Москва – монстр, что высасывает ресурсы из регионов

Юлия Морозова в прошлом — преподаватель кафедры физкультуры и спорта одного из вузов Ростова-на-Дону. Гражданская активистка, была наблюдателем на выборах. Убеждена, что выборы в России носят декоративный характер. Люди, которые их обслуживают, зависимы от государства. И не задумываются о последствиях фальсификаций.

Расскажите о себе.

— Моё имя Юлия Морозова, я из Ростова-на-Дону, преподаватель кафедры физической культуры и спорта. Моя работа мне нравилась. Последние несколько лет я работала на кафедре физической подготовки Ростовского филиала Российской таможенной академии.

Вы занимались гражданским активизмом. Почему?

— Главным триггером стало отравление Алексея Навального. До этого я подходила к этому процессу скорее пассивно: донатила ФБК, следила за расследованиями, которые они выпускали. Но когда произошло отравление, я поняла, что это последняя черта и нужно что-то делать. Я решила стать наблюдателем, поэтому пришла в штаб ФБК в Ростове-на-Дону, прошла обучение и наблюдала на одном из избирательных участков, как проходит процедура голосования. Многое из того, что происходит у нас в стране, мне стало понятно. На моем участке результаты отличались от соседних участков, на которых наблюдателей не было или они подходили к задаче чисто формально. Я увидела, как происходит фальсификация: мы зафиксировали вскрытие сейфа в ночное время, и нам пришлось вызывать прокуратуру. На нас оказывали давление, вызывали наряды милиции, всячески пытались выдавить с избирательного участка. Когда все это закончилось и я вернулась домой, первое желание, которое у меня возникло — принять душ и смыть с себя всю эту грязь. Выборы в России носят декоративный характер, а люди, которые обслуживают эти выборы — зависимые. Как правило — это преподавательский состав, получивший указания, за которые им дают дополнительные дни к отпуску, надбавки или на них оказывают давление, угрожая увольнением. Это люди, которые потеряли свою субъектность. Они не сильно задумываются о том, что будет после фальсификации, что для меня очень странно.

Что не так с Россией?

— У общества нет воли. Мне кажется, не было проведено кардинальных реформ. Нужно было начинать с судебной и отделить суд от государства — он должен быть независимым. Когда этого не случилось, когда не произошли люстрации, тогда опять начался ползучий захват власти силовыми структурами, и в итоге мы имеем то, что имеем. Нам говорили: «Полки наполнены, зарплаты вы получаете, границы открыты, вы можете везде ездить, но не лезьте во власть». Каким-то образом народ это принял.

Что изменилось в вашей жизни после 24 февраля 2022 года?

— Накануне мы с моей сестрой, живущей в Киеве, обсуждали эту тему и сошлись на мысли, что все это блеф и профанация. Не может человек в здравом уме в 21 веке напасть на такую страну, как Украина. [24 февраля] я проснулась в 6 утра, слыша, что на моем телефоне все время капают сообщения, одно за одним. В 7 утра я не выдержала и позвонила сестре, разбудила ее и сказала: «Света, просыпайся, Путлер на вас напал». Она мне в ответ: «Этого не может быть», а потом, через несколько секунд, сказала: «У меня за окном что-то гремит» — это уже началась ракетная атака. Через два дня мы с моими друзьями встретились и дали интервью «Настоящему Времени». Еще через день я вышла с плакатом в одиночный пикет на Большую Садовую — я читала стихи Юлия Кима об Украине, а на плакате было написано: «Прости нас, Украина». Около дома меня поджидали Сотрудники Центра «Э». Дождавшись, когда я погуляю с моей собакой, они задержали меня за сопротивление полиции, привезли в суд и после поместили в СП. Мне предъявили обвинение в оскорблении высшего должностного лица на Фейсбуке. Когда я вышла из СП, мне сказали: «Вы должны явиться в суд, поскольку придет еще одна административка по оскорблению высшего должностного лица». То есть эта административка была воспитательной, а дальше пойдет [настоящая]. После этого я решила, что в данной ситуации разумнее уехать, поскольку в этой обстановке сидеть и молча наблюдать этот абсурд я не смогу.

Должны ли все россияне нести коллективную ответственность за эту войну?

— Я считаю, да. Все мы, и я в том числе, ответственны за то, что произошла такая катастрофа. Она произошла с гражданами Украины, которые сейчас подвергаются беспрецедентной агрессии и жестокости. Катастрофа произошла с Россией, причем надолго. Что касается Украины, у меня есть какая-то внутренняя уверенность, что когда эта война закончится — а я надеюсь, что это случится в ближайшее время, например, через год — весь мир будет помогать Украине. А у России этого не будет. Если в России не произойдет смена власти, если все общество не осознает глубины падения и той катастрофы, в которой оказалась Россия, то это может привести к долгой и неуклонной деградации. Все — мы, наши дети — должны платить налог на восстановление Украины и репарации.

