотелось через наш проект снижать этот конфликт. Когда речь о детях, мы говорим: «Давайте просто вместе признаем: война — это плохо, нападать — это плохо, а дети вообще ни при чем, поэтому мы будем помогать детям». Мы встречаем иногда вопросы: «Почему не тем детям, не из того города?» Мы отвечаем: «У нас сейчас есть вот такая возможность. Вы тоже можете помогать детям в любой точке мира, где вы считаете нужным. Пожалуйста, действуйте». В данном случае мы понимаем, что есть украинский народ, который оказался в трудной ситуации, и для каждого из нас стоять в стороне оказалось неприемлемо.

Вы пытаетесь переубедить своих близких и знакомых, поддерживающих агрессию России в Украине?

— Интересный момент: когда я в прошлом году был в Украине, естественно, я выложил пост о том, что я делаю, призвал всех к этому и рассказал свои ощущения. Мне было важно сказать об этом, чтобы мне не говорили: «Да ты не знаешь, что там происходит на самом-то деле». Я поехал, чтобы выстроить диалог близких со мной, чтобы я мог им сказать: «Я вот здесь, и я могу вам рассказать то, что я видел, то, что я знаю». Возможно, я надеялся на то, что это станет усиливающим аргументом, но заметил, что реакция на такие посты у моих знакомых такая: «А как же то, что они улицы переименовывают, памятники ставят и так далее?» Я понял, что достаточно спросить у человека, а был ли он сам в Украине? А когда он там был? Как выяснилось, большинство людей и близко не были в Украине. Тогда ты понимаешь, что ведёшь диалог уже чисто с пропагандой. Этот диалог важен, от него не надо закрываться. Поначалу хотелось всех слать, ничего никому не объяснять, но потом я понял: это же ниточка, это надежда на то, что человек с тобой на связи и ты можешь с ним говорить. Когда мы участвовали в ярмарке, был такой случай: женщина подходит, говорит: «А почему не Мариуполю?» — «Ну, потому что сейчас мы, к сожалению, там не можем помогать. У нас есть возможность — мы помогаем Чернигову». Мы с ней разговаривали-разговаривали, и пришли к общему мнению, что дети точно ни при чем. Таким образом она все-таки сделала донат. У человека была совсем другая позиция, но он сделал донат, сделал свой вклад. Она сказала: «Я, допустим, против Украины, но я согласна, что детям нужна безопасность». Так или иначе, это диалог, и нам сейчас очень важно иметь этот диалог. Нельзя разделять людей: «Так, вы вот там, а вы вот здесь». Надо разговаривать.

Как сейчас в Украине относятся к русскому языку?

— Тема языка всегда используется пропагандой, это чувствительная тема, мы должны это понимать. Но лично я видел, что до войны, что после: если ты говоришь на русском языке, то к тебе не будет никаких претензий. Да, возможно, тебе могут отвечать на украинском языке, и вы можете спокойно вести диалог, так друг друга понять несложно, но если твой собеседник увидит, что ты не понимаешь, он перейдет на русский язык, и объяснят тебе на нём без всяких проблем, претензий и даже непонятных взглядов. Я был в Чернигове за год до войны, и это был очень русскоязычный город, практически все разговаривали по-русски. После войны — прошло всего полгода — и я вижу, что даже если люди не знали украинского языка, они стараются на нём говорить. Не потому что это какая-то политика или кто-то кого-то заставляет — у них просто солидарность. Ну и как бы оно ни было, есть обида. Сейчас люди стараются говорить на украинском, и ты тоже стараешься, но все друг друга понимают. Нет и не было никогда никакой категоричности. Все это надуманное пропагандой.

Как думаете, чем закончится эта война?

— Любая война заканчивается переговорами и миром. Тут очень тонкий момент: был 2014 год, и многие из нас не придали этому значения. Ну, подумаешь, что-то произошло, отжали какую-то территорию. Общество не было так возбуждено и не сопереживало. Мы подождали 8 лет и увидели картину страшнее. Будет очень грустно, если сейчас по тем или иным причинам мы подождем еще какое-то время и увидим картину еще страшнее. Важно этого не допустить. Именно поэтому очень часто звучит такая риторика: мир возможен именно с победой Украины на своей территории. Если оставить что-то в замороженном виде, то через некоторое время мы снова будем ужасаться, снова многие люди и в России, и в Украине будут испытывать катастрофический кризис, и мы снова будем думать: «Как же это могло произойти?»

С какими словами как гражданин Казахстана вы обратились бы к украинцам и россиянам?

— У нас есть простая фраза, мы даже используем с ней стикеры, на которых изображен великий казахский мыслитель Абай Кунанбаев: «Адам бол», что переводится как: «Будьте человеком». Мне кажется, надо не забывать, что мы не звери, что человеку дан разум все-таки для того, чтобы отделять плохое от хорошего, чтобы знать, где нужно помогать добру.