«Мы только на две недели»

Евгении (имя изменено) 18 лет. С началом войны она с мамой переехала в Израиль. В письме Евгения откровенно рассказывает о том, как война, начавшаяся 24 февраля 2022 года, разрушила ее привычный мир, вынудив покинуть родную страну. Она так и не смогла адаптироваться в Израиле и думает, что это никогда не произойдет, ждет, когда в России что-то изменится к лучшему.

– Когда началась война, мне было 16 лет. Подумать только, как давно это было. Сейчас мне 18, а кажется, что с того страшного дня прошла целая жизнь. 

Через три дня после начала войны, 27 февраля, был мой день рождения, и я долго не могла вспоминать о нем без слез.

Весь день прошел как в тумане, хотя, казалось бы, я провела его так, как планировала: с подружками и развлечениями. Но веселья было мало.

Я вернулась домой вечером, чтобы отметить праздник с мамой и бабушкой. После ужина был мой любимый торт. А потом, когда мы поели, мама начала обсуждать с бабушкой текущее положение дел. Я не помню точно, что она говорила. Но когда речь зашла о том, что нам срочно нужно уезжать, я вскочила из-за стола и закричала, что не хочу этого слышать. Я кричала, не останавливаясь и ничего не слыша. Такой страшной истерики у меня никогда не было. Я убежала в свою комнату, забилась куда-то за дверь и рыдала, рыдала, рыдала. Я кричала так, как будто меня режут, а когда смотрела по сторонам — на свою кровать, письменный стол, книги — все начиналось снова. В какой-то момент в комнату вошла бабушка.

«Не трогай ее», — попросила из гостиной мама.

«Я ничего не буду делать», — ответила бабушка и только смочила мне лоб холодной тряпкой.

Я не помню, когда мы уехали. Скажу сразу: я не помню практически ничего из 2022 года. Только эту липкую смесь из тревоги, отчаяния и безысходности. Я помню, что мы собрали вещи за один день и что я не успела попрощаться с подругами. «Мы только на две недели», — говорила мама, и я верила ей. Старалась верить. Я собрала вещи ровно на две недели. Но две недели превратились в три года. Поначалу я запрещала себе что-либо чувствовать. Мама лежала пластом, ничего не могла делать, и я помогала ей, чем могла. Относительно недавно ей стало легче, она смогла адаптироваться и теперь считает себя частью Израиля, куда мы переехали.

А я — нет. И легче мне не стало.

Это место никогда не станет мне домом, и я знаю это точно. Моей боли нет выхода, поэтому я решила написать эту небольшую историю.

Я полностью разделяю мамины взгляды и абсолютно поддерживаю. Я никогда не винила ее за принятие решения о переезде: ей и так самой приходилось и приходится тяжело до сих пор. Мы обе скучаем по нашей родине, но также обе понимаем, что наша любимая страна теперь настолько далеко, что воспоминания о счастливых днях как будто заволокло пеленой. Очень страшное чувство.

Я много думала о том, что бы сделала я на мамином месте. И я не могу дать ответа на этот вопрос. Наверное, я бы тоже уехала, но не так резко, не за один день. А может быть, совсем бы не смогла. Я была в России с начала войны. И это ощущение тревоги невозможно передать словами. Ты гуляешь по любимым местам, сидишь в своей красивой квартире, но каждую минуту словно на иголках. Ночью ты подолгу не можешь уснуть, потому что боишься, что к тебе придут: кто и за что — не имеет значения. Ты просто боишься всего. И так тошно оттого, что в это все превратился твой любимый, единственный дом. Каждый день я мечтаю только о том, чтобы все закончилось, чтобы моя страна стала счастливой. И тогда я вернусь незамедлительно.

Россию для меня ничто не заменит. Я поняла это не сразу, как уехала, но теперь мое сердце рвется на куски каждый раз, когда я думаю о доме. Но я верю в счастливый конец и даже стараюсь вселять надежду в других. Нескольких людей я убедила прийти на выборы в посольство, потому что «несогласие важно выражать в любое время». Если вы думаете, что надеяться на лучшее — глупо, не думайте. Просто верьте. И, может быть, вам станет легче.