Что ждёт Россию?

— Все ненавидят Москву, все считают, что Москва — это монстр, который высасывает ресурсы из других регионов, и все хотят избавиться от Москвы: от Москвы надо избавиться, пусть Московия как-нибудь сама с собой разбирается, а мы будем жить отдельной от нее жизнью. Прозрение рано или поздно наступит, усталость от войны уже наступила. Даже если посмотреть на то, как это происходило в истории — кто-то должен быть виноват, на кого-то все это надо вешать. В итоге оптимальный вариант — передать Путина в Гаагу, и после этого, мне кажется, начнутся центробежные силы, как это происходило, скажем, в начале 90-х — тогда они были довольно сильны.

Вы следите за новостями? Что из них вас радует, что огорчает?

— Да, я постоянно слежу. У меня с этого день начинается и этим заканчивается. Я веду блокнот, в который выписываю прогнозы наиболее востребованных экспертов, к которым прислушиваются. Я записываю все их прогнозы, а потом, спустя месяц-полтора, сопоставляю. Например, что касается последних событий: каналы Майкла Наки или Марка Фейгина говорили, что Пригожин долго не протянет, и они оказались правы. Ростов в течение полутора суток был захвачен и оккупирован ЧВК, а народ выходил и приветствовал их. Мои украинские друзья спрашивали: «А ты можешь объяснить, почему они там так все радуются?» Я говорю: «Мне кажется, что они радуются тому, что это хоть кто-то, но только не Путлер». Что-то там произошло, какие-то изменения, кто-то пришел, затеял какой-то марш за справедливость, а в чем справедливость никто особо вникать не хочет, но звучит красиво. Удалось усыпить бдительность Пригожина. Что касается CIT — Conflict Intelligence Team и прогнозов Руслана Левиева: мне, конечно, очень не нравится, меня очень расстраивает, когда я слышу от него аналитику и вывод по ней, что война в этом году не закончится, а перейдет на следующий, но анализ всех его предыдущих прогнозов показывает, что он достаточно точен. Мои друзья, оставшиеся в России, очень сильно рискуют. Перед теми, кто находит в себе силы и мужество, я преклоняюсь. Стараюсь поддерживать политических заключенных — с каждым днем их становится все больше. Я нахожусь в контакте с Юрием Павловичем Ждановым, достаточно часто пишу Зареме Мусаевой, Юрию Дмитриеву. Последнее письмо, которое я получила — от Михаила Кригера, который после оглашения приговора спел в зале суда «Червона калина». Он мне прислал письмо, в котором написал, что все нормально, он старается сохранять бодрость духа, и попросил поддерживать других политзаключенных. Нельзя дать этому левиафану полностью себя запугать. В любом случае нужно сопротивляться, нужно пытаться разрывать цепь страха, которой нас всех сковали, чтобы начать делать хотя бы небольшие шаги на пути к новой России, к новой стране.

Почему люди в России так легко оказались подвержены пропаганде?

— Пропаганда правда имеет достаточно высокую силу воздействия, но не на всех. Например, на меня она не действует — во мне изначально присутствовало критическое мышление и дух противоречия. Когда я была школьницей или студенткой, все формальные пропагандистские и милитаристские мероприятия вызывали во мне только отторжение. Когда наконец-таки вся эта система рассыпалась, я была безумно рада, что мой сын будет жить в свободной стране, что он будет заниматься любимым делом и сможет реализоваться, а я буду ему всячески в этом помогать. Сейчас оказалось, что у моего сына и у таких, как он, просто украли будущее. Они нужны этой стране только как пушечное мясо.

Вы вернетесь в Россию?

— Я надеюсь, что вернусь в Россию, у меня даже созрел план. Поскольку у меня есть опыт участия и наблюдения на выборах, я бы хотела участвовать в организации настоящих выборов в новой России или не в России — пусть эта страна будет называться как-то иначе. Затем я бы хотела участвовать в реформе образования: должно существовать много различных школ, чтобы родители могли выбирать, что для их ребенка предпочтительнее, что им нравится больше. Чтобы это были школы с разными программами. Чтобы вузы были интегрированы в международную систему студенческого обмена и кооперации. Я считаю, это крайне важно для того, чтобы новое поколение не повторило наш печальный опыт. Третье, чего бы я хотела — помогать в организации музея истории произошедшего в России в 20-е годы XXI века и того, как Россия к этому шла. Как в Киеве есть музей Голодомора, так, я считаю, и нам нужно создать музей истории фашистского режима. Туда нужно водить школьников и студентов, все это им доносить — как происходило в той же Германии после Второй мировой войны. Это крайне важно. Иначе мы опять можем скатиться к фашистской диктатуре в той или иной степени.